Владимир Поселягин - Я - истребитель. Я — истребляю
— Это Матвеевский?
— Угу.
— Зря, у них хорошее истребительное прикрытие, там командир эскадрильи сам Коршунов. Тоже «лавочкины» получили.
— Посмотрим. О, сигнал, ну все давай.
Застегивая на ходу шлемофон я побежал к своему «поликарпу», около которого суетились механик и оружейник.
— Ребята идем «змейкой», — крикнул своим подчиненным, которые с помощью механиков надевали парашюты.
— Ясно, — ответили они хором.
«Все-таки удобно, что Иволгин мне их дал. Парни молодцы. Жаль что после всех тестирований, их вернут в Центр инструкторами!» — подумал я, набирая скорость по ВПП.
Это действительно было так. Ни один инструктор Центра не допускался до работы с курсантами, если сам не был в бою. То есть у всех имелись ордена и медали, потому как по уставу Центра каждый инструктор должен два месяца в году провести в боевых частях. Именно поэтому все инструктора в Центре пользуются большим уважением среди курсантов, и не безосновательно. За два года уже двое из них, успели получить в бою высшие ордена, ордена Ленина.
В этот раз вылетели мы двумя парами, Микояна в этот раз я не брал, были только экспериментальные машины. Мой ведомый младший лейтенант Жуков, позывной «Жук».
Ведущий второй пары лейтенант Голубь, позывной «Сурок» и его ведомый, лейтенант Ястребов, позывной… нет не «Ястреб». Позывной его «Змей». Их не я давал, а в штабе полка, там был целый список разных позывных, иди и выбирай, парни выбрали.
У бомбардировщиков и штурмовиков было не так. У истребителей у каждого летчика свой позывной, так проще общаться в бою, у бомбардировщиков у каждого звена свое, машины разделяются только номерами, например: Сокол-один ведущий, второй ведомый Сокол-два, и так далее. У истребителей с этим проще.
Шли мы плотно чтобы можно было общаться, поэтому показав Сурку знаками, чтобы набирал высоту, направил свою машину к видневшейся впереди излучине реки. Наш первый ориентир. Шли мы строем «этажерка» маневром «змейка».
Пара Сурка шла выше на двести метров, прикрывая нас сверху, я часто бросал взгляды наверх, поэтому сразу заметил две точки падающих сверху на пару прикрытия.
— Сурок, бойся!
Такой крик-приказ отработан у курсантов до автоматизма, поэтому оба резко ушли в сторону, сорвав атаку пары «мессеров». В такой ситуации, они обычно с набором скорости уходят вниз и на бреющем убегают к себе, но тут был один момент. Как я уже говорил, из «змейки» можно контратаковать практически из любой позиции, что и произошло. Кувыркнувшись вокруг себя, Сурок дал очередь поперек курса, на которую ведомый противника и наткнулся.
— Сурок, ведущий мой, добей подранка.
— Понял!
Клюнув носом, я направил свой истребитель следом за фрицем.
— Уйдет Хромой, — услышал я азартный вопль ведомого.
— Вокруг смотри, а не на «мессер» пялься. Они могут не одной парой работать, — остудил я его.
— Понял, — уже спокойней ответил ведомый. Первый бой что поделаешь.
И не ошибся, немцы теперь редко летали одной парой. Когда я вогнал очередь в кабину улепетывающего немца, услышал вопль:
— Худой, бойся! — крик ведомого, и прошедшая рядом очередь.
Рука на автомате увела ручку управления влево, чуть не сбив крылом верхушку высокой сосны я ушел в сторону, и стал набирать высоту, активно крутя головой.
Немцы обнаружились правее, они вели бой с Жуковым.
— Какого хрена ты от меня оторвался?! — прорычал я разворачиваясь. Бой шел над небольшим лесом с маленьким голубым озером посередине. В нем часто отражались силуэты истребителей ведущих бой на малой высоте.
