Владислав Конюшевский - Попытка возврата – 3
– Подождите... вы сказали, что готовы венчаться? А как же к этому отнесутся в ГПУ? Или как сейчас называется Российская тайная полиция? У вас ведь могут быть большие неприятности если они узнают про то, что вы были венчаны?
Я хмыкнул:
– Вы еще скажите – в ЧК... ГПУ уже давно нет, есть НКВД – Народный Комиссариат Внутренних Дел. А уж с родной организацией, я разберусь сам.
– Почему вы сказали – "с родной"?
– Потому что я – полковник Главного Управления Государственной Безопасности этого самого НКВД.
Так, теперь понятно откуда Аленка заимствовала жест для критических ситуаций – кулак в рот и распахнутые до невозможности глаза. Мамина дочка...
И в этот момент, как по заказу появилась Хелен. Оповестив, что ребенок спит, она уставилась на нас и испуганно спросила:
– Что случилось?
Я встал, приобняв невесту и ничего не говоря про заморочки с местом службы, так потрясшие тещу, шепнул ей на ушко:
– Понимаешь, я у твоей маман попросил руки ее дочери и сказал, что свадьба состоится через пять дней. Вот она и впечатлилась.
Ленка, от подобного известия, тоже впечатлилась. А после обниманий, поцелуев, слез и смеха, слегка оттаявшая от этой картины Алекс, сказала обращаясь ко мне:
– Вы извините мою реакцию. Просто когда Хелен мне о вас рассказывала, я думала, что вы офицер Красной Армии. Из тех, кого называют "невидимками". И она тоже считала вас просто командиром отряда разведчиков...
Что-то я не понял, это ее так заело, что я не легендарный "невидимка", которым можно хвастаться, а хмырь из тайной полиции? А может у Алекс, идиосинкразия на любых представителей, любой госбезопасности? С другой стороны, конечно, тот гестаповец, которого я в госпитале завалил, тоже ведь, в женихи набивался. Да и Елена наверняка рассказывала про его шантажистский способ добычи руки и сердца. Мда, вот видно теща до сих пор под впечатлением находится. Надо ее как-то успокаивать, разумеется не говоря всей правды. Поэтому кивнув в ответ на ее тираду я сказал:
– Правильно она считала. Я тогда и был командиром террор-группы. Да и сейчас им являюсь. Только отношусь не к армейскому осназу, а к осназу НКВД. Вся разница в том, что у нас спектр задач несколько шире. А что, есть принципиальная разница?
– Нет, просто раньше я никак не могла сообразить, как советский диверсант мог оказаться во Франции. Зато теперь, когда вы обозначили свою ведомственную принадлежность, все становится более-менее понятно...
– Вот видите как хорошо. Это ведь просто праздник какой-то, когда нет неясностей в отношениях. Но давайте пока оставим разговор о моей службе, тем более что больше чем я рассказал, сказать просто не могу. И вы про это лучше не говорите. Ведь сейчас я выступаю, как помощник атташе по культуре. Вот так меня и нужно гостям представлять. А истинное место службы, пусть останется нашей маленькой семейной тайной. Во всяком случае, пока война не закончится и агенты гестапо в Швейцарии, не прекратят свою деятельность.
Александра Георгиевна задумчиво покивала головой:
– Да, вы наверное правы. Говорить что жених моей дочери, агент ГПУ, извините НКВД, будет несколько опрометчиво.
– Ну, и я про то же! Тем более что "дипломат", звучит гораздо понятнее и приятнее.
А потом, прекращая этот разговор, я поднялся и предложил дамам сопроводить меня к чемодану, в котором были заготовлены подарки.
Кстати за эти подарки мне надо благодарить не собственную предусмотрительность, а Гусева и Колычева. Видя что Лисов напрочь выпал из жизни, они взяли на себя эту миссию. Иван Петрович, уточнив габариты Хелен приволок откуда-то меховую накидку из шкуры безвинно убиенных норок, а Серега, здоровую золотую брошку с красными и зелеными камушками. Брошка предназначалась теще, и против этого подарка я никак не возражал, молча отдав Гусеву деньги. Но вот манто! Хрен с ним с его стоимостью, для Аленки ничего не жалко, только дарить летом зимние шубейки мне показалось очень странным. Барышни они ведь такие существа – им обнову сразу примерить захочется и обязательно продефилировать туда-сюда на людях. Вот только боюсь, в августе, подобное дефиле может закончится тепловым ударом...
