Владислав Конюшевский - Попытка возврата – 3
В своих объяснениях я дошел до того, что начал чуть ли не цитировать слова Иосифа Виссарионовича, попутно объясняя что это не пропагандистский звездеж, а самая что ни на есть правда и верить словам Геббельса относительно монструозности советского строя, по меньшей мере глупо. Скажу сразу – убедить получилось. И как не странно, этому способствовала слышанная Александрой Георгиевной, речь Верховного, где он выступал против массированных бомбежек немецких городов союзной авиацией.
В той речи, Сталин говорил о недопущении целенаправленного уничтожения мирных жителей. И если американцы долбали промышленные центры c железнодорожными узлами, промахиваясь только изредка, то англичане, вываливали свой груз над жилыми кварталами, элементарно опасаясь атаковать хорошо защищенные стратегические объекты. Островитяне оправдывали свои действия тем, что они дескать уничтожают не просто мирных жителей, а гитлеровских рабочих, которые в противном случае будут клепать на заводах все новое и новое оружие, убивающее союзных солдат. Виссарионыч назвал эти отмазки фарисейством и призывал прекратить подобное варварство. Эту речь он произнес четыре дня назад и я о официальной реакции на нее ничего не могу сказать, но судя по Ленкиной мамаше, реакция европейских обывателей, была самой восторженной. Во всяком случае услышать от нее слова о великой гуманности, как советских властей, так и непосредственного руководителя СССР, я совершенно не ожидал.
Да, своей речью Сталин убивал сразу двух зайцев – сберегал городскую инфраструктуру и представал перед миром как политик, сумевший даже после творимых гитлеровцами зверств, не перенести свою ненависть на весь немецкий народ. В войсках, вон, еще полгода назад прошел жесткий приказ относительно недопущения никакого беспредела по отношению к гражданскому населению Германии. И это я думаю правильно. Зачем нам самим себе вредить? Ведь по существующим соглашениям раздела территории бывшего третьего Рейха, на зоны ответственности не предусматривалось. Советский Союз как страна победительница полностью брала европейского "возмутителя спокойствия" под свой контроль. Как там насчет прочих стран я еще толком не знал, но вот относительно Германии этими сведениями обладал. Так что после нашей победы никаких ГДР и ФРГ не будет. Будет единая страна, под плотным контролем со стороны СССР.
Англии и Америке такое дело разумеется не нравится, но речь вначале шла вообще о полной советизации Восточной и Центральной Европы. Поэтому когда Союз под их давлением отказался от этого намерения, то англосаксы, скрипя зубами, уступили Германию целиком.
Но это все высокая политика, которая творилась где-то далеко отсюда, а лично для меня весь этот разговор вылился наконец-таки в получение частичного доступа к "комиссарскому телу". В том смысле, что Алекс, удовлетворенная беседой, сказала что ей нужно отвалить по делам и распустив прислугу, оставив только няню, куда-то умотала. Мы с Леной, намек поняли моментально и тут же уединились в спальне. Правда, никакого особого буйства у нас не получилось, так как недавние роды ставили жирный крест, на совсем уж смелых экспериментах, но и мне и Аленке вполне хватило того что было. Как она смеясь сказала, когда я поинтересовался насколько вообще можно с ней производить какие-либо действия:
– Милый мой, я конечно еще слегка не в форме, но ведь и не мертвая! Так что мы что-нибудь придумаем...
И ведь что характерно – придумали! Во всяком случае, я на нее мог теперь смотреть более-менее спокойно и не терять сознание при виде внезапно обрисованным натянувшимся платьем контура бедра, или мелькнувшей перед глазами ложбинкой грудей. Нет, настроение было по прежнему весьма игривым, но мыслить я уже мог вполне адекватно. Поэтому смог не распуская рук, спокойно выслушать, что Хелен мне рассказывала о своем житье-бытье в Швейцарии. И как обрадовались родители, когда узнали о ее решении переехать в страну часов, и как Александра Георгиевна, при известии о ее помолвке с незнакомым семье Нахтигаль молодым человеком, приехала наставлять дочку, на путь истинный. А узнав, что будущий зять – советский военный разведчик, на два часа заперлась в комнате, после чего, выйдя оттуда, подвела черту своим переживаниям, сказав – "это наши русские корни дают о себе знать. Ведь начиная с твоего предка, который первым женился на русской еще во времена царя Петра, у нас постоянно были смешанные браки. Правда, после революции, я думала что эта традиция прервется, но от судьбы, как видно не уйдешь... Ладно, давай рассказывай, чем же тебя покорил этот русский".
Я, услышав о реакции будущей тещи хмыкнул и повторяя слова Карлсона, поинтересовался:
– Ладно мама. А что сказал папа?
