Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр
Фань Лянь не проронил ни слова.
Чэн Фэнтай продолжил:
– Ну тогда у тебя остается один только путь – заказать наемного убийцу и покончить с ней.
Фань Лянь медленно вскинул голову и спросил:
– И сколько это будет стоить?
Видимо, он всерьез задумался над этой идеей. Разгневанный Чэн Фэнтай отвесил ему парочку ударов:
– Ну ты и вконец испорченный мерзавец! – Встал со стола и снова надел очки: – Словом, твоя плоть и кровь сейчас в плену у Цзэн Айюй, а выкупать тебе ее или нет, решай уже сам!
Эти слова разожгли огонь в сердце Фань Ляня, теперь он смотрел на Цзэн Айюй как на преступницу, что похитила его ребенка и шантажирует им, подобное поведение вызывало у него отвращение. И в самом деле, для него не имело значения, находится ребенок в материнской утробе или же вне ее, все равно это один и тот же, отдельный человек. Со вздохом он покачал головой, признав про себя поражение. Все эти полгода он хлопотал по работе впустую, с такими трудом заработанные деньги пойдут теперь на ребенка, и вдруг его окатило нежной скорбью и сочувствием, словно он в миг постарел без причины.
Чэн Фэнтай решил, что он все еще переживает из-за своих кровно заработанных, и проговорил насмешливо:
– Если тебе и впрямь не под силу расстаться с этими деньгами, давай я заплачу.
Фань Лянь глянул изумленно на него, а Чэн Фэнтай продолжал:
– Я просто куплю Шан-лаобаню юного ученика, потом поменяем ему фамилию на Шан, и он станет для тебя выступать.
Фань Лянь вскочил как ужаленный:
– Не валяй дурака! Куда это годится?!
Чэн Фэнтай, посмеиваясь по пути, прихватил с собой большой арбуз и отправился повидать Шан Сижуя.
Глава 28
Сегодня вечером Чэн Фэнтай снова явился на представление и на этот раз уже не опоздал. Впрочем, Шан Сижуя уже окружило несколько актеров, все они шумно переговаривались, а при виде Чэн Фэнтая уступили ему место рядом с Шан Сижуем. Чэн Фэнтай попросил официанта, разносящего чай, принести из его машины два арбуза, нарезать их и подать на стол.
Некоторые из известных актеров поделились с Шан Сижуем своими соображениями касательно представления, закусывая при этом арбузом. Чэн Фэнтаю неохота было пачкать руки липким соком, и он молча слушал их праздные разговоры. Каждый в своих речах превозносил наставника Цзиня, выступающего на сцене. Наставник Цзинь полностью оправдывал свое сценическое имя [165] – голос его лился плавно и мягко, обволакивая слушателей, совсем как парчовый атлас, что преподносят в качестве высочайшего дара. Раскрыв рот, он, казалось, расправлял отрез шелка над зрительным залом, пение его было подобно текущей воде, и никто даже не замечал, когда он успевал переводить дыхание. Хотя за свою жизнь наставник Цзинь брал немало учеников, только трое из них, в том числе и Шан Сижуй, переняли от него истинные знания. На деле же Шан Сижую удалось получить кое-какие наставления только благодаря Шан Цзюйчжэню. Хотя его и не приняли в официальные ученики, но, поскольку и наставник, и подмастерье были знаменитыми актерами, окружающие воспринимали их отношения всерьез. Толпа забрасывала Шан Сижуя вопросами касательно наставника Цзиня, но Шан Сижуй долгие годы не получал от него ни весточки, даже знакомыми их нельзя было назвать, так что он не мог ответить ничего внятного. Шан Сижуй перенял у наставника его умения вовсе не потому, что наставник Цзинь особенно ценил его, а лишь благодаря своей природной одаренности, и только. Певческий стиль наставника Цзиня был таков, что талантливый человек мог выучиться ему за три месяца, однако обделенный способностями не освоил бы и за всю жизнь. Быть может, отсюда и проистекала городская легенда, что язык у Шан Сижуя состоит из ста восьми мышц. Кто-то за столом упомянул Чу Цюнхуа, всем казалось, что после ухода наставника Цзиня именно он покорит всю страну. Однако против всяческого ожидания судьба его сложилась иначе – и неизвестно еще, удачно или нет, – он ушел в названые сыновья. Теперь он не испытывал недостатка в еде и питье, но его природный дар начал угасать. На сей раз наставник Цзинь вернулся из Нанкина с поразительной сплетней: покровителя Чу Цюнхуа по политическим причинам посадили под домашний арест, и след самого Чу-лаобаня пропал. Нрав у него был довольно резким, он легко мог обидеть, и вполне возможно, что семья старикана воспользовалась удобным случаем, чтобы втайне навредить ему. Всех до единого эти новости ужасно раздосадовали.
Актеры сплевывали арбузные семечки в ладонь, а сплюнув достаточно, разом кидали их в фарфоровые блюдечки и вытирали начисто руки. Шан Сижуй сидел с широко распахнутыми глазами, изумленно выслушивая сплетни. Сплюнув пару семечек, дабы выразить признательность Чэн Фэнтаю за его дар, он съел кусок или два арбуза, после чего весьма сдержанно вытер руки, на этом покончив с закусками. После представления актеры сразу же ушли за кулисы, чтобы поздравить участников представления, а Шан Сижуй по своему обыкновению остался сидеть с Чэн Фэнтаем, развлекая его болтовней. Только он заметил, что сослуживцы спустились с лестницы, как тут же схватил арбуз и неистово в него вгрызся. Нахмурив брови, Чэн Фэнтай глядел на него беспомощно с легкой улыбкой, словно испытывая боль вместо арбуза:
– Шан-лаобань, отчего за спиной у людей ты один в один как Чжу Бацзе?..
Шан Сижуй не обратил на него внимания, и Чэн Фэнтай, вдруг подскочив в страхе, продолжил свои поддразнивания:
– Ах! Шан-лаобань! Кто-то
