Фёдор Березин - Красный рассвет
Некоторое время кобра раскачивалась, не прекращая гипнотизировать Германа. Он явно был покрупнее любимых ею мышей-полевок, но это, видимо, ее мало смущало. Она не собиралась его глотать. Просто защищала свое жилище. Рубикон был перейден, даже если бы сейчас Герман попытался ретироваться, она бы все равно атаковала. Секунды текли не слишком быстро, но и не сильно медленно. Стоящих в стороне солдат тоже, видимо, поразил некий ступор, ибо вместо хоть какой-то помощи начальнику они замерли, завороженные зрелищем. За все время нахождения в Африке бог миловал Германа сталкиваться с большими змеями. Только однажды сардинец Соранцо приволок укокошенную гадюку. Оказывается, вначале, когда она сидела в ветвях, он ее ослепил: его лазер, как выяснилось в этом натурном эксперименте, действовал не только на людей. Сейчас у Германа не имелось “слепилки” итальянца. Вообще-то где-то, в болтающейся за спиной кобуре, покоился заряженный “SPP”. Но, во-первых, Герман о нем начисто забыл, а во-вторых и в-третьих, требовалось какое-никакое время, чтобы его достать, снять с предохранителя и, главное, попасть в ужасную раскачивающуюся голову, величиной всего лишь с кулак.
Все-таки ему удалось не вспомнить об огнестрельном оружии, ибо, если бы он рыпнулся, отвлекаясь, он бы наверняка упустил то самое апогейное мгновение. Ибо когда глаза змеи, прекратив его гипнотизировать, ушли в сторону, он понял — атака началась. Но он уже все знал, как будто имел дело с такими тварями давно. Он знал, что целью являются ноги; знал, что доли мгновения хватит ей на бросок, столько же на укус и еще столько же на уход обратно, в фазу качающегося ожидания результата. И он ведал, что гадине ничего не стоит протаранить сочащимися ядом зубами его “хэбэшные” брюки. Единственное, что он мог поставить между собой и смертью, была небольшая саперная лопата. И у него, разумеется, не оставалось ни секунды времени на расчеты углов атаки и прочего. Работала чистая интуиция, генная память выживших в подобных переплетениях предков. Но саперная рукоятка была коротка, так что требовалось еще наклониться, сближаясь со смертью.
Ему повезло. Змея не изменила целевую точку, хотя в последнюю микросекунду даже его лицо попадало в убийственный радиус. Звон и сотрясение древка дали понять, что металлическая заслонка сработала. Удар был сильный, и, как ни глупы пресмыкающиеся в сравнении с приматом, даже у них есть мозг, и он может получить сотрясение. Хоть на какое-то время. И эта полусекундная потеря тварью ориентации в мире дала ему шанс. Нет, снова не имелось времени на расчеты, обдумывания и прочую культурологическую муть. Было отражение удара и сразу же, без перехода, новый рубящий удар. Но это — уже его собственный удар. Если бы этот, абсолютно интуитивно выполненный бой кто-нибудь заснял, он бы вошел в классику какой-нибудь восточной школы единоборств как пример отточенного годами искусства преобразования обороны в нападение. Ибо этот удар вроде бы никем специально не заточенной маленькой лопаты разом, как ножом, отсек кобре голову. И тут же Герман Минаков отпрыгнул на шаг, наверное, следуя тому же генетическому плану, хотя это уже совершенно не требовалось.
В камнях извивалось, скручивалось в кольца бессмысленно-страшное, но уже ничуточки не опасное безглавое туловище чудовища. Однако и голова его тоже еще не сдохла. Пресмыкающиеся живучи. Испытывали ли эти разделенные останки боль? Наверняка испытывали, и наверняка неописуемо страшную, ибо шкала боли градуируется дифференцированно, в зависимости от близости смерти. Но Герман не мог это чувствовать, он даже не думал об этом. Но он ведал, какую ненависть испытывает к нему злобный маленький мозг, бессильный послать сигнал оставшимся в стороне мышцам. Ибо сигнал посылался, и там, в уже мутнеющем сознании, змея атаковала, неслась вперед, в расставленную рядом двуногость, и пасть — отдельно живущий ужас — все ширила, ширила свое нутро, выставляя наружу сочащиеся клыки.
154
Кабинетные эмпиреи
— Ладно, вы просили аудиенции, я вас принял, — произнес Буш Пятый. — Хотя поверьте, мне сейчас отнюдь не до гостеприимства в отношении партии конкурентов.
Президент был в халате, а сам прием осуществлялся в гостиной. В Белом доме ничто не делается просто так, и, следовательно, из данных обстоятельств нетрудно совершить два вывода. Встреча неофициальная и ни к чему не обязывает, но зато здесь можно обговорить многое из того, о чем в официальном месте лучше умолчать. Гостей у президента оказалось двое, один конгрессмен, а другой достаточно известный промышленник.
