Геннадий Ищенко - Коррекция (СИ)
— Я знаю, что ты их не любишь.
— Это не я их, малыш, это они меня не любят. И тебя тоже, и всех остальных, кроме самих себя. Мы им совсем отказывать не будем, но отбор проведем по жесткой схеме, так что поляков много не будет.
— Если так отсеивать всех соседей, у тебя вообще никого много не будет, — сказала Лида. — Давай я пересяду в кресло, а то отсидела тебе колени.
— Вы из соседей тоже взяли немногих, — возразил Алексей. — Финляндия превратиться в ледник, а финнов восемь миллионов, и три четверти из них нам и даром не нужны.
— А последняя четверть?
— Тоже не нужна, но миллиона полтора приютим, если придут. К нам ведь массово пойдут не сразу сейчас, а позже, когда убедятся, что тепла нет и не будет, а есть станет нечего. Очень скоро с европейцев слетит налет цивилизованности. Все дружно забудут об общих ценностях и интересах и начнут отстаивать свои собственные. А в условиях отсутствия сильной власти подобное отстаивается кровью. Полномасштабных войн в вашей истории в Европе не было, но мелкие драки и переделки остатков ресурсов кипели повсюду. Плюс голод и холод. Многие просто не могли добраться до наших границ. Кто в основном прибыл к вам тогда? Те, кого вытурили немцы, французы и прочие. Сначала набрали эмигрантов, а когда прижало, дружно избавились от балласта. А американцы плыли по большей части в ту же Европу, а уже потом к нам. Часть из них переправились в Австралию из Латинской Америки, часть — вместе с англичанами, когда те покидали свой замерзающий остров.
— Ну хорошо, — сказала Лида. — Мы в свое время брали почти всех, хоть потом треть из них уморили. И набрали всего миллионов восемьдесят, если не меньше. А ты хочешь многих отсеивать, хотя возможностей гораздо больше. Зачем тогда столько строили?
— А я хочу помочь боливийцам, — объяснил Алексей, — и еще кое–кому в Латинской Америке. На Кубе свет клином не сошелся. А там очень неплохой человеческий материал. Жалко будет, если они все погибнут. Главное — это не разбавить наш народ слишком сильно, а умеренное вливание свежей крови пойдет ему только на пользу.
— А то, что они там все католики, это ничего?
— Во–первых, это больше относится к прошлому веку, сейчас так истово мало кто верит, во–вторых, будем брать молодежь, а в–третьих, отбор будем проводить и там.
— С чего начали, к тому и пришли, — сказала Лида. — Как будете отбирать?
— Все будет делаться по одной схеме, — начал объяснять Алексей. — На нашей территории вблизи пропускных пунктов огораживается довольно большая площадка, на которой устанавливаются типовые конструкции надувного типа. Надуваются они полимерной пеной, а после ее затвердения остается установить освещение и обогрев. Линии электропередачи туда протянуты заранее, поэтому работу выполнят за пару дней. В каждом помещении устанавливается пять сотен столов с компьютерными терминалами. На этом оборудовании каждый эмигрант должен сдать два теста. Первый из ста вопросов нужно сдавать всего за три минуты, поэтому времени на обдумывание нет. Во втором всего три десятка вопросов и дают уже десять минут. Каждое место оборудовано скрытыми датчиками, позволяющими снимать такие параметры испытуемого, как частота пульса, давление и дыхание, причем машина фиксирует все эти изменения по каждому из ответов. В результате все делятся на три группы: тех, кого безусловно берем, тех, кому указываем на дверь и всех остальных, с которыми нужно еще разбираться. В базе машин есть данные на полмиллиона людей, полезность которых не вызывает сомнения, но и они тоже должны будут пройти тесты. Даже если получат неудовлетворительные результаты, все равно возьмем, но потом с ними будут работать или переместят в те места, где вред будет минимальный, а пользу принесут. Понятно, что семьи никто разбивать не станет. Кого выгоняем, я думаю, объяснять не нужно. Нам нужны уживчивые, порядочные люди без психических или сексуальных отклонений, которые или примут нашу идеологию, или просто с ней смирятся.
— И со многими придется беседовать? — спросила Лида. — Справятся твои комиссии?
— Куда они денутся? У меня в них скоро будет двадцать пять тысяч работников. Подбираем тех, кто знает английский или испанский, а для остальных привлекаем переводчиков. Я думаю, что пропустить три тысячи человек за год сможет каждый. Нужно быстро решить, брать или нет человека, который представляет интерес, но вместе с тем вызывает сомнения. Поскольку я не смогу оценить работу членов комиссий, нужно будет оценить их самих. И естественно, что сам я это делать не буду, но люди для этого есть. Удовлетворена?
