Год 1914-й. Время прозрения - Александр Борисович Михайловский
- Это слова воистину мудрого человека, - сказала цесаревна Ольга. - А ты что скажешь, Папа?
- Я предлагал рассудить македонский вопрос по справедливости, - сказал император Николай, - но этот недоумок Фердинанд предпочел начать войну, в которой был просто обречен на поражение. Уж не знаю, что болгарскому царю пообещали в Вене, но совершенно очевидно, что не дали ничего, потому что тогда Болгария оказалась разбита и унижена. Тогда я, узнав о таком вероломстве, умыл руки, и теперь сделаю то же самое. Пусть Сергей Сергеевич возьмет этого достойного представителя козлиной породы и сделает с ним что захочет. Например, скормит древним ящерам. Мне наплевать.
- На этой патетической ноте наше совещание следует прекратить, - сказал я. - Делегация для визита к пока еще болгарскому царю будет составлена в сокращенном составе, без присутствия женщин и детей. С российской стороны - только я, Кобра, сербский король Петр, и Великий князь Михаил Александрович за все семейство Романовых. С болгарской стороны к господину Радко-Дмитриеву требуется добавить генерала в отставке Георгия Вазова и наследного принца Бориса, которого для этого необходимо извлечь с гауптвахты, ибо он опять поругался со своим отцом. У меня есть такое чувство, что Болгария может вступить в войну буквально в любой момент, а после этого собирать разлетевшиеся осколки будет уже поздно.
Семьсот двадцать четвертый день в мире Содома. Вечерю Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.
Кадет высшей военной школы, наследный принц Болгарии Борис Саксен-Кобург-Готский
Когда я опять поругался со своим отцом, тот засадил меня на гауптвахту «для вразумления». Причина ссоры была более чем достойной: царь Болгарии намеревался присоединить свою страну к блоку Центральных держав, а я считал, что это станет для нашей страны катастрофой. Вот и поговорили. Одиночная камера с зарешеченным окошком под потолком, тусклый красноватый свет лампочки и узкая жесткая койка. Условия, как раз подходящие для того, чтобы хорошенько подумать над своей печальной участью.
Год назад, после поражения в межсоюзнической войне, в Болгарии уже поднималось движение за добровольную отставку царя Фердинанда Первого и досрочное воцарение царя Бориса Третьего. Мне предлагали всячески отстраниться от отца, принять независимую позу и приготовиться принимать корону из рук господ депутатов. Но тогда все закончилось ничем, потому что моему отцу было плевать на мнение народа и даже софийской интеллигенции. Та каша, что заваривается прямо сейчас, гораздо серьезнее. Нынешняя власть хочет выступить на войну в союзе с нашими исконными врагами, турками, против естественных союзников болгарского народа -сербов и русских. После поражения в такой войне простой детронизацией моему отцу не отделаться - не исключены всеобщее кровавое возмущение по образцу великой французской революции и гибель всей нашей семьи.
В отличие от папеньки, я никогда не благоговел перед австро-венгерским императором Францем-Иосифом, считая себя в первую очередь болгарином, а не австро-итальянским метисом. Это породистых собак можно определять в соответствии с их родословными, а у людей в первую очередь необходимо учитывать состояние духа. По духу я как раз болгарин, и точка, поэтому у папеньки в этой стране - подхалимы, а у меня - друзья. Так что от разгрома Австро-Венгрии мне ни холодно, ни жарко, - а вот что будет с Болгарией, мне совсем не все равно.
Вот так я лежал на койке и размышлял... А потом произошло нечто настолько неожиданное, что я вскочил и принялся одергивать слегка помятый кадетский мундир. Ну а как же иначе можно было поступить, если в твою камеру заходит целый генерал Радко-Дмитриев - один из героев Галицийского сражения с австрийской армией? Сначала я подумал, что тот вошел через дверь. Но нет: проем, распахнувшийся за его спиной, вел не в коридор гауптвахты, по которому, бряцая ключами, в ночное время курсирует дежурный, а в какое-то иное место - темное и благоухающее миррой и ладаном, как церковь ночью, когда там не идет служба, погашены огни, и лишь тусклые лампады мерцают перед иконами. Следом за генералом в мою камеру зашел еще один человек - в военном мундире русского образца, но со многими заметными отличиями. На плечах у него имелись погоны штабс-капитана, но сразу было заметно, что именно он тут главный, а отнюдь не генерал Радко-Дмитриев. Сложив все особые приметы, включая дверь, открывшуюся в неизвестное место, можно было догадаться, что меня посетил лучший друг русских и сербов - чудотворец и полководец, самовластный великий князь Артанский Сергий из рода Сергиев. В таком случае генерал Радко-Дмитриев играет тут роль то ли декорации, то ли верительной грамоты...
-Добрый вечер, юноша, - сказал мне ночной гость по-немецки со странным акцентом.
- Добрый вечер, господин Серегин, - так же вежливо ответил я на том же языке. - Хотелось бы знать, чем обязан столь неожиданному визиту?
- Генерал Радко-Дмитириев, - Артанский князь кивком указал на своего спутника, - отрекомендовал вас как честного человека и патриота своей страны. Именно такой монарх, являющийся противоположностью ныне действующему царю, нужен сейчас Болгарии, чтобы она могла избежать тяжелых испытаний и новых территориальных утрат.
- Вы хотите, чтобы я сверг своего отца? - вспыхнул я.
- Господь с вами, юноша, - усмехнулся Артанский князь, - никого свергать вам не потребуется. У меня это получится не в пример лучше, а вам потребуется только принять опустевший трон и править разумно, честно и справедливо, в соответствии с исконными чаяниями болгарского народа.
- Нет, - ответил я, - так я тоже не могу. Свергайте уж лучше нас обоих.
- В таком случае, - пожал плечами господин Серегин, - я воспользуюсь своими полномочиями Бича Божьего и вовсе сотру вашу Болгарию с политической карты как неудачный эксперимент, присоединив ее территорию к Российской империи. При этом все то ворье, какое ваш родитель заботливо собрал в своем окружении, я немедленно развешаю на
