Джон Кристофер - Смерть травы. Долгая зима. У края бездны
Господи, хорошо, что Джейн далеко отсюда! Миль двести — это более чем достаточно, чтобы не сомневаться в ее безопасности… Чуть позже Метью призадумался и о собственном будущем. У него не было иного достояния, кроме теплицы и дома. Что там говорится в страховом полисе о землетрясениях?.. И все–таки ему повезло: по крайней мере жив. Он похолодел от мысли, что соседей наверняка постигла иная судьба.
Царила полная тишина. Не было слышно даже разбудившего его собачьего лая.
Небо на востоке порозовело, а свет звезд сделался менее ярким. Земля все больше успокаивалась; по ней время от времени пробегала дрожь, однако совсем несильная, можно даже сказать, ласковая. Метью слез со своего насеста и, ежась от холода, стал разминать затекшие суставы.
Дорожка, проходящая мимо теплицы, вела к ферме Марджи. Битое стекло напоминало замерзшее озерцо с плавающими бревнами — осколками от рассыпавшегося в прах дома. Там и сям, подобно плавнику, виднелись раздавленные стебли со следами растекшихся помидоров. Рядом высилась бесформенная куча досок — утром только собирался наполнить эти пятьдесят деревянных поддонов поспевшими помидорами… Метью поспешно отвернулся и заторопился прочь.
Вид того, что осталось от дома Марджи, почему–то произвел на него более сильное впечатление, чем зрелище собственных руин. Впрочем, тут все было так же: дурацкая груда кирпича и каменных блоков, поднимающаяся всего на пару футов над землей. Метью пошел дальше. Вдруг надо кому–то помочь, вытащить кого–нибудь из каменной ловушки? Однако открывшаяся взору картина заставила его забыть об этих надеждах. Ничто в этой куче мусора не напоминало ему былого жилья. Свалка да и только — занавески, черепки от посуды, разломанная мебель, абажур от лампы, распахнутая книга с лежащим на странице осколком черепицы. Еще из кучи торчала человеческая рука. Она тянулась кверху, словно в возмущении или последней мольбе. Рука была белая и принадлежала молодому существу. Наверное, это их дочь, Тесси, — на конец лета была назначена ее свадьба с пареньком из гаража… Метью снова отвернулся и побрел восвояси.
Вернувшись к развалинам собственного жилища и почувствовав страшную усталость и лютый голод, он впился глазами в груду камней и искореженных досок, силясь сообразить, где же кухня. Потом из последних сил вскарабкался на кучу и приметил среди камней верхний край холодильника. Разгреб камни, отбросил несколько досок и принялся расчищать завал перед дверцей. Сперва работа спорилась, но чем глубже Метью проникал, тем становилось труднее, потому что слои делались все более плотными. Дубовую балку стропил, которая застряла как мертвая у самой ручки дверцы, не удалось сдвинуть с места никакими потугами.
Метью выпрямился и утер со лба пот. Голод сделался совершенно нестерпимым — видимо, из–за постигшего его разочарования. Опустив взгляд, он заметил цветную этикетку консервной банки. Извлечь ее из–под обломков было делом нескольких секунд. Консервированные сосиски, давно валявшиеся в доме, — они были по вкусу Джейн, но не ему. Впрочем, сейчас Метью был готов проглотить их сырыми. Он утомленно посмотрел на вожделенную банку. Дело за консервным ножом.
Консервный нож хранился как будто бы в ящике кухонного буфета. Под башмаком как раз хрустнуло зеленое буфетное стекло. Метью нагнулся и стал разрывать мусор, подобно норному псу. Ему попадалось что угодно — столовые ножи, мятая кастрюля, ручка кофейника, кофейная чашечка — целая, вот чудо! — но только не консервный нож. Он продолжал поиски и не успокоился, пока не выкопал еще несколько банок с консервами: фасоль, спаржа, сардины… Фасоль и спаржа полетели в сторону. Зато на банке с сардинами оказалась открывалка.
У него в саду стояли два каменных гриба, когда–то служивших креслами гернсийским ведьмам. Один из них завалился, однако второй остался стоять, хоть и накренился. Метью сел на него и аккуратно вскрыл банку с сардинами. Вынимая рыбешки пальцами одну за другой, он полностью опорожнил банку и выпил все оставшееся в ней масло. Куда бы выбросить пустую жестянку?
Метью по привычке огляделся — он был приверженцем чистоты и всегда старался не привлекать мух. Потом вспомнил руку, торчащую из развалин соседнего дома, и сердито отбросил банку в сторону.
