Владимир Свержин - Время наступает
– …Вчера только в этих крепостях было несколько десятков воинов, сегодня же обе они заняты многотысячными отрядами. Они точно с неба туда спустились.
– Небо тут ни при чем, – поморщился Камбиз. – Я знаю братца Дария. Наверняка он собрал все галеры на побережье Финикии и Ионии, а затем переправил армию морем. Потому-то их и не было впереди, мой дорогой приятель Нидинту-Бел. Это ведь ты насоветовал идти по дороге вдоль побережья?
– Эта дорога легче, чем по горам и ущельям мимо Соленого моря, – угрюмо глядя вперед, проговорил вавилонянин. – Ты сам видел это.
– Дорога и вправду хороша, – подтвердил Камбиз. – Вот только ведет она в засаду. Дарий сейчас занял Мегиддо и Фаанах. Эти две крепости на Кармельской горе контролируют путь к озеру Кинереф. Ты сам знаешь, Нидинту-Бел, до него еще день пути, но люди и кони страдают от жажды. Мы не сможем тихо прокрасться мимо их стен и башен. Блокировать сразу обе крепости тоже не сможем, на это у нас сейчас попросту не хватит сил. Если же мы начнем атаковать любую из них, в тыл нам ударит отряд из другой. Ты не мог не знать этого, храбрый Нидинту-Бел, и не понимать тоже не мог – ты опытный воин.
– И это еще не все, – чуть пятясь в предчувствии царского гнева, проговорил разведчик. – Со стороны озера Кинереф сюда движется армия Валтасара.
– Вот, стало быть, как. – Камбиз помрачнел еще более. – Вот, стало быть, как, – повторил он, сжимая кулаки. – Значит, наковальня уже готова. Теперь появился молот. Ну что ж, мой доблестный соратник Нидинту-Бел, быть может, теперь ты откроешь, Дарию или Валтасару продался на этот раз?
Медленная насмешливая речь Камбиза вдруг взорвалась звериной яростью. Львом, переламывающим хребет антилопы, вцепился он в горло вавилонянина.
– Говори, падаль!
Нидинту-Бел захрипел, пытаясь оторвать от кадыка цепкие пальцы новоявленного фараона. Однако десяток крепких рук уже впились в его тело, вытаскивая из седла и сбрасывая наземь.
– Оставьте его! – Камбиз ослабил хватку так же внезапно, как дал волю своему гневу. – Кто знает, вдруг он невиновен? Пусть все рассудит тот, кто над нами. Приведите-ка моего пса! – кинул он телохранителям и продолжил, глядя на приподнявшегося на локтях Нидинту-Бела: – Если ты предатель, ты умрешь. А нет – завтра сможешь доказать свою верность в бою с оружием в руках. – Ну! Где там пес?
Проворные слуги Камбиза не заставили себя ждать. Тот, кого новый фараон именовал псом, еще недавно звавшийся Псамметихом, без промедления был явлен пред очи государя. Он был юн, высок, строен, и пытался смотреть гордо, невзирая на разбитые губы и ошейник, замкнутый у затылка.
– Ты хочешь жить?
– Нет.
– Достойный ответ. Желаешь получить свободу?
– Желаю. Тогда я убью тебя.
– Может – да, может – нет, – усмехнулся Камбиз. – Я не буду искушать тебя побегом. Зачем рисковать и подставлять спину под стрелы охотников за беглецами? Видишь этого человека? Это он привел нас в твою землю и заманил тебя в западню. Но я подозреваю, что теперь он предал меня. Вы сойдетесь в честном бою. Один на один, голыми руками. Если убьешь его, ты свободен, ну а ежели нет, то недостоин быть даже псом.
Глаза Нидинту-Бела блеснули. Он опустил голову, чтобы скрыть невольную усмешку. Немного бы нашлось воинов, способных одолеть его один на один. И уж конечно, этого юнца среди них не было!
Они схватились в тесном кругу под свист и улюлюканье фараонова двора. Псамметих был ловок и силен. Его учили известные египетские мастера боя. Однако и Нидинту-Бел в свое время прекрасно усвоил их науку. В момент, когда Псамметих бросился ему в ноги, пытаясь зацепить под колени, Нидинту-Бел обхватил его голову и, опрокинувшись, перебросил его через себя. Мгновение – и он уже навалился на юношу, спеша нанести ему смертельные удары литыми своими кулаками. Удар, еще один, и вдруг… Как утопающий хватается за пустую амфору, снесенную с тонущей галеры, Псамметих вцепился в первое, что подвернулось ему под руку. Это был угловатый кусок известняка. Чему еще оказаться в столь каменистой земле? Мгновение, и в кровавом тумане юноша выбросил руку с увесистым орудием туда, где качалась в такт ударам голова врага. На лицо Псамметиха брызнули капли горячей крови, и обмякшее тело Нидинту-Бела прижало его к земле.
– Вавилонянин мертв, – услышал где-то высоко Псамметих, теряя сознание.
