Владимир Свержин - Крона огня

Владимир Свержин

Крона огня

© В. Свержин, 2015

© ООО «Издательство АСТ», 2015

Пролог

Это невероятно, хотя и очевидно.

– «…Я жил во Франции цветущей в такие темные века, что солнца луч, ко дню зовущий, не смог возжечь среди живущих светильник разума пока». – Лис продекламировал начало еще не рожденной баллады, стряхнул чернильную каплю, почесал за ухом очиненным наискось гусиным пером и задумчиво воззрился на муху, бредущую по потолочной балке.

– И шо это ты на меня так подозрительно уставилась? Шпионишь?

Чтобы отвести от себя подозрение, муха всплеснула крыльями, изящно похлопала ими и умчалась от греха подальше. Сергей криво ухмыльнулся. Нет, муха, пусть даже самая парижская, – априори недостойный слушатель его возвышенных поэтических откровений.

Грядущее возвращение под сень институтских сводов требовало подробного отчета о проделанной работе. Конечно, здесь, в мире, где на золотом троне Франции восседал юный король драконьей крови Дагоберт III, у его оперативной группы оставались еще кое-какие неоконченные дела, но все же скорый отзыв «нурсийских путешественников» считался делом решенным. А коли так – следовало навести последний лоск, начистить сапоги и, конечно, подготовить балладу, или как там ее, ораторию для сольного и совместного орания под настроение в «кают-компании» Лаборатории Рыцарства.

Он активизировал закрытую связь, бесцеремонно вторгаясь в сознание самого куртуазного и уже потому самого безответного из «боевых хомячков».

– Ау, Валет, ответь мне, не как боевая единица с минусом, а как зрелый плод эволюции – человек неумеренно разумный, хуже того, вундеркинд, долгое время изводивший протуберанцами интеллекта профессоров Сорбонны. Вот я тебе прочту начало баллады, а ты ответь честно, без утайки, но все же помня о субординации, – хорошо получается?

Инструктор Международного Института Экспериментальной Истории собрался было прочесть теплые еще стихи подопытному кадету, но замер, осмысливая увиденное на канале связи.

– Мой юный друг, а чем это ты там занят?

Стажер-оперативник Института, прославленный во франкских землях менестрель, шевалье Кристиан де Ла Валетт, стройный и утонченный, будто гончая, с длинными иссиня-черными волосами и аристократическим профилем жертвы многовекового генетического отбора, обладатель обсидиановых глаз потомственного южанина самозабвенно рубил дрова.

– Ты шо, – поразился Лис, – устроился помощником истопника в местной бане, прости, терме? Хотя термы уже позакрывались, а бани – это вообще не здесь.

– Нет-нет, господин инструктор, – прервал странное занятие сладкозвучный певец любви и прочих красот природы, – мне тут не дает покоя один чрезвычайно занятный вопрос…

– Прикинь, мне тоже. Даже два. Во-первых, тебя в родовом замке не учили, шо дрова колют вдоль, а не поперек? А во-вторых, с какого перепугу ты делаешь это мечом? Ты бы их еще попробовал рубить… ладно, про это не будем. В общем, слава богу, Камдил этого безобразия не видит! Он человек суровый, не то, что я, гуманист и душелюб.

– Да, судя по вашим отзывам, его присутствие было бы нам очень кстати, – согласился Бастиан, задумчиво оглядывая нарубленные дубовые чурки. – Но если позволите, я все же задам свой вопрос не ему, а вам.

– Да уж шо с тобой делать, выбора особо нет. Валяй, светильник разума, озадачь меня неожиданной вспышкой мозговой активности.

– Вы знаете, господин инструктор, там, в Сорбонне, я пытался заниматься историческим фехтованием, но, увы, не достиг в этом сколько-нибудь впечатляющих успехов. Однако вот этим, – перед глазами Лиса возник клинок трофейного абарского меча, с которым упражнялся Валет, – у меня получается с одного удара перемахивать деревянные чурбаки сантиметров в двадцать толщиной. Полагаю, это не предел.

– Ну, так ясень пень, меч-то абарский. Они вон с ними прошлись по европейским армиям, шо та газонокосилка по репейным зарослям.

– Это верно. Но с другой стороны, сами абары – кочевники. Я видел подковы их коней. Прямо скажем, не шедевр кузнечного ремесла. И стремена… У них нет металлических стремян, они пользуются кожаными петлями с деревянной подставкой под ступню. А клинки – мало того, что это продукт высоких технологий, это произведение искусства.

– Точно, точно, – согласился Лис, – я вон для Джокера-1 тоже прихватил на всякий случай три штуки в подарок. Он обрадуется. Вернется, а тут мы ему такой стальной букет.

