Фёдор Березин - Красный рассвет
— Какие последствия? — почти натурально удивился Воэм Луэлин. — Даже если взорвутся несколько вулканов — что с того? В любой атомной войне будет атомное заражение, а здесь — ничегошеньки.
— Как же, — скривился Буш. — Вы же сами поминали Хиросиму?
— Но ведь она рванет на глубине двух километров, — Воэм Луэлин снова выкатил глаза в удивлении. — Оттуда не будет никакого выброса.
— Ладно, в общем, мне нравится, — констатировал Буш. — Но я не очень понял, почему другие страны не смогут нас догнать? У них ведь есть ракеты?
— Дело ведь не в ракетах, господин президент. Нужны мощнейшие компьютеры для точного расчета зон напряжения земной коры, а главное, “смертельных точек”.
— Ну, я думаю, у япошек машины не хуже.
— Мы разрабатывали нашу систему, в том числе и ракету, более десяти лет. Им придется пройти весь путь с нуля. Тем более наша страна сможет держать все под контролем. Как только начнется финансирование нашей программы, мы сможем рассчитать все “смертельные точки”. Любое землетрясение в мире фиксируется, так? Мы сумеем определить, когда кто-нибудь произведет воздействие хотя бы на одну из точек, правильно? И не дадим им закончить исследования. Разумеется, если у нас хватит решимости.
“У нас ее хватит, — подумал про себя президент Буш. — Теперь уж точно хватит”.
157
Твердый грунт
И все должно было случиться как надо. Ибо они очень быстро нашли подходящее место. Но, видимо, и Персей, и Андромеда слишком увлеклись. Там вокруг них лежал спрятавшийся за горами мир. Он вроде бы им не был нужен, но, оказывается, они требовались ему. То, убитое недавно чудище было вовсе не драконом, так, предзнаменованием. Может, оно даже значилось жертвой. Но явно маленькой, недостаточной жертвой. Ее не хватало задобрить разбушевавшиеся с обеих сторон от Капских гор силы. Ибо в этой сказке все как-то пошло не по правилам, с нарушением сценария, путаностью страниц и опрокидыванием текста кверху ногами. Ибо, по правилам, Персей вначале должен был прикончить горгону Медузу, а уже после браться за Кита. Убитая кобра хоть и обезглавилась, подобно Медузе, все же не дотягивала до ее славы, а уж тем паче она не дотягивала в славе до Кита.
А потому они ничего не успели. Ибо...
— Господи, Герман, мне страшно! — вскрикнула внезапно Лиза.
“Дурочка, чего орешь? Выдашь нас с потрохами!” — хотел сказать он любовно, но не успел. Он даже не успел остановить ее громкий голос поцелуем. Не успел, потому что тоже почувствовал изменения.
Изменения были везде, и в нем — внутри, и во внешнем пространстве. Он вынужден был отпустить Лизу, потому что внезапно ощутил, как затрепыхалось внутри сердце. Он схватился рукой за грудь — не за Лизину — за собственную. Ему тоже внезапно стало страшно. Ужас вышел отовсюду. Он не имел конкретных очертаний — это было все сразу. Хотя они с Лизой сидели, он внезапно ощутил себя так, будто восседает на узкой железной балке, подвешенной примерно на уровне шестнадцатого этажа. Он боялся опустить глаза вниз, ибо голова уже кружилась. Одновременно он чувствовал, как сверху на него давит, стремительно падая, клочковатое, облачное небо. Он глянул на Лизу и обмер. Язык прилип, а может, сам Герман уже зашелся криком. Никакой Лизы Королевой рядом более не существовало. Там полусидело страшное, выпучившее глаза существо, пилящее его остановившимися немигающими глазами, его рот — или скорее пасть — распахнулся, демонстрируя огромные жернова челюстей. Этот страшный, посиневший упырь когда-то успел схватить Германа мертвой, слоновой кости лапкой и тянул куда-то, собираясь поживиться сердцем. А тут, внутри, это трепещущее сердечко уже умирало, хлюпало с перебоями, стопорилось от почерневшей, ртутной плотности, крови.
Герман отшатнулся. Что-то ударило его сзади. Или он сам упал. Он хотел встать, но земля под ним прыгала, и, значит, убежать от монстра обычным способом не получалось. Он поднялся на четвереньки, но и это было слишком высоко, в новой реальности такой подъем соответствовал многоэтажке. Он опустился ниже, дернулся вперед почти по-пластунски. Он боялся оглянуться, опасаясь реакции монстра. Но он не ведал, куда ползти. Сейчас ему требовалась хоть какая-то щель. Ничего похожего рядом не имелось. К тому же сил тоже уже не оставалось. Внезапно, пробившим сутолоку кошмара логическим звеном, вынырнула мысль о пистолете. Он начал шарить руками за спиной, все время опасаясь, что их откусят. Потом почему-то стало предельно страшно, что пистолет потерян. Страшно не потому, что им не получится воспользоваться, а именно потому, что потерян. Возможно, за это его должны были распять.