– Освободите его, – скомандовал, досадливо прикусив губу, Камбиз. Но этого юноша уже не слышал.
Быстрее горного барса метнулся Камбиз вперед, и войско его, утомленное долгим переходом, безропотно последовало за ним. Еще солнце не успело скрыться за вершинами, когда отряды египетского фараона показались у горы Гелвуй, с которой, подобно слезам, двумя потоками стекала небольшая, но бурная горная река. Увидав вожделенную живительную влагу, суровые воины плакали и благословляли небеса, не давшие им умереть от жажды и сохранившие им жизнь для смерти в бою. Казалось, небольшое озеро, выбитое струями воды там, где, срываясь с отвесного утеса, падали они наземь, будет выпито до дна. Но струи ледяной воды заполняли его, и даже крохотная речушка, должно быть, пересыхающая в летний зной, протекала сейчас по равнине, зажатой между горами Кармель, Гелвуй и Фавор.
Отрядив часть войска охранять водопой, Камбиз отослал гонца к дорогому родственнику, предлагая ему сойтись на рассвете на этой равнине, дабы между собой решить, кому править в Персии. Отчасти Камбиз говорил правду, отчасти лукавил. Возможность разбить Дария до прихода вавилонян была единственным способом вырваться из западни.
В противном случае Валтасар легко мог отрезать новоявленному фараону путь к Иордану, а Дарий – столь же просто мог настичь его войско, двигаясь на финикийских кораблях вдоль побережья. Ответ наместника Персии для пущей важности криво подписанный малолетним Бардией, гласил, что Дарий не прочь решить этот вопрос самостоятельно, но он не может помешать верным союзникам-вавилонянам принять участие в битве, если они вдруг окажутся рядом.
– Хитрец, – криво усмехнулся Камбиз, сворачивая пергамент. – Он, видно, и сам не понимает, насколько он прав. С Дарием и Бардией надо покончить до прихода вавилонян.
Но это было ясно и Дарию. Его войско по-прежнему серьезно уступало по численности армии фараона Камбиза. И потому, выслав на равнину кавалерию, чтобы беспокоить стрелами и дротиками боевые порядки врага, он не торопился приступать к решительной схватке. Он надеялся, что раздраженные этими блошиными укусами воины его двоюродного брата увлекутся преследованием и тем самым развернутся спиной к спешащему на подмогу Валтасару. Камбиз злился, пытался отсечь наездникам путь к отступлению, но по-прежнему топтался на месте, выжидая, что, быть может, его «нерешительность» заставит Дария атаковать первым.
Когда на склонах горы Фавор появились вавилоняне, армии Камбиза и Дария все еще оставались на своих местах.
Валтасар из-под руки наблюдал передвижение войск на равнине.
– Как именуется та крепость, где ныне лагерь Дария? – обернулся он к стоящему рядом Даниилу.
– Мегиддо, – склонил голову советник, повторяя услышанное на рассвете название, – Ар-Мегиддо.
– Тем, кто останется жив сегодня, надолго запомнится этот день, день битвы Ар-Мегиддона.
– Верно, мой государь. Каких только народов нынче здесь нет: и персы, и вавилоняне, и египтяне, и финикийцы, и эллины, и эбореи, и нубийцы.
– И даже вон скифы. – Валтасар кивнул на стоящего рядом Кархана. – Но к чему подсчеты? Вот он, настал твой час. Призовешь ли ты Бога своего, чтобы отвратить неотвратимое, или же мне приказать трубить атаку?
Даниил печально оглянулся. Вокруг в ожидании битвы стояли молодые, полные сил мужчины, приведенные сюда волей своих государей, дабы затопить багровым потоком эту зажатую меж гор равнину.
«Сколько ни поливай кровью мертвый камень, хлеб из него не вырастет», – подумалось ему. Он поднял глаза к небу. Великое множество ухеелей кружило меж гор в предвкушении царской трапезы. Что мог он сказать всем этим людям? К какой силе воззвать, дабы остановить бессмысленное кровопролитие? «Тем, кто останется жив, надолго запомнится день Ар-Мегиддона», – повторил он про себя. Ему вспомнился прощальный взгляд Сусанны, ее слезы, ее тонкие пальцы на его плечах, заплаканные глаза эбореев, глядящих вслед уходящей армии.
– Я пойду, мой государь, – тихо, но очень внятно проговорил он. – И верю, что ЙаХаВа даст мне силу одолеть вражду царей и ярость воинств.
– Ступай, – с почтением поглядев на своего первейшего советника, негромко промолвил Валтасар. – И пусть твой бог дарует тебе победу!
Трубы загремели на горе Фавор, возвещая небывалое.
– Что они делают? – приподнялся в седле Камбиз. – Что это за слепец шествует неспешно там, где должны сцепиться львы? – Он закрылся ладонью от светящего меж облаков солнца. – Впрочем, кажется мне, я уже видел его. Не так давно он спас жизнь Валтасара, когда мой отец, среди прочих даров, пожелал угостить вавилонянина лидийской стрелой.
