Александр Афанасьев - Наступление ч. 2(СИ)
Шипунова на заводе Рамиль нашел в камере, где производился отстрел новой скорострельной пушки, чуть робея он представился среднего роста человеку со звездой Героя соцтруда на аккуратном сером костюме. Аркадий Иванович кивнул и предложил подождать, пока они закончат испытания, а заодно и кое на что посмотреть.
Рамиль не знал — что именно находится на испытательном стенде, наверное, если бы знал — поберег бы уши. На стенде стояла новейшая скорострельная пушка ГШ-30-6, шестиствольный монстр с темпом стрельбы до шести тысяч выстрелов в минуту. Эта пушка на данный момент стояла только на одном образце советской техники — истребителе-бомбардировщике Миг-27 и предназначалась для борьбы с танками. Мощнее ее была только американская Gau-8, аналогичного назначения пушка, специально под которую был разработан штурмовик А10 — вот только размерами она была с небольшой автомобиль, а советская пушка была легче в разы. На стенде стоял морской вариант ГШ-30, предназначенный для борьбы с противокорабельными крылатыми ракетами вероятного противника.
Пушечный залп, даже при том, что стенд для испытаний был закрытым Рамиля ошеломил, конструкторы то уже были привычными к этому, а вот для него это было шоком. Отдельных выстрелом слышно не было — просто стоящая на стенде пушка вдруг окуталась дымом и пламенем, и раздался даже не рев, а жуткий, бьющий по ушам гул, примерно такой, какой издает работающий реактивный двигатель. Почти сразу же наступила тишина, оглушительная тишина, но Рамиль с трудом подавил желание выбежать из помещения.
Басовито завыла система продувки помещения, конструкторы и производственники, оживленно переговариваясь, пошли в камеру к орудию. Там они пробыли недолго, что-то осматривая — потом одни остались снимать орудие с испытательного стенда, его еще ждала разборка и анализ некоторых деталей — а остальные, в их числе и Шипунов вышли из камеры, и конструктор махнул Рамилю рукой, предлагая идти за ним.
В кабинете, в отделе главного конструктора, Аркадий Шипунов быстро ознакомился с чертежами, взмахом руки прервав пояснения Рамиля. В отличие от некоторых быстро "бронзовеющих" конструкторов и Шипунов и Грязев до сих пор работали сами, стояли и у кульмана, и у испытательного стенда, общались с молодыми, натаскивали их. Потом они изобретут лучший в мире пистолет по соотношению вес/мощность/надежность, это будет ГШ-18,[9] который примет на вооружение Советская армия, притом, что Грязеву что Шипунову будет уже за семьдесят.
Как ни странно — сама идея молодого конструктора маститому оружейнику понравилась, хотя в смысле установленных систем вооружения она была достаточно наивной. Но сама идея- тяжелый самолет с набором пушечного вооружения, была свежей и перспективной.
— Вооружение по какому принципу отбирали? — спросил Шипунов
— Ну… двадцать три миллиметра что на заводе было. Тридцать и сто двадцать два — навскидку, исходя из условий применения.
— Я бы выбрал другое. Прежде всего, 2А42 — какие у нее будут цели?
— Скорее всего, одиночные, защищенные. Я прикидывал, что двадцать три миллиметра для групповых, тридцать для одиночных.
— Понятно. А почему не хотите изначально поставить нормальное авиационное вооружение? Вы видели сейчас испытания?
— Да…
— Тридцатимиллиметровая пушка для штурмовиков — истребителей танков. Пока ее установили на Миг-27, но это временная мера. Вероятно, американцы правильно поступили, разработав не вооружение под самолет, а самолет под вооружение. Такая мощная пушка на планере фактически истребителя не дело. Вписать то ее вписали — но теперь при залпе то отказы оборудования, то деформация, то еще похлеще чего. Был случай, когда пилот дал очередь — и потом садился с приборной доской на коленях[10]. В вашем случае, молодой человек, ее можно будет вписать в систему вооружения, тем более я смотрю, вы приняли немалые меры к тому, чтобы ослабить влияние отдачи от вооружения на корпус самолета. Я бы только еще в нескольких местах поставить что-то типа распорок, чтобы укрепить конструкцию.
— А как быть с отдачей?