Тем временем совсем рассвело. Теперь можно было оглядеть окрестности. Перед глазами предстала безумная картина: дело было не только в том, что дом и теплица превратились в руины; сама земная поверхность изменила свой профиль: к западу рельеф понижался, к востоку же вздымался. Впервые за все время Метью оценил последствия происшедшего. Бог мой, подумал он, да весь остров, наверное, теперь искорежен! Он увидел стелющийся по земле провод и сообразил, что это линия телефонной связи. Джейн обещала позвонить сегодня утром… Удастся ли ему связаться с ней? Или связь нарушена по всему острову? Скорее всего…
Так или иначе, оставаться здесь не было ни малейшего смысла. Людям, погребенным под развалинами дома Марджи, ничем не помочь; но вдруг помощь понадобится где–то еще? Например, Карвардинам? Подкрепившись сардинами, Метью чувствовал готовность приняться за дело. Видимо, терзавший его голод имел скорее психологические, нежели физические причины; ему потребовалось подкрепить не только тело, но и волю.
Он снова перевел взгляд на руины. Не найдется ли там чего–нибудь, что можно было бы прихватить с собой, — если, конечно, руины согласятся уступить этот предмет? Тут в поле зрения Метью попал один такой свободно валяющийся предмет, и он не смог удержаться от улыбки. То был серебряный кубок, который он получил еще младшим офицером за победу в матче по боксу. Наверное, кубок приглянулся бы грабителям, если только они выжили и сохранили силы грабить; Метью не захотел ни брать его с собой, ни прятать.
Впрочем, прежде чем уйти, он все же поднял с земли нечто полезное — свою двустволку, по–прежнему заряженную. Зачем — он и сам не мог бы ответить, но все же с оружием в руках было спокойнее.
Метью зашагал на восток, туда, где вставало солнце. На склоне холма ему преградили путь вывороченные с корнем деревья. Он забрался на один ствол, потом на другой, и в конце концов оставил препятствие позади. Оголенные корни печально торчали кверху; под ними зияли ямы глубиной в несколько футов. Теперь Метью была видна дорога и развалины двух коттеджей: то же полное разрушение, та же тишина. Солнце уже встало, но птиц не было слышно. Что же с ними произошло? Неужели они все до одной попадали с веток и разбились о землю? А может быть, просто улетели, надеясь найти убежище где–нибудь подальше, на более безопасном берегу? Или умолкли с перепугу?
Дорога оказалась пустынной: землетрясение и не могло застать за рулем много автомобилистов. Когда Метью вышел на асфальт, до его ушей донесся знакомый звук, и он тут же испытал облегчение. Это кричал осел. Мисс Люси держала четырех ослов; у нее всегда были эти животные. Торопясь в школу, Джейн неизменно задерживалась, чтобы покормить их хлебом, печеньем или подпорченными яблоками. Выходит, где–то еще сохранилась жизнь.
От дома Люси тоже не осталось ничего, кроме груды камня, пыли и разного мусора. Метью подошел к развалинам стойла. Рядом с рухнувшим забором валялся дохлый осел; пройдя еще несколько шагов, Метью увидел второй труп. Дальше, на краю поля, сохранилась рощица — терновник, бузина, ива. Протяжное «и–а–а» осла стало громче и жалобнее, стоило ему приметить человека. Несчастное животное лежало с вывернутой ногой; не было сомнений, что она сломана. Метью подошел к ослу и погладил его по голове. Осел уткнулся в него своей длинной мордой, глянул влажным глазом и снова издал хриплый крик. Метью приставил ружейное дуло к его теплой голове, снял предохранитель и спустил курок. В тишине прозвучал оглушительный выстрел.
Метью уже возвращался к дороге, когда снова раздалось пронзительное «и–а–а». Он резко обернулся, не веря собственным ушам. Однако крик доносился на сей раз не из поля, а со стороны рощицы. Приглядевшись, он увидел четвертого осла, беспомощно повисшего на ветвях терновника. Зрелище было настолько потешным, что Метью едва не расхохотался. Перебравшись через канаву, он сунулся в заросли.
Осел не мог шевельнуться, но был цел и невредим. Видимо, его забросило в кусты первым же толчком. Из–за судорожных попыток освободиться он лишь плотнее засел среди колючих сучьев, которые сохранили ему жизнь, подобно тому как стебли бамбука не дали погибнуть Метью. Оставалось всего лишь вытащить осла из колючей западни. Метью взялся было за ветки голыми руками, но только оцарапался, так ничего и не добившись. Тут требовался инструмент — скажем, топор. Наверняка что–нибудь подходящее попадется среди развалин. Метью попятился; осел испуганно вскрикнул. Метью успел узнать животное: это была ослица, та, что посветлее, по кличке Паутинка, — всех четырех ослов назвали именами фей.
