Надо – значит надо! - Дмитрий Ромов
Но у Злобина и своя структура в структуре имелась, хотя, наверное, не такая крепкая, как у Андропова. Достаточно вспомнить, что во всех местах, где я оказывался, у него были доверенные люди на руководящих позициях. Так что, Де Ниро игрок совершенно непростой и недооценивать его никак нельзя.
— Он собирает группу перспективных молодых экономистов для того, чтобы отправить в Йель на стажировку, — сообщает Андропов.
Я покашливаю:
— Почему-то мне кажется, я знаю, что это за молодые экономисты.
— В основном из Ленинграда, — кивает Андропов, подтверждая мою мысль.
Он же сам их и курировал, всех этих Чубайсов, Авенов и прочих. Пестовал, не зная, чем дело закончится. Должно быть, ошибся. Так же, как и в Злобине, поставив вместо себя и рассчитывая на личную преданность. А тут облом-с…
— Некоторые, если я не ошибаюсь, там уже бывали.
— Возможно, — соглашается он. — Важно, с кем и о чём они будут общаться и от кого ума-разума набираться. Думаю, тебе не нужно объяснять, к чему это может привести.
— Не нужно, Юрий Владимирович. Я вот думаю, простите, что не в своё дело лезу, но полагаю, было бы очень здорово, если бы вы оттеснили нового председателя и его партнёра Горби.
— В каком смысле партнёра?
— В деловом.
Я достаю их кармана компактный импортный диктофон и включаю кнопку.
«Я не совсем поняла, — строго произносит Раиса Максимовна, — а каким образом Михаил Сергеевич будет получать вознаграждение?»
— Что это? — хмурится Андропов.
«Раиса Максимовна! — с мягким упрёком произносит Горби — Разговор о другом. Зачем…»
— Это что, Горбачёв?
— Да, он самый, — киваю я. — И Злобин там тоже есть. Чуть дальше.
Лишнее с записи убрано и оставлены только самые яркие моменты.
— Боюсь, от реформ, которые эти люди устроят, будет мало пользы для государства.
— Надеюсь, — с расстановкой говорит Андропов, — ты понимаешь, что если дойдёт до расследования, им обоим лучше хранить молчание.
— К сожалению, понимаю, — я киваю.
— Погодите, пока Леонид Ильич не съездит в Ташкент, — говорю я.
Он тоже кивает.
— Ну, что, Михал Михалыч, — приветствую я улыбающегося Радько, — можно вас поздравить?
— Можно, — кивает он. — Поздравляй.
— Поздравляю с вербовкой. Расскажете, как вы его раскололи?
— Нет, — ухмыляется он. — Профессиональные секреты. Раскрывать не могу, передам по наследству своему сыну.
— Папа, — подмигиваю я, — узнаёшь своего блудного сына?
— Нет, сынок, не узнаю. Даже и не проси. Какая тебе разница? Боль, понимаешь ли, и кровь могут решить многие проблемы.
— Верю, конечно. Но немного опасаюсь, что как только клиент окажется на свободе, он может постараться исчезнуть из поля вашего зрения. А ещё хуже, предупредить Поварёнка, что вы снова хотите его увидеть.
— Поварёнок — это тот самый, которого в прошлый раз водичкой поливали?
— Чего вы только с ним не делали.
— Не опасайся, так и быть, скажу. Паренёк-то действительно из Баку. А у меня есть там кое-кто из коллег. А у этого Азера там есть кое-кто из близких. Улавливаешь связь?
— У таких людей редко бывают близкие и, тем более, привязанность к ним.
— А старушка-мать ни в счёт? — ухмыляется Радько. — А неодобрение подельников? Они ведь очень не любят, когда их приятели постукивают в чеку или ментовку. Если положить это на одну чашу весов, а Поварёнка твоего на другую, как думаешь, какая чаша перевесит?
— Даже и не знаю, — качаю я головой. — Что-то я совсем не уверен, что это надёжная гарантия…
— Послушай, юноша, когда между тобой и твоим… ну, скажем, собеседником, устанавливается живая, трепетная связь, ты всегда это чувствуешь. Боль объединяет, делает родными и по-настоящему близкими. Это невозможно не почувствовать, уверяю тебя. И когда вопросы жизни и смерти отступают на задний план, остаётся лишь чистая, выкристаллизовавшаяся боль, связывающая два сердца. Это прямая и нерушимая связь.
— Ну… со мной, похоже, связи у вас не возникло.
— Это точно, ты случай уникальный, да и потом, вспомни сам, наше общение было практически мимолётным, коротким и неосязаемым. Короче, Брагин, не е*и мне мозги, понял, да? Не сомневайся, можешь на своего Азера рассчитывать, как на безотказного раба.
Ну что же, поживём — увидим. Рисковать бы совершенно не хотелось, но что же тут поделать…
Время бежит быстро, а когда события входят в накатанную колею и начинает отсчитываться привычный для большинства людей ритм — тик-так, тик-так — часики тикают, съедая минуту за минутой и подтачивая монолитную целостность вечности.
В общем, у меня наступает затишье. Ничего экстраординарного не происходит, в течение нескольких дней никто не стреляет и не бросается на меня с ножом, Злобин не скандалит и со мной практически не пересекается, Андропов тоже. Ну, а Брежнев — и подавно.
Кстати, Брежневу вообще не до меня. Наступает его час и он, словно повинуясь крысолову и волшебным звукам его флейты, совершает все движения давно и прочно выбитые на скрижалях истории. И, пока генсек осуществляет инспекцию солнечного Узбекистана, политическая жизнь в стране ставится на паузу и практически замирает в ожидании его возвращения.
В один из таких наполненных ожиданиями дней раздаётся звонок.
— Поехали! — сообщает мне радостно возбуждённый голос Радько. — Есть сигнал, Азер сообщил, что сегодня у него встреча с заказчиком.
Он, как охотник, вышедший на след, чувствует радостный мандраж и жадно втягивает воздух.
— Отлично! Давайте подробности.
— Всё достаточно просто. Азер связан с Телеком, которому создана репутация прекрасного стрелка. Заказчик, предполагаемый Поварёнок, сообщит ему подробности операции и передаст аванс. Тебе же не надо инсценировку покушения делать, правда? Просто заграбастать Поварёнка?
— Да, мне нужно только его заполучить.
— Ну вот, тогда случай подходящий. Давай, подъезжай, я расскажу подробности, и можно будет планчик забабахать.
Переговорив с Радько, я забираю Белоконя и прошу подъехать Скачкова. Встречаемся мы на базе «Факела». Операция, по идее, несложная, хотя и с нюансами. Работать придётся в людном месте.
В кафе «Космос» на улице Горького всегда многолюдно. Вечером без того, чтобы дать на лапу швейцару и не войдёшь — перед дверьми всегда толпа модных молодых людей, желающих культурно отдохнуть. Но днём свободнее. Бывает, что и в обед не проникнешь, но, в основном, войти можно. Мороженое,
