Александр Трубников - Черный Гетман
Едущий на коне Богдан Молява махнул рукой передовому разъезду, чтоб начали искать удобный подъем. Обоз сбавил ход и Ольгерд воспользовался короткой передышкой, чтобы пересесть на вторую свою заводную лошадь. Укрытый теплой попоной гусарский жеребец, непривычный к походной жизни, всхрапнул, требуя от хозяина овсяного оброка. Ольгерд подошел ко вьюкам, зачерпнул из мешка длинных колючих зерен и сунул руку ковшом под морду коню. Жеребец вновь недовольно всхрапнул, но угощение принял с благодарностью.
За все время длинного, больше чем в шестьсот верст, пути, перед Молявой, как перед начальником, стояла почти неразрешимая задача — прибыть к месту до того, как наступающая на пятки весна растопит снег, превращая любую дорогу в непроходимую кашу распутицы и пустит по рекам, искони в лесной Руси в зимнее время заменяющих путникам дороги, кряхтящий и стонущий ледоход. Ко всем сложностям похода добавлялось и то, что казакам нельзя было попадаться на глаза ни черниговцам, у которых заправлял ставленник золотаренковской партии, ни уж, тем паче, московским воеводам и их соглядатаям. Взвесив все за и против, казаки решили идти кружным, но во всех отношениях более безопасным северным путем — через Вышгород по правому берегу, к днепровским верховьям.
В Чернобыле, где квартировал надежный полк, они обменяли телеги на сани и переправились через Днепр по льду десятью верстами выше устья Припяти. Оттуда двинули, забирая помалу на восток по малолюдным местам, обошли верст широкой дугой Чернигов, а дальше, сказываясь переселенцами, едущими на вольное Зауралье, двинули по замерзшему руслу Десны. Войдя в пределы Московского царства, моля господа чтобы тот придержал весну, свернули на речку Снежеть, которая и должна была, если верить Остапу и письму Душегубца, вывести к затерянному в бесконечных дремучих лесах острогу, где их должен был ждать будущий казацкий предводитель и царь.
Господь на сей раз был явно на стороне куреневцев и все время пути, словно споспешествуя их замыслам, держал, не отпуская, легкий, но надежный морозец. Брянские леса, и без того суровые и холодные по сравнению с Киевщиной, стояли, укрытые снежными шапками, а русло петляющей меж чащобами Снежети с пятивершковым льдом и крепким, словно деревянный настил, настом, мало чем отличалось от мощеных городских улиц. Кони, освобожденные от подков, шли вперед лихо и куражно, словно ямской поезд по хорошо сбитому тракту.
По реке прошли мимо городка Карачева, чьи окрестности полностью оправдывали название, которое он получил от частых здешних гостей, татар. Кара-чев на татарском означало именно "черный лес", глядя на которой немедленно приходили на ум рассказы о том, что именно здесь "у села Карачарова" и встретился с Соловьем-Разбойником по дороге в Киев Илья Муромец…
На последней ночевке казаки перестали изображать из себя мирных черкасов, ищущих лучшей доли в далеких землях, извлекли из саней оружие и сменили мужицкие зипуны на дорогие кунтуши, из-под которых теперь посверкивала крепкая стальная броня. Так вооруженным до зубов отрядом, выехали на неожиданное посреди леса верстовое поле, в далнем конце которого чернели бревна острога
Конечная цель путешествия, логово Душегубца представляло собой стоячий, то есть собранный из вертикально вкопанных в землю дубовых бревен, трехсаженный острог с обламами — крытыми навесами над главной стеной, который был возведен на круглом насыпном холме. То ли на месте покинутого городища вятичей, не то древнего готского кургана.
Главным отличием острога от многих десятков подобных засек, которых Ольгерд навидался за время службы у донцов, была возвышающаяся на два яруса выше стен круглая башня, со стрельчатыми окнами, сложенная из дикого серого камня.
Смотри-ка, донжон себе поставил, будто какой французский лыцарь, — пробурчал, разглядывая башню, Молява. — Ладно устроился этот Дмитрий. Только вот встречать нас, похоже, никто не спешит…
И в самом деле, несмотря на то, что отряд, подняв кошевую хоругвь, приблизился к острогу уже на расстояние в половину мушкетного выстрела, островерхие двухсаженные ворота, зажатые меж деревянными башнями, и не думали открываться.
— Кто-то внутри все же есть, — всматриваясь до рези в глазах в приближающиеся стены, ответил кошевому Ольгерд. — Не выглядит острог заброшенным. Только в обламах, точно говорю, ни души.
— То-то и оно, — пробормотал, пряча люльку в карман, Молява. — Не похоже, чтобы нас тут встречали, как званых гостей. Не случилось ли, с Дмитрием Дмитричем чего, не приведи Господи?
