Позвони мне - Борис Михайлович Дмитриев
Много евреев на исходе прошлого века покинуло нашу страну. Трудно судить еврейское счастье. Никто не знает достоверно, что приобрели эти люди в землях обетованных, но вот наши потери имеют необратимо разрушительный характер. Сужу об этом хотя бы и по городу Киеву. Покинувшие столицу Украины евреи увезли с собой неповторимую культуру, бытовую и профессиональную, фактически моделирующую некий общественный тип, отражающий усреднённый портрет жителя большого города. Киевские врачи, музыканты, учителя, торгаши, парикмахеры в массе своей были евреями. Они придавали городской жизни особый подольский уклад, сообщали ей ярко выраженную еврейскую доминанту. Потери города в связи с массовым отъездом детей Авраама на святую землю воистину невосполнимы. Освободившиеся еврейские вакансии авральным порядком начали заполнять корифеи безнадёжно средней руки, отчего качество городской жизни с неизбежностью опустилось до уровня провинциальной безликости.
Вот не устою от соблазна вспомнить одного из старожилов киевского Подола. Мой старинный товарищ Евтеев Александр Павлович жил на Нивках, по улице Салютной. Наезжая к нему из Луганска в гости, я первым делом отправлялся в ближайшую парикмахерскую обслужиться у знакомого мастера, уроженца Подола, еврея по имени Саша. Это не было штатное брадобрейство, но полноценное представление, действо, достойное хорошего спектакля. Саша встречал меня такими картинными жестами и возгласами, что со стороны могло показаться, будто на ваших глазах происходит свидание Тристана с Изольдой. Мастер с поклоном приглашал взойти на тронное место, долго обхаживал, внимательно осматривал со всех сторон, щурил глаз и болтал без умолку. После визита в парикмахерскую можно было покидать Киев со спокойной душой, потому что ты знал всё, что когда-либо случалось в этом городе, что есть сейчас и что будет потом на многие годы вперёд.
Саша не торопясь закуривал дорогую папиросу и мягкими пассами начинал править опасную бритву на дюжине различной жёсткости, покрытых абразивной пастой ремней. На ощупь большого пальца поверял готовность трофейной золингеновской стали и требовал подать горячий под стерильными салфетками прибор. Подсобная женщина тотчас же подносила парующие снасти, и мастер начинал священнодействовать. Мылил, пенил подобранное белоснежной накидкой лицо, словно объяснялся в любви, ангельскими прикосновениями снимал излишки пены с кончика носа и, затаив дыхание, демонстрировал чудеса владения заморским инструментарием. Потом был с обжигающими компрессами кремовый массаж. Потом прохладное пощипывание непревзойдённого одеколона «Шипр» и прощальная улыбка кудесника Саши.
Известно, что благими намерениями вымощена дорога не в очень уютные палестины. Не следует упрощать и представлять историю так, будто пришедший в Германии к власти баварский ефрейтор Адольф Алоисович с самого начала своей политической одиссеи замышлял глобальную мировую бойню. Вот ведь удивительно: почему-то многие вожди-злодеи предпочитают отказываться от своих родовых фамилий и переходят на зоологический язык кличек. Главное дело, в корне настоящей фамилии фюрера Шикльгрубер затаилось любопытное созвучие «шикль» – право же, удивительно перекликается, едва ли не вытягивает на еврейский «шекель». Увертюра к кровавой вендетте Гитлера отзвучала вполне пристойно. Намерения и обещания рейхсканцлера были весьма благородны, ориентированы на социальную справедливость, полны забот, как принято полагать, о рядовом человеке.
С давних времён люди стремились держать на собственном подворье породистую живность, иметь под седлом крепкого скакуна, растить урожайные нивы. Жизнь оформила умение отбирать и выращивать элитные породы или сорта сельхозпродукции в науку о селекции. Современного человека не удивишь сногсшибательной стоимостью породистого голландского бугая, потому что вырастить знатного производителя – дело тонкое и дорогостоящее, хотя и вполне рентабельное.
Естественно было задуматься: если люди прилагают столь затратные усилия для выведения элитного поголовья бурёнок и кроликов, почему бы не обратить внимание на собственное несовершенство и не попытаться улучшить человеческую породу? Рассуждая подобным образом, некто Фридрих Ницше пришёл к «счастливой» идее о необходимости становления сверхчеловека, фактически о селекции элитарной личности. Вот, собственно говоря, с какой, вроде бы наукообразной, затеи начинался обыкновенный фашизм. Оставалось лишь перебросить мосток от одного совершенного экземпляра к единственной совершенной нации, и дело оказывалось в шляпе. Потому что немедленно возникал нериторический вопрос: а что делать с остальными, беспородными, нациями, хотя бы и на предмет неправильной формы черепа? Мириться с подобным соседством не пристало для кристального сверхчеловека.
Люди обыкновенно устроены таким образом, что их восприятие внешнего мира всегда носит персональный характер. Мы видим и слышим отнюдь не то, что объективно окружает нас, но только и именно то, что в состоянии видеть и слышать в данный момент текущего времени. Когда разноется зуб или одолеет головная боль, картина внешнего мира приобретает надлежащий колорит, соответствующий душевному расположению. Хорошо заметил поэт: «Гвоздь у меня в сапоге кошмарнее, чем все фантазии у Гёте». Когда на сердце легко и жизнь удалась, окружающий мир опять-таки отвечает настроению и видится преимущественно в радужных тонах.
Юрия Гагарина, мужчину, надо полагать, безукоризненно здорового и лучезарного, меньше всего беспокоила мысль о человеческом несовершенстве, о необходимости улучшения породы людей. Фридрих Ницше хотя и был человеком талантливым, но, не открою великого секрета, весьма нездоровым. Он умер от сухотки спинного мозга, то есть от хронического заболевания нервной системы как следствия позднего проявления нехорошей венерической болезни. Психические патологии, несомненно, сопровождали по жизни Адольфа Алоисовича. Парнем он был тоже одарённым, знал толк в высоком искусстве – имея замечательный голос, прекрасно пел, великолепно рисовал. Сталин от рождения был уродцем, с целым комплексом физических недостатков. С детства пытался подвязаться на ниве духовного служения, самозабвенно любил театр, высокую литературу, мог часами, по памяти, декламировать классическую поэзию.
Разумеется, для этих ущербных, физически неполноценных людей мир виделся прямо-таки болезненно несовершенным, вызывающим благородные порывы заняться его исцелением. Никому из них в голову не приходило обратиться к себе, навести порядок в пределах собственной шкуры. Но вот устроить профилактические работы по оздоровлению населения планеты, а кое от кого и вовсе избавиться – казалось делом крайне необходимым, абсолютно гуманным.
Все беды на земле от безбожия. Верующий человек принимает жизнь, окружающий мир как абсолютную данность, в которой ничего не следует улучшать или ухудшать, разве только себя самого сделать немного чище, достойней радения Божия. У атеиста дела обстоят значительно сложнее. Если собственная жизнь складывается комфортно, окружающий мир принимается в его существующем виде. Если же в личном житейском плане возникает неудовлетворённость, атеист заявляет во всеуслышание: «Я в мир пришёл, чтобы не соглашаться». Взбунтовавшийся человек не желает задуматься, что никуда он не пришёл, что жизнь человеческая есть священный дар Божий. Ведь не сами же мы назначаем себе право присутствовать в этом неописуемо прекрасном, бесконечно совершенном мироздании. Тогда, на подмену промысла Божьего, выступает
