Год 1914-й. Время прозрения - Александр Борисович Михайловский
Одновременно австрийская армия переходила к жесткой обороне на сербском фронте, а все высвободившиеся силы гнала на рубеж Карпатских перевалов, чтобы успеть затормозить русское наступление, до начала которого оставалась примерно неделя. Турки группировались на Кавказе, готовя наступление на Батум, Карс и Эри-вань, а в Софии совершенно бесстыже шла крысиная возня ценой в пятьсот миллионов франков. По меркам этого мира, где деньги еще полновесны и не подверглись иссушающей инфляции, сумма взятки царю Фердинанду (которую потом до сантима взыщут с болгарского народа) выглядела совершенно невероятно. Но австро-германский финансовый консорциум во главе с одним из крупнейших берлинских банков «Дисконтогезельшафт» готов был отвалить эти деньги, лишь бы Болгария ударила в спину Сербии и хотя бы отложила угрозу немедленного военного разгрома Австро-Венгрии. Да, именно так: речь для Центральных держав сейчас шла даже о победе, а лишь об отсрочке приведения в исполнение смертного приговора.
- Итак, - сказал я, когда все приглашенные были уже в сборе. - Насущная необходимость для Центральных держав в подключении к сражениям новых игроков стала неотложной потребностью. Связи между союзниками по Антанте через Черноморские проливы они уже перерезали, часть нашей армии на Кавказское направление отвлекли, теперь главная задача - сокрушить Сербию, чтобы сосредоточить все силы Австро-Венгрии на восточном фронте. И неважно, что регентом стал эрцгерцог Франц Фердинанд: во-первых - регент не обладает всем набором императорских полномочий, во-вторых - как только прекратятся боевые действия, держава Габсбургов начнет рассыпаться на куски, неважно, как будут звать императора, Франц Третий или Карл Первый. С Францем Третьим процесс даже быстрее, потому что если Карла в Будапеште просто недолюбливали, то Франца Фердинанда люто ненавидят. Если до начала боевых действий была еще какая-то альтернатива, то теперь уже нет. Таким образом, австрийский регент и его присные, надеясь на чудо, тоже бьются за отсрочку смертного приговора своей стране.
- Как я понимаю, - сказал Радко-Дмитриев, - раз вы позвали меня, то страна, которую Центральные державы хотят втянуть в войну на своей стороне, называется Болгария?
- Именно так, - сказал я, - болгарский вопрос стоит ребром, а скоро начнет ходить гоголем. Как истинный австриец, царь Фердинанд ненавидит сербов и поклялся уничтожить всю сербскую нацию. Более того, он ненавидит и презирает даже тот народ, которым ему довелось править, а это уже, как говорит моя приемная дочь Лилия, не лечится.
- Если уж Лилия считает что-то неизлечимым, то это и в самом деле безнадежно, - проворчал Коба. - А если серьезно, то Болгария - это, в первую очередь, вопрос о справедливости, так сказать, в межгосударственном масштабе. Едва только русские освободили болгар от турецкого ига, как вся Европа, забыв о внутренних противоречиях, кинулась пересматривать скоропалительный, по ее мнению, Сан-Стефанский договор и выкручивать руки русскому царю. С тех пор выросло целое поколение болгар, которые презирают русский царизм за слабость и непоследовательность и во всем ориентируются на Европу, ведь она оказалась сильнее.
Генерал Радко-Дмитриев одобрительно кивнул, а русский царь дернулся как от удара, ведь этот упрек был обращен к его деду, политику которого он наследовал. Все Российская империя делала на полшишечки, и, сделав один шаг вперед, тут же, в пиетете перед «общеевропейскими ценностями», отступала на два шага назад. И то же самое у нас, в двадцать первом веке: огромное количество высокооплачиваемых дипломатов только для того и существуют, чтобы вести переговоры, на которых ни при каких условиях невозможно добиться согласия. Они хотят, чтобы мы умерли, а мы намерены жить и дальше. Лучше бы этих дипломатов отправили мести улицы, а деньги, необходимые на их содержание, потратили на усиление армии. Так надежнее.
- Если говорить о справедливости в отношении Болгарии, - сказал я, - то необходимо денонсировать Берлинский трактат. Это детище Бисмарка в своей основе так же зловонно, как и прочие порождения его сумрачного разума. А дальше все зависит от того, как поведет себя наследник царя Фердинанда. Если он станет нашим союзником, то Болгария в границах, определенных Сан-Стефанским договором, и в самом деле может сохраниться. А вот если он опять начнет танцы у европейского шеста, то тогда так называемая Болгария превратится в российское Задунайское генерал-губернаторство. И то же касается Румынии, причем безотносительно к поведению ее руководства. В Европе это детище австрийских интриг, порожденное Парижским трактатом, необходимо только для того, чтобы хоть кто-нибудь имел возможность на якобы «законных основаниях» претендовать на российские Бессарабию и Херсонскую губернию. Ликвидация Румынии нужна и для того, чтобы после инверсии Болгарии полностью изолировать Центральные державы на Черноморском направлении и разорвать их связь с Османской империей. Когда рассеется дым сражений, политический ландшафт на востоке Европы должен полностью поменяться в пользу Российской империи, а иначе все жертвы, понесенные ею в этой войне, будут бесцельны и не оправданы.
- Царевич Борис - это честный и ответственный юноша, - сказал Радко-Дмитриев. - Несмотря на то, что в его жилах нет ни капли болгарской крови, он сумел вырасти настоящим болгарином, искренне болеющим за свою страну. Его отец - совсем другое дело: он специально окружает себя разными порочными людьми, извращенцами, ворами и казнокрадами, ибо они, находясь под уголовным расследованием, полностью зависят от его прощения. Честных людей при этом наш царь боится и старается оклеветать, ибо, не чувствуя за собой вины, они всегда называют кошку кошкой, а вора и дурака - вором и дураком. Поэтому наш царь постоянно конфликтует со своим старшим сыном, которого боится и ненавидит, и со стороны наследника эти чувства взаимны.
- А вы что скажете, Петр Александрович? - обратился я к сербскому королю.
- Тридцать лет назад Сербия уже воевала с Болгарией, - сказал Петр Караджоржевич, - и