— Господин президент, мы понимаем, что у вас куча забот. И догадываемся, с чем они связаны, — совершенно елейным, почти скорбным голосом произнес конгрессмен Марк Лефковитц. — Вот это — Воэм Луэлин, надежда нашей науки и промышленности. Вы, кажется, знакомы?
— Разумеется, — кивнул Буш Пятый.
— И возможно, господин президент, то, что он вам собирается рассказать, вас очень заинтересует. Именно в плане стоящих перед вами проблем.
— Очень интересно. Марк, а вы в курсе проблем Белого дома?
— Ну, даже если бы я не был в курсе, господин президент, то, только просматривая утренние газеты — не индивидуальные, а общедоступные, — я бы понял, о чем думает думу наш верховный главнокомандующий. — Под “индивидуальной” газетой Марк Лефковитц имел в виду подшивку материалов на заданную тему, ежедневно формируемую домашним компьютером по желанию хозяина.
— Ну-ну? — сказал Буш Пятый и поднес к губам стоящий на столике кофе.
— Сейчас вы размышляете о том, проводить или не проводить массированную атаку Нового Южно-Африканского Союза. Так я понимаю?
— Ты прав, Марк. И ты хочешь мне что-то посоветовать?
— О, ни в коем разе, господин президент. Ни в коем разе. Но если вы соблаговолите выслушать моего друга, у вас, возможно...
— Да пусть уже говорит. Хватит тут разводить рекламу. Приступайте, господин Воэм. Я правильно вас назвал?
— Абсолютно, господин президент, — поклонился Воэм Луэлин, насколько это было возможно в сидячем положении. Вы позволите, — сказал он и протянул руку к минеральной воде. Минеральная вода была в маленькой пластмассовой бутылочке, ибо большую и наполненную, а тем более стеклянную, теоретически можно использовать в качестве холодного оружия. А когда рядом президент Соединенных Штатов, это являлось недопустимым. Воэм Луэлин промочил горло, откашлялся и приступил: — Итак, господин президент, стоящая перед вами альтернатива воистину страшна. У вас, как я знаю (я могу, разумеется, ошибаться, но простите мне это как не допущенному в высшие сферы политики), имеется три варианта действий. Первое, оставить все как есть. То есть продолжать войну обычными методами как ни в чем не бывало. Не обращая никакого внимания на поднимающийся в Африке и за ее пределами ропот. Вы прекрасно понимаете, что в этом случае весь мир, видя такую терпимость нашей страны, поймет это как слабость и с удовольствием примется помогать нашему противнику. Еще неизвестно, чем обернется такой вариант.
Вот второй вариант. Перевести конфликт в новую, очень опасную фазу — ядерную войну. Да, мы здесь солидно, многократно, точнее, сто или даже тысячекратно превосходим НЮАС по запасу и качеству ядерных зарядов. После ущерба, нанесенного флоту, он будет на стреме и, может, вообще не допустит очередных ударов противника. Так что с нашей стороны опасности подвержены только армейские части, готовящиеся высаживаться в Африке. Да и то не впрямую, а из-за опасности радиационного заражения в результате нашей же деятельности по “перелопачиванию” местности. Наши противники запуганы. Америка показала свою решимость и силу. Вроде бы концепция абсолютно выигрышная. Однако кое-что мы все-таки теряем. А теряем мы в очень большом — в нашей же будущей безопасности. Ведь на чем пока она стояла? Я не буду тут обсуждать экономические и финансовые аспекты, ладно? В военном отношении она покоилась на нашем огромном техническом превосходстве. Все знали, Штаты могут разбить кого угодно, с минимальными потерями и вовсе не прибегая к забытым в двадцатом веке атомным бомбам. Что будет теперь? Атомные войны, может быть чуть с меньшей эффективностью, но, поверьте, не с меньшим эффектом, может вести и Китай. Да и Россия может. Вполне допустимо, небольшую, локальную по масштабу, способны провести даже какое-нибудь из казахских ханств или Индонезия. Сейчас уже не сильно разберешь, у кого есть, а кто только способен в течение считанных месяцев состряпать бомбу. Так что получается? Америка просто продемонстрирует, что ядерной дубиной вполне можно махать и даже бить. И оказывается, наше технологическое превосходство было раздутым мифом. Как только нас чуть прижали, мы перешли к козырю, известному всем.
Следующий, третий вариант. Тут я очень коротко. Уж слишком всем все здесь ясно. Это вариант, в котором наша страна прекращает войну и уходит. Политический проигрыш здесь очевиден. Я уж не говорю о будущих трудностях с дележом нефти. Но мы просто покажем всем, что мы слабы. Надувной боец, у которого иголка выпустила весь порыв.
