Наталья Болдырева - У обелиска (сборник)
– Нет.
– Хотите, я скажу? Чем она кончится для вас. Руку дайте…
Эккехард сделал шаг к Ульриху, но тот отшатнулся и едва не оступился, застыв на берегу. Задники ботинок с чмоканьем погрузились в мокрый ил. Прямо за его спиной сильно плеснуло, и Ульрих услышал жуткое угрожающее шипение, от которого волосы на голове встали дыбом. Он поглядел на Эккехарда, ожидая увидеть на его лице отражение собственного ужаса. Но эсэсовец был спокоен.
– Не позволяй ему дотронуться до себя. Он заберет твою жизнь, – прошипел женский голос за спиной Ульриха. – Прыгай в воду, если он приблизится к тебе.
– Вы кого защищаете? Одного из тех, кто разрушал ваш город? – поинтересовался штурмбаннфюрер.
– Мы бы его с удовольствием утопили, как и тебя, разрушитель. Но за него просила ведьма.
– Даже так? – чуть усмехнулся Эккехард. – Значит, вы, Ульрих, все же были ей немного небезразличны. Что ж, оставайтесь с этими тварями. Я найду вашу возлюбленную и без вас.
Он отступил всего на пару шагов и будто растворился в темноте. Сердце Ульриха застучало в отчаянии. В нем боролись страх и любопытство, и желание бежать, спасать Марту. Любопытство пересилило. Он обернулся. Едва ли не лицом к лицу столкнулся с русалкой. Он лишь успел разглядеть бледную, голубоватую кожу, покрытую капельками, с разгуливающими по лицу бликами от светящихся вод, зеленые глаза, с узкой, как у кошек, щелью зрачка, оскаленные, как у щуки, зубы. За ее спиной было семь таких же. Ему показалось, что ничего страшнее он в жизни не видел. В панике, уже не слыша воплей русалок – гневных и отчаянных, он метнулся во тьму. А через миг покатился по земле, когда Эккехард подставил ему подножку. Во тьме щелкнул кремень зажигалки. Маленький язычок пламени выхватил из мрака лицо эсэсовца и его протянутую руку.
– От судьбы не уйдешь, Ульрих, – заметил барон. – Как и от собственной глупости.
– Были бы умнее меня, уже бы давно нашли Марту, – бросил с вызовом Ульрих и принял руку.
– Я тоже совершаю глупости. – Экке пожал плечами и помог подняться. – Так что же она вам рассказала обо мне?
– Что вы способны забирать жизни…
– Что еще?
– Что ваша цель – погубить человечество.
– Это неправда.
– Еще она сказал, что вы лжец и вам нельзя верить.
– Если я сейчас соглашусь с вами, как думаете, я солгу? Но тогда опровергну ваше утверждение, что я лжец, – заметил Эккехард.
– А вы всегда лжете, господин штурмбаннфюрер?
– Зависит от настроения и обстоятельств. Покажите свою руку, наконец.
Эккехард перевернул ладонь Ульриха кверху. Неверный свет высветил грязную кожу. Бороздки линий были черны и отчетливо видны в неверном пламени зажигалки. Экке глянул на линии. Через миг на его спокойном лице мелькнуло неверие, а в следующий миг он, выпустив руку Ульриха, бросился в сторону. Спустя три секунды позади него рванул снаряд. Его отбросило взрывной волной, засыпало обожженной землей и пеплом. Он поднялся, немного оглушенный, помотал головой, стряхивая с себя грязь, посмотрел туда, где недавно стоял Ульрих. Теперь на том месте разверзлась глубокая воронка.
– Я ошибался в тебе, Марта. Нет. Ты не испытываешь симпатий к своим врагам… – Он зло улыбнулся.
Фон Книгге обернулся к Висле. Воды снова угасли. Ни одной русалки видно не было. Его руки сжались в кулаки, когда он понял, что на самом деле делал на берегу Ульрих. Барон резко поднял голову. На крутом прибрежном склоне стояла едва различимая во тьме фигурка. Наверное, они увидели друг друга одновременно. Фигурка метнулась прочь. Эккехард побежал следом. Под ногами шуршало, скрипело крошево, пробираться через горы щебня и обломков было трудно обоим. И все же он нагонял ее. Но она вдруг сама остановилась, загнанная в тупик.
– Какое совпадение, панна Марта, – произнес Эккехард. – Мы с вами оказались на том самом месте, где когда-то была одна старая площадь. Потом ее застроили домами, но сейчас домов нет, и площадь снова в своих границах…
– Какая площадь? – она озиралась, ища пути отступления.
– На которой в Средние века сжигали ведьм, – с угрозой в голосе произнес Эккехард.
– Вам одной показалось мало?
