Андрей Круз - На пороге Тьмы
На старте самолет двигатель опять сбросил обороты, но уже ненадолго. В наушниках послышалось:
— Взлетаем, полный газ, полный угол зажигания.
Самолет тронулся с места, плавно но быстро набирая скорость, и пробежав недолгое время по полосе, пошел вверх. Резиновый набалдашник рукоятки управления слегка придвинулся ко мне.
— Обороты на номинал, минус пятьдесят, переводим плавно, без рывков, и набираем высоту.
Земля постепенно удалялась, мелькнули крыши домов, ограждение, снова крыши заброшенных окраин, быстро приближались низкие серые облака, пока, правда, не проливающие дождя на серую и грязную землю.
— В горизонтальный перешел — скидываешь дроссель до тысячи трехсот пятидесяти, — продолжала просвещать меня Настя. — Оптимальный режим, расход всего самый низкий. Следи за температурой масла, если поднялась выше девяноста пяти — у тебя начинаются проблемы. Обороты на минимум, переводишь машину в планирование. Запоминаешь?
— Да вроде бы, я все это в наставлении читал, — откликнулся я.
— Ну и хорошо, что читал, все равно не помешает, — решительно заявила она. — Заодно запомни, что давление масла должно быть не ниже четырех и не выше шести. Теперь передаю управление, просто веди самолет прямо, без рывков, поворотов и всякого такого экстрима, понял? Готов?
— Готов, готов…, - ответил я.
Вести самолет прямо — ничего хитрого нет, особенно такой, как По-2, насколько я понял. Он не рыскал, не раскачивался, просто пер себе прямо неторопливо, медленно проматывая полотно земли под собой, разве что слегка подрагивая под несильными порывами бокового ветра, но абсолютно не пугая.
— Запоминай, — снова заговорила Настя. — Летаем только по ориентирам, в светлое время суток, так что учи карту все время. Компас здесь может врать градусов на десять, а ближе к Тьме так и на все девяносто, поэтому никогда не срезаем путь, идем от одного ориентира до другого, и никак иначе. Поэтому же никогда не лезь в облака, заблудиться здесь — дело пяти минут, даже для меня. Даже если облачность совсем низкая, иди еще ниже, учись пилотировать. Запоминаешь?
— Запоминаю, давай дальше.
— Дальше пошли «змейкой», совсем плавной, еле заметной, только ногами, понял? Давай.
Ногами — это элеронами, а не рулем направления, как, в общем, обычно самолет и поворачивают, кренами. Слушался «кукурузник» управления хорошо, отзывался практически мгновенно, без запаздывания, и вообще по ощущениям его вести было легче, чем даже «тазик» по дороге.
— Пошли вдоль реки, старайся держаться все время над самой серединой, высоту не меня, рули только ногами, старайся повторять все повороты.
Это оказалось чуть сложнее, мешала пока боязнь «пережать» педаль, сделать что-то слишком резко. Потом обнаружил, что этот спокойный и вальяжный самолет такое обращение прощает запросто, потому что реагирует на все мягко, без заскоков. Сначала несколько поворотов шел плохо, но потом втянулся, и серая вода тянулась под крыльями с такой точностью, словно нас к середине русла привязали. Сложнее всего было эту самую середину определить, обзор из кабины вниз был все же так себе, постоянно приходилось высовываться. Но справился, сам собой доволен был.
— Нормально, можешь, — заключила Настя. — Теперь попробуем долететь до Сальцево. Ориентиры называть не буду, сам должен помнить. Дорога несложная. Высота и скорость те же самые, ничего не меняй.
— Туда можно по реке, а можно по дороге, — вспомнил я.
— По реке далеко, она же изгиб большой делает, по дороге давай.
Ага, вон мост железка, там же и грязная колея дороги видна. Над ней и пойдем, разве что чуть левее, чтобы из виду не терять, прямо вниз смотреть из самолета неудобно, к этому привыкать надо, кстати. По дороге катили довольно час о машины, к концу главного сезона торговцы засуетились. Виден был патруль разведбата на двух «скаутах» и грузовике с пулеметом в кузове, потом показались два броневика вояк из Сальцево, тоже приглядывающих за обстановкой. Для бандитов сейчас тоже "самый урожай", вот и повысили бдительность.
Бандитов, кстати, я теперь специально высматривал, помня как в тот раз они подъехали по боковой дороге и встали за рощей, но ничего подозрительного не заметил. Вскоре на горизонте снова показалась лента реки, а прямо возле нее городок. Тут Настя взяла управление на себя, просто желая показать Сальцево с воздуха, чтобы я мог смотреть и не отвлекаться.