— Она ненамного больше 2А42, если вы сумели вписать пушку от БМП-2 в самолет — впишется и эта. Проблема, с которой вы столкнетесь при летных испытаниях, будет в невысокой точности пехотной по сути пушки. Нужен именно авиационный вариант. Я бы даже посоветовал морской, потому что на авиационном варианте пушка крепится жестко на конструкции, а на морском она изначально приспособлена под приводы и стабилизатор, ведь приходится вести огонь по высокоскоростным целям. И двадцать три миллиметра я бы тоже посоветовал поставить авиационную, ГШ-23-6. Приводы встанут и под нее тоже. В этом случае у вас получится… скажем при сорокапатронной очереди в цель уйдут сорок снарядов общим весом шестнадцать килограммов и все это за секунду. Учитывая неизбежное рассеивание, тем более при стрельбе с большой высоты получится компактное накрытие… примерно с два кабинета, таких как тот в котором мы сидим. Если применять осколочные снаряды — в зоне поражения не выжить и мыши.
— А как быть с питанием?
— С питанием… На самом деле эти пушки расходуют не так уж и много боеприпасов, просто стрельба идет в сверхвысоком темпе. Если мы говорим про ваш проект — то тут опять таки надо брать морской вариант. Обе пушки нами переделаны не под лентовое, а под бункерное питание. Если в истребителе бункер просто некуда поместить — то тут места хватит вполне, целый десантный отсек самолета. Можно будет взять стандартный морской бункер, а можно будет сделать специальный, еще большей вместимости. Таким образом, у вас отпадет нужда перезарядки в воздухе. Вообще, интересная задача, можно сказать, что вы мне бросили вызов. Оставите чертежи у меня, я надеюсь, они не в единственном экземпляре?
— Нет, конечно…
— Значит, в доле — подвел итог Генеральный конструктор — если нужно, звоните, не стесняйтесь, приезжайте. Верней, прилетайте, в вашем случае так будет точнее. Поможем.
К зиме восемьдесят шестого года удалось достать целых два прицельных комплекса Шквал и установить их на макете самолета. Тульское КБП проработало схему установки боевых систем, для приводов пришлось установить в самолете дополнительный генератор, и усилить всю электрику. Полностью изменили схему установки боевых систем на самолете — крупный и средний калибр перенесли в геометрический центр самолета ближе к пилотской кабине, двадцать три миллиметра отселили к самой аппарели. Продумали схему установки дополнительных баков на самолет и протектирования существующих, чтобы добиться двенадцатичасового патрулирования. Разработали схему дополнительного бронирования кабины и всего фюзеляжа самолета, поставили титановые щитки на открыто расположенные двигатели. Продумали гильзоотвод и принудительный продув салона от пороховых газов. Организовали два дополнительных рабочих места для операторов систем вооружения, и два — для группы перезарядки.
Закончилось это тем, чем в Советском союзе того времени заканчивалась инициатива — наказанием. Дело было весной восемьдесят седьмого года, когда работающая на заводе комиссия (искали где можно компру на среднеазиатских партийных работников, почему то решили прищучить именно их, хотя в других местах еще похлеще чего творилось) выявила значительные нецелевые расходования средств на никем толком не санкционированные (ни заказа от Минобороны, ни разрешения профильного министерства) работы. В итоге: работы законсервировали, кого сняли, кого на строгий выговор. Буквально чудом Рамилю удалось добиться, чтобы пока не резали готовый полноразмерный макет без двигателей, но с полностью готовыми системами вооружений и управления огнем.
Потом в стране все поменялось — на этот раз быстро и круто, без каких-либо предупреждений, и на сей раз без "тяжелых и продолжительных болезней". Слухи шли уже по всей стране, когда вдруг директора ПО им. Чкалова вызвали в Москву. В ЦК партии. И не просто так — а с наработками по тяжелому штурмовику. Собрав за несколько часов все, что можно было собрать, и кого можно было собрать — загрузили все в заводской Ил-18 и полетели…
Первый раз Рамиль, которому тогда не было и тридцати лет оказался в ЦК Партии. Естественно, он здесь никого не знал, их встретили внизу и провели в кабинет в одном из секторов ЦК. Там их встретил среднего роста, полноватый и лысоватый дяденька в очках, довольно приветливый. В его кабинете почему то стояла стандартная для конструкторских бюро большая доска с прицепками сверху для чертежей и большой стол, накрытый клеенкой — для наглядных демонстраций. В кабинете кроме этого дяденьки сидели двое военных, один пожилой в форме с погонами генерала армии, второй поджарый, лет сорока, с аккуратными усиками, ранней проседью в волосах, въевшимся в кожу загаром и глазами, в которых даже здесь, в кабинете заведующего отделом ЦК отражалось пламя наливников, горящих на Каракамарском перевале. Первым был генерал армии Дубынин, новый-старый командующий ОКСВ, вторым — Герой советского союза, полковник ВДВ Валерий Востротин, будущий командующий войсками специального назначения (спецназ) всей Советской армии. Еще там сидели несколько человек, которых Рамиль не знал — люди из КБ Ильюшина.