Марта вдруг метнулась к одной из торчащих среди груд кирпича стен, отбросила в сторону обломок двери и нырнула в дыру подавала. Эккехард, не задерживаясь, последовал за ней. Они бежали в кромешной тьме подземелий. Какими-то бесконечными проходами, которые повстанцы прорыли между подвалами домов. Но Мартуша опять оказалась в тупике. Эккехард замедлил шаг, неспешно подходя к ней. Оба тяжело дышали.
– Каролина не ведьма, мы оба знаем это, и погибла она лишь из-за незнания, – продолжил он.
– Не лги – это ты убил ее!
– Нет. Я бы предпочел, чтобы она до сих пор грела мою постель.
– Лжец. Я прекрасно знаю, что дают тебе ключи. Ты бы не стал упускать возможность. И ты убил бы любого, чтобы завладеть ими.
– Ты ничего не знаешь!
Эккехард начинал злиться.
– Так расскажи мне, слуга погибели.
– Ключи принадлежат мне. Я лишь возвращаю то, что украли.
– Никто не хочет, чтобы ты отпер двери, за которыми скрыта погибель человечества.
Эккехард презрительно улыбнулся.
– Это красивый миф для таких, как ты, впечатлительных особ. Все гораздо банальнее, чем ты себе можешь представить.
– И?
– Наставница Каролины открыла ей, как можно уничтожить ключ. Но бедняжка думала, что это сильно навредит мне… В действительности же все произошло в точности до наоборот. Это освободило часть заключенной в ключе моей силы. Последствия ты можешь наблюдать вокруг…
Полька смотрела на него с недоверием.
– Незаметно, чтобы ты стал могущественнее.
– Стереть еще пару городов с лица земли, чтобы ты поверила?
– Ты лжешь! Ты слабеешь, и чутье твое слепнет! Не успей ты взглянуть на руку унтер-фельдфебеля, то превратился бы в пепел вместе с ним! Сейчас просто запутываешь меня, чтобы получить желаемое. Но я тебе ничего не отдам!
– Потому что нечего? Я догадался, что ты отдала ключ русалкам. Но дышать под водой я пока не научился.
– И ты хочешь поймать меня и потребовать у них ключ взамен моей жизни? Они не отдадут его тебе. И я – больше не его хранительница.
Эккехард достал «Вальтер».
– Куда я там тебе попал? В плечо? – спросил он. – Кто из нас больший лжец еще можно поспорить, панна Марта. Так заморочить голову бедняге Ульриху… Так подло дать ему чистую рубашку, словно провожая в последний путь. И лишь для того, чтобы я заметил и попался на твой крючок? Ты превзошла саму себя. Если бы ты не сделала этого, я бы и думать о тебе забыл, считая, что в Варшаве одна хранительница и один ключ.
Он навел на нее пистолет, нажал на спуск. Послышался щелчок. Мартуша засмеялась.
– Что теперь будешь делать, господин штурмбаннфюрер? Ты на что-нибудь способен, кроме как убивать человеческим оружием? Твоя сила воздействует только на простых смертных, ведь так?
– Подойди ко мне, дай руку и узнаешь.
В ее ладонях вдруг вспыхнули огненные шары, на миг осветив высокие своды подземелья. Пламя сорвалось, полетело к Эккехарду со скоростью реактивных снарядов, но на полпути к нему стало угасать, синеть, будто превращаясь в выдох на морозе, и исчезло.
– Твоя магия надо мной не властна, – произнес Экке в заново окутавшей их темноте.
– Стоило проверить, – сурово ответила полька. – Но я вас все равно уничтожу, господин штурм-баннфюрер.
Она вдруг взмыла в воздух, ускользнула под самый потолок. Там откинулся люк, и Мартуша выбралась наружу. Барон запоздало бросился вперед, задрал голову, стоя под люком. Мартуша смотрела на него сверху и заливалась недобрым хохотом.
– Огонь! – приказала она.
Ее синие глаза на миг осветились алым. А внизу в подземелье зажглись расставленные на земле широким кольцом масляные фонари. Эккехард на миг зажмурился от света, огляделся. Он стоял посреди огромного подвального зала. Белые стены. Высокие сводчатые потолки, выложенный кирпичом пол. Пузатые винные бочки с двух сторон. Он понял, что находится в подвале ресторана Мартуши, снова обратил к ней взор.
– Вы сейчас похожи на разъяренного черного льва посреди римского Колизея.
– Да неужели?
– Так же зло скалите зубы, господин Эккехард, так же чувствуете себя затравленным. Увы, гладиаторов у меня нет, зато есть довольно любопытные механизмы, которые вы нашли бесполезными, как рассказал ваш несчастный друг – господин Ульрих.
Эккехард вздрогнул, когда пол зацарапали железные гусеницы, закрутился на месте, смотря на выезжающие из-за бочек «Голиафы». Осознав свое положение, он действительно рассвирепел.
– Я доберусь до тебя! – выкрикнул он, снова обратив к ней лицо.
– Уже нет, Экке. Экке… Каролина, моя несчастная сестра, с такой нежностью произносила твое проклятое имя!