Но с папой, как выяснилось, дело обстояло гораздо проще. Дочу он любил без памяти и поэтому был заранее согласен с любым ее решением. Нет, году в сорок первом – сорок втором, он бы ее возможно и пытался отговорить, но во дворе была зима сорок четвертого и Карл Нахтигаль, обладающий помимо отцовской любви еще и очень хорошей деловой хваткой, только поинтересовался воинским званием избранника. Услышав, что Лисов – подполковник, то есть оберстлейтенант по-немецки, он удовлетворенно улыбнулся, однако настоятельно порекомендовал не афишировать национальную принадлежность жениха, до окончания войны. Ну, это и понятно – за такие связи гестапо по голове не погладит, а Нахтигаль старший и так под подозрением в сочувствии врагам Рейха.
А когда стало известно о беременности Хелен, то у родителей вообще башню снесло и Алекс окончательно переселилась в Берн. Тут уж все рассуждения о дочкином выборе прекратились совершенно, так как пошли совсем другие заботы. С Аленки просто сдували пылинки и до конца июля все шло замечательно как вдруг, попав на очередную сводку фашистского радио, она услышала о том, что в немецком тылу была полностью уничтожена советская террор-группа во главе с командиром, неким – Шаманом. Не знаю, толи тут сыграли свою роль тонкости перевода, толи мою зазнобу просто переклинило, но она почему-то решила что говорят обо мне и ее накрыло основательно. Вот в результате этих переживаний и приключились преждевременные роды.
Теперь же, вспоминая все пережитое, она горестно всхлипывала, а потом неожиданно стала просить прощения, за то что не смогла полноценно выносить сына. Я от такого поворота несколько обалдел, и сказал, что нехрен бога гневить – мальчишка сейчас вполне весел и здоров, (щеки аж из-за ушей торчат), а натягивать на себя несуществующую вину, по меньшей мере глупо. Видя, что эти слова зеленоглазую красавицу успокоили слабо, стал заливаться соловьем, и в конце концов, Аленка перестала шмыгать носом. А когда я увлекшись, предположил, что вторая беременность будет протекать просто замечательно, даже вскинулась, показав мне дулю и посоветовав подкатываться с подобными идеями, не раньше чем через три года. Я с таким подходом покладисто согласился, но возжелал провести тренировку, прямо сейчас. Против этого она ничего не имела и только приход Алекс, заставил нас оторваться друг от друга и спуститься вниз.
А за ужином, приключилась интересная история. Мы, чинно вкушали свиные ребрышки, тихо играл радиоприемник и вдруг, из него донеслись такты знакомой мелодии. Радио было лондонское, но песня – русская, в исполнении Утесова. Точнее, Леонида и Эдит Утесовых. Они вместе зажигали про: "мы летим ковыляя во мгле". При звуках хита, Александра Георгиевна, вдруг отложила вилку и с интересом глядя на меня спросила:
– Илья Иванович, я хотела у вас спросить, но как-то сразу не сложилось, а сейчас вдруг вспомнила. Очень часто по радио передают песни, и говорят, что автором является некто Лисов. Это ваш родственник, или просто однофамилец?
Промокнув салфеткой губы, я ухмыльнулся:
– Ни то ни другое. "Некто Лисов", это я и есть.
Ха! Это надо видеть! Глаза, что у мамы что у дочки стали размером с блюдце, но Лена пришла в себя первой и с торжествующе сказав:
– Я же говорила, что он мне именно свои стихи, в письме присылал!
Накрыла своей ладошкой мою руку. Мда... врать любимой не хотелось совершенно, но в данном случае надо было зарабатывать очки даже не перед ней (она меня и бесталанным любила), а перед ее семейством. Поэтому кивнув, добавил:
– И чтобы не было неясностей – помимо сочинения песен, я еще являюсь лауреатом Сталинской премии, так что уровень жизни Хелен в Москве, практически не будет отличаться от того, к чему она привыкла живя здесь. Вплоть до няни и домработницы.
Говоря про прислугу, я ничуть не преувеличивал. В СССР это очень широко распространенное явление и на свое жалование полковника, вполне могу содержать даже не одну домработницу. Помню, когда о подобном узнал, то сильно удивился, так как думал, что прислуга канула в прошлое после революции и последний раз ею пользовались только недорезанные буржуи, во времена НЭПа. А оказалось – хрен на-на! Существовал целый институт домашних работников, со своим профсоюзом, трудовыми книжками и твердыми окладами. И достаточно хорошо обеспеченный советский гражданин, мог позволить себе содержать штат до пяти человек, включая личного повара. Нет, конечно слесарь Петя, живущий в коммуналке, такими вещами не баловался, а вот для инженера Петра Васильевича не иметь домработницы, значило не полностью соответствовать своему статусу инженера. Услышав об этом я только затылок почесал вспоминая недобрым словом "историков", завывающих о "преступлениях кровавого режима", но совершенно упускающих из вида, такие интересные "мелочи".