Развернувшись, я пошел к этому клубку, но не успел, фрицы не стали дожидаться ни меня, ни вторую пару, которая тоже неслась к нам на всех парах.
— Жук, что у тебя?
— Левая плоскость повреждена, с трудом удерживаю высоту.
— Ясно. Сурок, на тебе прикрытие. Возвращаемся.
Голубь, стал набирать высоту, а мы медленно потянули на аэродром.
— Что с самолетом? — поинтересовался Покрышкин, подходя ко мне.
— Левая плоскость в дребезги, как Жуков дотянул не знаю. Чудом только. Каплин сказал, за пару дней восстановят, крыло с нуля придется делать, — промычал я с набитым ртом. Комполка нашел меня в столовой во время обеда.
— Что у вас там произошло? Цаплин со своим звеном недалеко проходил, видел, как от вас пара охотников драпала, да дымы на земле.
— Двух приземлили. Одного я, верткий был, со второго раза попал, другого Голубь. Второй раз на охотников напарываемся, тебе это не кажется странным?
— Просто повезло. Я одну эскадрилью отрядил на их ловлю… О, кстати, похоже сигнал от ВНОСа, слышишь дежурное звено пошло? Наверняка, где-то охотников засекли.
— Вот, товарищ гвардии подполковник, ваш обед, — поставила поднос и стала расставлять тарелки девушка-официантка, с лицом знойной красавицы и телом Афродиты. Было видно, что не смотря на молодость цену она себе знала.
— Спасибо. Так что у вас там произошло? — продолжил Покрышкин разговор, мешая сметану в щах и беря кусок нарезанного ржаного хлеба. Я с тоской посмотрел на его обед, мне такого нельзя, летчикам запрещено есть подобную еду. Комполка же мог себе это позволить, если не собирался в ближайшие дни летать.
— Да что, шли на место сбора, как Голубя атаковала пара, одну подранили, лейтенант за ним, добил. А я ведущего перехватил, тоже в землю вогнал, а тут вторая пара. С Жуковым схлестнулись. Тот меня бросил решил силушки молодецкой показать.
— Молодой еще, службы не знает, — промычал согласно Покрышкин.
— Угу. Ты десерт будешь?
— Конечно, и убери руки от моего, ворюга.
— Тогда я еще закажу. Зоя! Еще блинов с медом! Спасибо.
— Я все спросить хотел, завтра вылетаешь, не споешь тут песню про штурмовиков, что два месяца назад по радио исполнял? И кстати когда она выйдет на пластинках? А то уже четыре пластинки выпустил, а этой в них не было.
— На пластинках я ее не записывал, а спеть, почему нет?
— Знаешь… ты изменился, — через пару минут, когда я доедал третий десерт, негромко сказал Покрышкин. В это время в столовую как раз ввалилась очередная партия жаждущая утолить голод, поэтому он и понизил голос.
— Изменишься тут. Война, считай один год за пять. Да еще Академия эта… Вы себя ведете недостойно старшего офицера, будем переучивать, — передразнил я одного из своих преподавателей.
— Я смотрю переучили.
— Кишка у них тонка, вон, когда Ваське Сталину полковника обмывали, ни одного слова ни сказали, а когда я со своими однополчанами в ресторан завалился так давай брюзжать, мол, недостойно.
— Они правы.
— Не в этом случае, это парни, с которыми я воевал. Да будь я генералом, а они сержантами ничего бы не изменилось. Они боевые товарищи, и ничего тут не поделаешь.
— Тут ты прав.
— Угу. Держатели старых традиций, — брюзжал я, — помнишь, как летом сорок второго погоны вводили?
— Еще бы!
— Вот эти больше всех возмущались, а когда с фабрики вышли офицерские погоны, так первые их нацепили.
Вечером выйдя из земляки, где с Линьковым обсуждал маршрут полета, ко мне подошел один из двух контрразведчиков. Старший, из них.
— Товарищ гвардии подполковник, можно вас на минутку?
— Да конечно, — изменив маршрут я направился за ним, вместо того чтобы идти к опушке, где готовили импровизированную сцену. Мое обещание спеть, было воспринято серьезно.
