Оракул с Уолл-стрит 1 - Алим Онербекович Тыналин
«Манипуляция ценами, инсайдерская торговля, искажение отчетности — все это не только не запрещено, но и считается нормальной практикой,» — записал я в блокнот.
Вторым открытием стала структура собственности банков. В 2024 году каждый серьезный финансовый институт был публичной компанией, акции которой торговались на бирже.
В 1928-м многие банки и инвестиционные дома оставались частными предприятиями, принадлежащими нескольким семьям. Это создавало особую атмосферу закрытых клубов, где важнейшие решения принимались за сигарами в частных кабинетах.
Я изучил список крупнейших финансовых фигур и их сферы влияния: Дж. П. Морган-младший, унаследовавший империю своего знаменитого отца; Чарльз Митчелл из National City Bank (будущий Citibank); семья Меллонов с их банковской империей; братья Леман с их растущей торговой фирмой на Уолл-стрит.
«Ключевые игроки: Морган, Митчелл, Меллон, Леманы, Голдман-Сакс, Кун-Леб,» — добавил я в свои заметки.
Особое внимание я уделил механизму маржинальной торговли, то есть покупке акций в долг. В 1928 году инвестор мог приобрести акции, внеся всего десять процентов их стоимости и заняв остальные девяносто процентов. Это создавало огромный леверидж и, соответственно, огромные риски.
«Маржинальные займы достигли беспрецедентных 8,5 миллиардов долларов к июню 1928 года,» — выписал я из одного отчета. Учитывая покупательную способность доллара того времени, это астрономическая сумма.
Я сделал еще одно важное наблюдение.
Скорость передачи информации. В моем двадцать первом веке котировки менялись за миллисекунды, алгоритмы торговали на опережение, а новости разлетались мгновенно.
Здесь же информация двигалась со скоростью телеграфа и телефона. Тикерная лента, выплевывающая бумажные полоски с котировками, отставала от реального рынка на минуты, а иногда и на часы.
«Информационная асимметрия — ключевое преимущество,» — отметил я. — «Тот, кто получает новости первым, может опередить рынок.»
Я закрыл глаза, пытаясь сформулировать стратегию. Мои знания о будущем давали мне преимущество, которого не было ни у кого на всей планете.
Я знал, что крах произойдет 29 октября 1929 года. Знал, что некоторые сектора пострадают больше других. Знал, какие компании выживут и даже будут процветать во время Депрессии.
Но как использовать эти знания, не вызывая подозрений?
— Стерлинг, ты что, спишь? — голос Бейкера вернул меня к реальности.
— Нет, просто думаю, — ответил я, открывая глаза.
— Думаешь он заметил? — Бейкер кивнул в сторону кабинета Харрисона.
— Заметил что?
— Твою выходку на совещании.
— Это не выходка. Это была обоснованная рекомендация.
Бейкер покачал головой:
— Ты не понимаешь, да? Сейчас не время для консерватизма. Рынок растет, все зарабатывают. Предлагать клиентам диверсификацию сейчас — все равно что советовать пассажирам «Олимпика» надеть спасательные жилеты в солнечный день.
«Олимпик» — близнец «Титаника». Интересная аналогия.
— Предпочитаю анализировать данные, а не следовать общему настроению, — ответил я.
— Как знаешь, — пожал плечами Бейкер. — Кстати, Ван Дорен устраивает вечеринку сегодня в «Коттон Клубе». Джаз, выпивка, девушки. Ты с нами?
— В другой раз, — отказался я. — Нужно закончить презентацию для Харрисона.
— Твое дело, — он направился к выходу, но остановился. — Кстати, держись подальше от Чарльза Риверса. Этот журналист уже разрушил несколько карьер своими «разоблачениями».
Когда Бейкер ушел, я вернулся к заметкам, набрасывая план действий.
1. Накопить начальный капитал, используя знания о краткосрочных колебаниях рынка.
2. Постепенно переводить средства в стабильные активы — золото, компании потребительских товаров.
3. К середине 1929 года полностью выйти из рискованных позиций.
4. В день краха и последующие недели скупать акции фундаментально сильных компаний за бесценок.
Это простая, но эффективная стратегия. Лишь бы только не привлекать много внимания слишком быстрыми успехами.
Я закрыл блокнот и спрятал его во внутренний карман пиджака. Настало время проверить свои знания на практике.
Глава 4
Премия
К середине дня стало ясно, что мои знания из двадцать первого века не всегда были преимуществом. Иногда они превращались в помеху. Серия неловких моментов началась за обедом в столовой фирмы.
— Можно к вам? — спросил я, подходя к столу, где сидели Эдвардс и Прайс.
— Конечно, Стерлинг, — кивнул Эдвардс. — Как продвигается презентация для Харрисона?
— Работаю над ней, — ответил я, ставя на стол поднос с сэндвичем и кофе.
— Слышали о твоем выступлении на совещании, — Прайс покачал головой. — Смелый ход для стажера.
Я пожал плечами и достал портсигар, который нашел в кармане пиджака Стерлинга. Открыв его, я вытащил сигарету, поднес ее ко рту и… замер.
Я не курил уже лет десять и понятия не имел, как обращаться с этими старомодными сигаретами без фильтра.
— Что с тобой, Стерлинг? Забыл, как курить? — усмехнулся Прайс.
— Доктор сказал ограничить курение из-за головных болей, — выкрутился я, неловко возвращая сигарету в портсигар.
— Кстати о странностях, — подхватил Эдвардс. — Ты сегодня дважды пытался использовать настольную счетную машину как пишущую машинку. И смотрел на телефон так, будто впервые его видишь.
— Просто рассеянность, — я почувствовал, как щеки начинают гореть.
— А еще ты назвал мисс Петерсон «офис-менеджером», — добавил Прайс. — Все знают, что она секретарша Харрисона.
Черт, я действительно использовал термин из будущего, который в 1928 году звучал как нечто из научной фантастики.
— Просто оговорился, — пробормотал я. — В Йеле так называли административных сотрудников.
— В Йеле? — Эдвардс поднял бровь. — Ты же говорил, что бросил после второго курса.
Еще одна ошибка. Я путался в деталях биографии Стерлинга.
— Я имею в виду, что слышал этот термин там, — я попытался исправиться.
— Ты сегодня странный, Стерлинг, — покачал головой Прайс. — Еще страннее, чем обычно.
Ситуация стала еще хуже, когда после обеда меня попросили отправить телеграмму клиенту в Чикаго. Я стоял перед телеграфным аппаратом, не имея ни малейшего представления, как с ним обращаться.
— Первый день на работе, Стерлинг? — с сарказмом спросил проходивший мимо Ван Дорен. — Ты смотришь на телеграф так, будто это марсианская технология.
— Просто обдумываю, как лучше сформулировать сообщение, — ответил я.
— Конечно, — закатил глаза Ван Дорен. — Потому что формулировки лучше обдумывать, уставившись на клавиатуру аппарата. Особенно если ты отправлял десятки телеграмм за последние месяцы.
К счастью, мимо проходила мисс Петерсон, секретарша Харрисона.
— Мистер Стерлинг, если вам