— Получила примерное представление, а чтобы разобраться, нужно читать ваши тесты и знать, как машина оценивает ответы. Но что бы вы там ни придумали, не хотела бы я быть на месте членов твоей комиссии. Как представлю себе вереницы голодных, замерзающих людей, с надеждой заходящих в ваши надувные здания… А потом кто‑то их выслушивает и выгоняет обратно на мороз. Я бы так не смогла. Дети как‑нибудь влияют на выбор?
— У проблемных добавляются баллы. А если, к примеру, мужа пускать нельзя, а у него жена с ребенком, ей предлагают остаться или оставить ребенка. Детьми мы считаем тех, кто младше четырнадцати. Но у проблемных редко есть жены с детьми, а вот супруг с взятым на воспитание ребенком может быть.
— Никогда этого маразма не понимала, — сказала Лида. — Точно с жиру бесятся. Ладно, пойду я немного поваляюсь. Когда надумаешь включать комм, позови.
Первые отклики на катастрофу пришли только через четыре часа после взрыва, когда уцелевшие и обезумевшие от страха американцы повалили через сухопутную границу с Мексикой, причем не только в положенных местах, но почти на всем ее протяжении, ломая при этом мешающие металлические ограждения. Они скупали продовольствие и транспорт, после чего старались как можно быстрее убраться подальше от границы. Беглецов было так много, что скоро в приграничных городках покупать стало нечего. Деньги были не у всех, поэтому не обошлось без воровства и грабежей. Местные власти попросту растерялись. Еще через пару часов край неба с американской стороны потемнел, и полоса черноты стала быстро приближаться, погружая мир в жуткий полумрак. Люди зажигали фонари, жгли на улицах костры, бросая в них все, что могло гореть и истово молились о прощении грехов. Те, на ком грехов было слишком много, не рассчитывая на милосердие и пользуясь темнотой и бездействием властей, грабили, насиловали и убивали, пытаясь жестокостью и текилой заглушить леденящий душу страх.
— Началось, — сказала Лида. — А власти Мексики так и не выступили. А ведь наверняка знали о ваших передачах. И в Европе пока молчат.
— Испуг и растерянность, — ответил Алексей. — Вся связь со Штатами пропала почти сразу. Нас они перехватили, да и национальные космические агентства наверняка отчитались о вулкане. Я бы на их месте мобилизовал армию и вводил военное положение, а потом избавлялся от лишних ртов. Они, скорее всего, будут действовать так же, но не сразу. Нелегко на такое решиться, после того как семьдесят лет убеждали всех в приверженности правам и свободам граждан. Да и исчезновение старшего брата, которому смотрели в рот, выбило из колеи. Ничего, завтра, когда на нас начнут надвигать крышку кастрюли, молчать уже не смогут.
— А ведь нас будут подозревать, Леш, — сказала Лида. — Я бы на их месте сразу вспомнил о наших закупках продовольствия.
— Ну и что? — возразил он. — Мало того, что мне теперь на это наплевать, так еще в чем нас могут обвинить? В предусмотрительности? Не в том же, что мы проковыряли дыру в Йеллоустоне? Подожди, меня кто‑то вызывает.
Вызывал министр связи.
— Алексей Николаевич, — сказал он. — Население оповещено всеми видами связи. Сотовую связь разблокировали и продублировали сообщение на все телефоны. Это все, что можно сделать. В газетах будут печатать статьи о катастрофе и ее последствиях. Ваше распоряжение о распределении всему населению фонарей из приготовленного резерва сейчас выполняется. В сельские районы их развозят по воздуху. Завтра в первой половине дня должны закончить. По крайней мере, меня в этом заверили работники республиканских министерств.
— Хорошо, Игорь Юрьевич, — сказал Алексей, — спасибо за работу.
— Что еще за фонари? — спросила жена.
— Совсем забыл тебе сказать. Подожди минутку, сейчас принесу.
Он ненадолго сходил в кабинет, после чего вернулся в гостиную и протянул ей небольшой фонарик.
— Изготовили для всех, включая детей старше пяти лет, — пояснил он. — Светодиодный излучатель и накопитель. Светит очень ярко и непрерывно работает месяц. Яркость можно регулировать. Вечером или ночью без них никто не будет ходить. В городах будет светло, но вне зон освещения видимость почти нулевая. В квартирах и рабочих помещениях число светильников будем увеличивать. Хоть как‑то компенсируем отсутствие солнечного света. Я читал, что в ваше время у многих из‑за его отсутствия появлялось состояние депрессии.