Мы просто отошли в сторонку где мало кто ходил, и остановившись под тенью берез, разговорились. Капитана интересовала причина, по которой я набился в группу, честно ответил ему, что хотелось побывать там, где началась моя военная карьера.
Да и задание выполнить тоже хотелось. А задание у нас было не простое, ой какое не простое. Взяв у меня еще две подписки о не разглашении, он удалился.
Через десять минут я был на опушке.
— Здравствуйте товарищи.
— Здравствуйте!..
— Привет!.. — неслось отовсюду. Был вечер, люди после тяжелой работы пришли на мой концерт отдохнуть. Конечно не все, техники двух звеньев, которые еще не вернулись с задания, ждали у стоянок машин.
— По многочисленным просьбам нашего, как выяснилось, не маленького полка, хочу спеть песню, исполненную мною лишь однажды. Итак: Штурмовики!
Как обычно, вылет срочный,Знать прижали наших точноМы летаем денно-ночноНа свой вечный риск и страх.
Наношу в планшете метку,Там в квадрате, словно в клетке,Задыхается разведкаВ этих чертовых горах.
Нам поставлена задача,Вот еще бы нам удачаМы торопимся, иначеТам поляжет целый взвод.
Запускаюсь без газовки,Техник в старенькой спецовкеХлопнет борт по законцовке.Две «тройки» идут на взлет!
Мы не смотрим на пейзажи,Надо быть всегда на страже!Между гор и скал виражимЭй, браток, не отставай.
Выхожу из-за пригорка,Осмотрелся я на «горке»Ни чего себе разборки!Ну, ведомый, не зевай!
— Эй, внизу, держись, пехотаНачинается работа…— Справа 30 — пулеметы! —Мне «земля» в эфир орет.
Доворот, бросаю ФАБыИ на выводе не слабо,Словно я попал в ухабы,Заболтало самолет.
Трассера как паутина —Маневрирую активно;Живописная картина,Как Саврасова «Грачи».
Прилетели, выручаем…С огоньком здесь нас здесь встречают,Вновь «земля» не отвечает,— Ну, разведка, не молчи!
Я кручусь и кувыркаюсь,«Таир» бедняга, изувеченЯ за это им отвечу!И несутся мне на встречуЯрко-красные шары.
Чудеса еще бывают —Я живой, хоть попадаютПот глаза мне разъедаетИ не скрыться от жары.
Горячо — не просто жарко!Отправляю вниз «подарки»Удержать попробуй маркуПод свинцовым кипятком.
ВПУ, как пушка танка —Грохот выстрелов, болтанкаЯ как мышь в консервной банкеПо которой молотком!
Не попасть бы нынче в сводку,Чтоб по нам не пили водку.Я как уж на сковородке,Израсходован БК.
Имитирую атаки,Выходить пора из драки —Ведь почти сухие бакиИ потрепаны бока.
Мне по коже как морозом«Тройка» устало клюнула носомЗначит весь я под вопросомСамолет мой просто в хлам.
Но жива машина-дышитСловно держит кто-то свышеИ в наушниках я слышу:«Летуны, спасибо вам!».
На обратном, довернулиПозади снаряды, пулиУравнение БернуллиДержит в воздухе меня.
Борт летит на честном словеА из носа капли кровиЗнать в санчасти «на здоровье»Получу я от врача.
Дальний, ближний, вот бетонкаПокачусь я по пригоркуЗарулю, уйду в сторонкуИ… меня не тормошить.
Где то бой, но это где-тоА вокруг такое лето…Техник даст мне сигаретуЭх, ребята… Будем жить(Николай Анисимов — Грачи прилетели)
Не знаю откуда фрицы взялись, но они перекрыли нам возможность для подъема, давая пришедшему в себя прикрытию сблизиться с нами. В принципе мы могли бы уйти, если бы не эта пара. Скорости с «мессерами» у нас не сильно отличались.