— Привыкай видеть землю сверху, — сказала она. — Ищи знакомые места, даже на базаре попытайся определить где какой магазинчик или кабак. Причем как можно быстрее, время раздумывать есть не всегда.
Базар промелькнул под нами быстро, но я успел разглядеть стоянку, распознать «Светлячок», в котором вчера обедали, даже опознать магазин, где купил супер-сапоги на овчине, в общем, основные ориентиры заметил. Прошли над портом, причем люди задирали головы и смотрели на нас, а некоторые так и руками махали, затем легли в пологий вираж и проскочили над достаточно прилично выглядящим скоплением коттеджей из серого силикатного кирпича — не Рублевка, конечно, но на общем фоне чуть ли не дворцы, с рубленными банями во дворах, окруженные высокими заборами с колючкой. В иных домах у ворот так и охрана была заметна. Миры меняются, а вот людские привычки и понятия куда как неизменней получаются.
Показался большой двор, заставленный рядами машинами и бронетехникой, явно база местного «Минобороны», затем снова забор — и чистое поле, упирающееся дальше в темный хвойный лес.
— Бери управление и вези нас домой, — сказала Настя. — Если все нормально, то считай, что баню мы заслужили. В следующий раз, если ветра особого не будет, будем осваивать взлет.
— А посадку?
— Посадку сейчас лучше с парашютом, если ты рулишь, — засмеялась она. — Рано покуда.
— Кстати, о парашютах! — вспомнил я. — А почему без них летаем?
— А смысл? — удивилась моему вопросу Настя. — «Кукурузник» можно в любом поле посадить, даже если мотор заглохнет, а мы летаем редко когда выше двухсот метров, обычно даже ниже. Какой тут парашют?
— Тогда учиться надо не посадке, а посадке где попало.
— Посадки достаточно, жить захочешь — где угодно сядешь, — достаточно резонно возразила Настя, после чего добавила: — Ладно, сюда мы по дороге долетели, а обратно веди по реке, только к промзоне близко не суйся, там охрана нервная и зенитки у них есть, хоть стрелять по воздушным целям они и не умеют.
* * *Кабинеты в местных «Сандунах» и вправду оказались отличными. Вполне просторная парилка, где вдвоем так вообще раздолье было, достаточно большой предбанник с обеденным столом и лавками вокруг, и здоровенная бадья с проточной ледяной водой, такой что дыхание перехватывает, как нырнешь — баня расположилась прямо над артезианской скважиной. Что еще нужно для полного счастья?
Счастье, хоть и не полное, а очень даже стройное, сидело напротив, завернутое в простыню до подмышек и откинув назад мокрые волосы и попивало чай, причем не простой, а какой-то местный, банный, с травяным сбором, не помню уж для какой целебной цели предназначенным. Но был он вкусный, пах летним лугом и его аромат примешивался к запахам распаренных веников и мокрого дерева.
— Ну, как тебе? — спросила Настя, блаженно откинувшись назад, на грубые плетенные подушки.
— Баня-то? — уточнил я. — Да офигительно, все как надо. А то уже бояться начал, что в ближайшие лет триста в нормальную парилку сходить не смогу.
Дело было уже совсем к вечеру, отдыхали мы здесь уже долго, несколько часов, и уходить совершенно никакого желания не было. Впрочем, нас отсюда никто и не гнал, баня до полуночи работала, а до этой самой полуночи было еще далеко.
— Да я не о бане, о полете, — засмеялась Настя, поправив меня. — Как тебе?
— Если честно, то здорово до обалдения, — сказал я, ни на миллиметр не покривив душой, летать мне и вправду понравилось, даже обидно стало, когда самолет подрулил к ангару, подырчал мотором пару минут на малых оборотах и затих.
— Это хорошо! — решительно одобрила она. — Если очень нравится — летать будешь точно, в смысле — хорошо летать, не абы как. Лучший показатель, если от полета кайфуешь, то сам полет чувствуешь, а это необходимое качество.
— Ну ты скажи… — вроде как поразился я.
— Не ехидничай, а то чаем плесну, — сказала она, качнув в мою сторону кружкой. — В драку лезть — вставать лень, растащило что-то меня после парилки.
— А я сейчас еще разок схожу, — подумав, решительно заявил я. — Я тут давно так не прогревался, кажется, что до самого спинного мозга проняло. Благодать.
— Это точно, тут как осень, так и я вечно зябну, — согласилась она. — Кругом холодно, все мокрое, везде сквозняки, вещи сохнуть не успевают… Хорошо, что хоть окна заклеили, в квартире тепло стало, вроде как оазис, но все равно, так вот прогреться… блаженство настоящее.