Потом он все-таки куда-то полз. Краем глаза он видел отодвигающееся прочь страшное лицо. Еще позже, совсем неожиданно, всего на секунду, а может, менее, он пришел в себя. Он обнаружил, что штаны мокрые — он сходил по маленькому и по большому одновременно. Он не успел даже устыдиться, зато сразу же испугался, что сейчас мама или какой-нибудь дядька, играющий роль папы, побьет его ремешком. Герман заплакал. Он давился слезами. Растирал их по лицу.
Потом боль в сердце стала нестерпимой, и он упал, корчась.
158
Кабинетные эмпиреи
— Все перед вами, — произнес Воэм Луэлин, не скрывая торжества. — Одна-единственная кнопка и прямое соединение со стартовым комплексом, — он показывал на маленький переносной пульт, покоящийся на столе.
— Моим доблестным генералам, думается, такое упрощение системы не очень понравится, — пошутил Буш Пятый и подмигнул восседающему рядом министру ВВС Бруку Теобалду. Тот пожал плечами:
— Господин президент, это прозвучит высокопарно, но я служу своей стране. Если Соединенные Штаты посчитают мою должность ненужной, я уйду не задумываясь. — Многозвездный генерал врал не краснея. В действительности поначалу он рвал и метал, ибо новое изобретение составило внезапную конкуренцию привычному ракето-самолетному воинству. Однако с ним успел побеседовать представитель лобби “оружейников нового поколения” Марк Лефковитц. Возможно, к делу приобщилось достойное количество новых долларов, какие-то секретные банковские счета. Все допустимо. По определению, чем выше у человека должность, тем далее в будущее он обязан заглядывать. Но кто сказал, что командующий должен смотреть только в будущее родной авиации, а совершенно не заглядывать в свое? Так что в настоящий момент генерал Брук Теобалд был до крайности спокоен.
— Похвально, — кивнул ему президент.
— Господин президент, — продолжал между тем Воэм Луэлин, — командование ВВС любезно предоставило нам стартовую площадку и две первые ракетные ступени для всех наших “плутончиков”. Так что наши генералы дело знают, и на них можно положиться.
— Послушайте, Воэм, — елейно сказал ему Буш, — вы ведь не политический советник — по крайней мере пока, да? Не стоит просвещать меня насчет отношений с генералитетом. Давайте займемся делом.
— Извините, господин президент, — без всякой наблюдаемой обиды принял замечание промышленник и тут же, переходя на тон лектора, продолжил: — Итак, в настоящем случае мы действительно упрощаем командную цепочку. По нажатию кода отсюда идет автоматическая подготовка, и почти сразу — через секунды — запуск ракет там. Поскольку цель неподвижна, мы можем держать ее на мушке даже не дни, а буквально годы. Носитель, в данном случае баллистическая ракета, а на окончательном участке — гиперзвуковой наводящийся снаряд. С момента применения до попадания в цель — три четверти часа.
— А через сколько будет землетрясение? — спросил Буш более для подчеркивания торжественности минуты, чем для удовлетворения своего любопытства. И он, и все окружающие уже ведали нюансы.
— Первый толчок последует не мгновенно, а приблизительно еще через сорок минут после. Максимум через два-три часа.
— Да, — хмыкнул министр военно-воздушных сил, похоже, на мгновение забыв о предыдущем общении с лобби “новых оружейников”, — за такое время какой-нибудь серьезный противник нанесет по нам обыкновенный ракетно-атомный удар. И плакали наши передовые технологии.
— Замечание очень и очень верное, — без смущения кивнул Воэм Луэлин. — Однако, как я уже пояснял, оружие наконец-то вошло в решающую стадию эксперимента. Именно сегодняшнее испытание — или не сегодняшнее, если господин президент соблаговолит перенести дату, — даст нам данные для уточненных расчетов. И если в следующий раз ситуация заставит нас прибегнуть к “геооружию”, на вопрос, когда оно “шевельнет” землю, мы сможем ответить более точно.
— Значит, я могу нажать хоть сейчас? — спросил Буш, нависая над маленьким пультом.
— Единственное ограничение — пока — это вражеские спутники-шпионы, господин президент, — сказал министр обороны.