Разговор с кошевым оборвали крики замыкающего разъезда. Ольгерд обернулся назад и увидел, как с противоположного конца поля вытекает из лесу и катится прямо к ним, разворачиваясь на ходу в конную лаву, визжащая и улюлюкающая толпа.
— Татары, мать их перетак! — рыкнул Молява. — И зимой им теперь в Крыму не сидится. Вот, значит, от кого острог запирали. А ну, хлопцы, завертай сани в гуляй-город!
Конные казаки, прикрывая пеших, выстроились в негустую цепь и наставили в сторону вопящих татар заряженные карабины, в то время как возницы начали споро распрягать коней, так что не успели налетчики приблизиться на расстояние прицельной стрельбы, как у них на глазах выросло полевой заслон. Более известное просвещенной Европе как вагенбург, это круговое укрепление из возов или саней, внутри которого укрывались пешие стрелки и копейщики для легкой татарской конницы было препятствием почти непреодолимым.
Казаки дали упреждающий залп с седла, после чего спешились и ушли в укрытие. Противник понял, что легкой добычи ему не видать, как своих укрытых немытыми патлами ушей, и крик татарской лавы перешел в разочарованный вой. Однако командовал крымчаками отнюдь не безбородый юнец — конники с ходу поменяли тактику и, располовинившись на две колонны, начали обтекать санный гуляй-город, на ходу осыпая его стрелами. В ответ запорожцы открыли ружейную стрельбу.
Потеряв несколько человек, татары отступили и рассредоточились, окружив гуляй-город так, чтобы, в случае вооруженного отступления, отсечь казаков от леса. Похоже, неведомый предводитель принял решение живыми их с поляны не отпускать.
Зарядив карабин и пистоли Ольгерд сел, опершись спиной на санный передок и оглядел поле боя. Татары сновали взад-вперед на безопасном от выстрелов удалении. Похоже, что это была не попутавшая времена года набежная орда в несколько тысяч человек, а такой же как и у них, малый отряд, тайно пробравшийся в самую глубь бескрайней брянской чащобы с какими-то им одним известными целями. Но чем дольше он размышлял о происходящем, тем сильнее в нем крепла уверенность, что цели у татар и казаков совпадают.
Ольгерд кинул взгляд на душегубцев острог, который все также безмолвствовал, скалясь запертыми воротами. Однако глаз уловил в одном из окон верхнего яруса башни едва заметное шевеление. Казалось, что оттуда наблюдают за стычкой.
Вторая атака татар началась одновременно с трех сторон. Под прикрытием лучников, всадники в железных остроконечных шлемах с волчьими лисьими и шакальими хвостами, обнажив сабли, рванули вперед, с остервенением нахлестывая и без того взбудораженных боем лошадей.
Казаки, а вместе с ними и Ольгерд, дали залп по приближающимся всадникам, однако татары надвинулись слишком быстро и перезарядиться казаком не удалось. Защитники вагенбурга стали без суеты готовиться к рукопашной. Глядя на то, как казаки готовят к бою кто сабли, кто пики, Ольгерд вытянул даренный Обуховичем клинок и заботливо обтер его замшей. Не успел он занять место в строю, как татары посыпались с коней прямо на сани.
— Отбивай, хлопцы, пока стрелки не готовы! — рявкнул Молява и, не давая врагу опомниться, ринулся в бой.
Ольгерд разрядил в первого возникшего перед ним противника один ствол своего двойного пистоля, оставил второй на самый крайний случай и, запрыгнув на сани, тут же схлестнулся в сабельном поединке в вертким, как червяк, молодым татарином. Сабельный боец из противника оказался, что из безногого скороход. Ольгерду хватило двух движений: отвлекающего отмаха и тычка прямо в горло, чтобы отправить его к татарскому аллаху. Со вторым, кинувшемся на него прямо из седла, пришлось повозиться. Татарин сбил его с ног, тут же, не дав подняться врезал ногой в грудь, но напоровшись мягким сапогом на стальной доспех, завыл, отскочил в сторону, споро выставив перед собой тяжелый турецкий ятаган. Ольгерд надвинулся и нанес рубящий удар. Татарин парировал грамотно, уводя свой клинок в сторону так, чтобы размахнувшийся противник подался вперед и потерял равновесие. Однако Ольгерд ждал подобного финта. Перехватив рукоятку сабли двумя руками он, словно крутя колодезный ворот, вывернул в сторону ятаган. Не ожидавший ответного финта противник споткнулся и упал на одно колено. Этого было достаточно, чтобы размахнуться и рубануть саблей по вытянутой незащищенной шее.