– Да, но откуда у абаров такие мечи?!

– Мой юный друг, ты меня удивляешь. Они получили свое оружие от просочившихся «с того света» хаммари, это уже давным-давно известно. Ну, в смысле, давным-давно – всю последнюю неделю.

– Да, конечно, они получили оружие от хаммари, но судя по тому, что мы узнали об этих страхолюдинах и о драконьем мире, у хаммари тоже нет кузнецов. И вообще с ремеслами туго. Да и с мозгами. А тут нужны знания, умения…

– Погоди… – На канале связи на мгновение воцарилась гнетущая тишина. Покровительственный тон Лиса сдуло в единый миг. – Ты не просто Валет, ты Козырный Валет! То есть выходит, шо этих хаммари самих кто-то дергает за веревочки?

– Получается, что так.

Глава 1

Человек всегда отбрасывает тень, но никому еще не удавалось сделать это окончательно.

Пламя свечей шарахнулось, будто от испуга, когда закрылась дверь потайной комнаты в доме Элигия, великого казначея франкской державы. Тот проверил, хорошо ли держит засов, по-хозяйски огляделся и прошел к своему рабочему месту – неказистому, но, как он полагал, стоящему выше самого великолепного трона в стране.

Верный Мустафа с поклоном вручил господину обтянутую тисненой кожей книгу. Эти письмена говорили сердцу бывшего золотых дел мастера больше, чем Новый, а уж тем паче Ветхий Завет. Здесь, навечно запечатленные на тонком пергаменте, содержались расчеты – неровный ритм сердцебиения государства. Ровными столбцами каллиграфически выписанных цифр красовались прибыли; шрамами, исполосовавшими сердце, темнели суммы неизбежных трат.

Вышедший из низов мастер знал счет деньгам и цену каждого денария. Внезапная женитьба на сестре опального майордома принесла ему огромные богатства, земли и место при дворе, но отнюдь не любовь и почтение вельмож. С ним считались, ему вымученно улыбались, а спиной Элигий ощущал сверлящие завистливые взгляды.

Те, кого он столько лет снабжал украшениями и регалиями власти, наконец увидели в нем человека. И остались недовольны увиденным. Чванливые бароны почитали его наглым выскочкой, чуть ли не проходимцем.

Мастер был готов к этому. Все, что беглый вельможа, брат его нелюбимой жены, получил по праву рождения, ему приходилось беззастенчиво покупать: тратить и тратить звонкие монеты, одаривать глупых, но храбрых вояк, охочую до золотых безделушек матушку кесаря. И главное – ее молчаливого, резкого, как удар бича, сына – едва вошедшего в силу государя. Для подарков требовалось золото. Много золота, и много яркоцветных каменьев. И, проклятье, отдавать их приходилось навсегда! Вот просто так, широким жестом, с милой улыбкой на устах.

Темнолицый, похожий на хмурого демона Мустафа понимал Элигия без слов. Он готов был разорвать любого, кто станет на пути господина, и не раз доказывал свою преданность на деле. Некогда мастер спас от верной смерти этого иберийского мавра, подвешенного в железной клетке на перекрестке дорог для всеобщего устрашения, и, хотя хозяин его не удерживал, мавр вовсе не горел желанием покинуть доброго господина.

Элигий уселся поудобней за стол, принял увесистый том, развернул его на заложенной странице и перечел список нынешних даров: «Расходы, опять эти чертовы расходы!» Он неторопливо водил пальцем вдоль строк, опасаясь пропустить что-то важное. Но вот палец замер, точно упершись в невидимую стену. Как гласила запись, массивная золотая цепь, украшенная алыми гранатами, была преподнесена долговязому нурсийцу с переносицей, перебитой невесть кем, но, видно, добрым человеком. Элигий печально вздохнул – он бы с удовольствием поручил нечто подобное еще какому-нибудь доброму человеку. Если бы, конечно, мог. Этот Рейнар, наставник сэра Жанта Нурсийского, непрост, ох, непрост!

Конечно, недавнему ювелиру двора следовало быть ему благодарным за помощь в обретении места и положения близ трона, но все пошло не так, как хотелось. Даже вот с этой чертовой цепью: Мустафа, передававший драгоценный подарок, не преминул доложить, что долговязый насмешник совершенно не оценил его. Он принял золотую цепь со странной гримасой то ли угрозы, то ли насмешки, покрутил ее, намотал на кулак, а потом небрежно бросил на стол, как будто это был не полновесный фунт золота с драгоценными ювелами, а вервие бедняка, годное подвязывать драную камизу.