Только на все возражения, Колычев лишь обозвал меня идиотом, слабо разбирающимся в женских вкусах и всучил-таки мохнатый презент. Помимо него, командир достал еще одну продолговатую коробочку, привоскупив, что это для тестя. Открыв краснобархатную упаковку, я только присвистнул. Мда, в мое время это посчитали бы издевательством, но сейчас... Сейчас, металлическая трехцветная шариковая авторучка, это такой эксклюзив, что просто нет слов. Скажу больше – даже у штурманов и понтящихся номенклатурных работников, только двухцветные, а эта, как мне объяснили, последняя новинка, изготовленная для делегатов назначенного на следующий год, съезда ВКП(б). Попала же она к командиру, потому что после выпуска маленькой пробной партии, было решено слегка изменить дизайн и несколько изготовленных, но отвергнутых комиссией изделий, были просто отданы в наш наркомат.
Против ручки я тоже ничего не имел, и поблагодарив Ивана Петровича положил ее к остальным "ништякам". Кстати, даже ребята поучаствовали в подарочном забеге, добыв штук десять, разнокалиберных матрешек для сувениров и килограммовую банку икры. При этом каждый из участников, как сговорившись оповещал, что это будет считаться подарками только от меня, а вот Хелен презенты, они будут давать при личной встрече.
Так что сейчас, открыв чемодан, я на короткое время превратился в деда Мороза. С матрешек все умилились, с икры слегка охренели, а вот дальше... Алекс при виде брошки округлила глаза и начала выделываться, говоря что это работа Фаберже и слишком дорогой подарок, чтобы она могла ее принять. Про Фаберже я был наслышан и в своем времени, поэтому, пару секунд поудивлявшись, в какой комиссионке Серега смог добыть этот раритет, всучил-таки коробочку, добавив:
– Александра Георгиевна, ну что вы в самом деле, как нерусская! Или вы наши обычаи забыли? Я у вас забираю самое бесценное – дочку, а вы тут из-за какой-то брошки температурить начинаете!
Теща, толи вспомнила свои корни, толи ее сразил мой околомедицинский жаргон, но после этих слов, подарок был принят. Сразу бы так! С их деньгами она подобные сувениры вагонами может скупать, а тут гляди ты, неудобно ей стало! Хотя, с другой стороны в скопидомной Европе, такое действительно не принято. Тут, любимым могут дарить по одному цветочку, а родителям невесты так вообще – свадебную фотографию в рамочке и на этом все. Но я, слава богу, не "европеец" и подобными сквалыжными "правилами" не стеснен.
Поэтому, когда я улыбаясь достал подарок для Хелен и накинул ей на плечи, она даже не особенно удивилась, а только восторженно взвизгнув, повисла у меня на шее. Повисев там какое-то время, она переместилась к зеркалу, после чего последовала новая порция радостных повизгиваний.
А еще через полчаса, нас позвали в столовую, где за обедом, мне был задан вопрос в лоб – не собираюсь ли я прямо после свадьбы увезти с собой младшую Нахтигаль и ребенка? Я успокоил, что два месяца у них еще есть, а потом, Лена однозначно будет жить в Москве. Правда сам еще не знал как там все определится с гражданством и вообще, но думаю, этот вопрос за оставшееся время будет разрешен. Если уж ее приглашает сам Сталин, то проблем не будет никаких. Последних мыслей я разумеется не озвучивал, нагло соврав, что в моей стране, все бюрократические вопросы решаются достаточно быстро. Елена была готова ехать не задумываясь, но на Алекс опять напали сомнения. На этот раз ее сильно волновала обстановка в СССР. Причем, даже не со стороны бытовой неустроенности, о которой она имела весьма смутное представление, а именно с политической стороны. В смысле не зашлют ли ее ненаглядную дочу, сразу по приезду, в Сибирь? А если и не зашлют, то доктрина перманентной революции убивала всякую надежду на нормальную жизнь в России.
Пришлось объяснять, что насчет мировой революции трендел в основном Троцкий, который уже давно, не перенеся удар ледорубом по тыковке, покоится где-то в Латинской Америке. А в Союзе за последнее время, политика сильно переменилась и мы вовсе не собираемся строить коммунизм во всем мире, со всеми вытекающими хреновыми последствиями, а совсем наоборот – хотим мирно жить в стране, создавая для этого все условия для своих граждан.
В своих объяснениях я дошел до того, что начал чуть ли не цитировать слова Иосифа Виссарионовича, попутно объясняя что это не пропагандистский звездеж, а самая что ни на есть правда и верить словам Геббельса относительно монструозности советского строя, по меньшей мере глупо. Скажу сразу – убедить получилось. И как не странно, этому способствовала слышанная Александрой Георгиевной, речь Верховного, где он выступал против массированных бомбежек немецких городов союзной авиацией.
