За секунду до сумерек - Евгений Штауфенберг
– С чем будет? Где?
– Из него что будет, как он будет выглядеть, вести себя?
– Это что?
– Это вопрос. Игра это у нас такая, у вас же есть игры, берем человека и делаем из него Дикого человека.
– Ну-у, – Чий задумался, – дикий человек из него будет.
– Это как.
– Говорить будет плохо, там, грязный будет.
Он опять улыбнулся:
– Да, а как он говорить научиться, кто его научит?
– А сам не научится?
Это животное будет, хуже собаки, ходить под себя будет. Лохматое грязное, дурное. Да, так, так, такое уже было не раз и сейчас есть, просто ты не знаешь. Так вот в один день оно приходит к вам в Деревню. Там уже никто не живет, и кочевники уехали. Оно смотри на распаханные поля, на соху, которой их распахали, на дом, что оно за этим всем увидит? И тут оно глядит с мольбой на другое, точно такое же, и хочет понять, у него узнать, что это такое, вот только у того, второго, тоже слов нет, чтобы это описать, а, если и есть, то первое все равно ничего не поймет, так как оно слов не знает…
Так их у нас все-таки двое, в игре, мы их два взяли? – спросил он с иронией.
Их значительно больше. Их у нас целые стада, но они далеко живут от вашей Деревни, и попасть получилось только у одного, чудом, а второй все-таки не животное, а пусть получеловек, который хоть что- то все-таки знает, и, кстати, тому, который попал, повезло еще с одним – у него отец тоже был получеловеком, или хотя бы полуполучеловекоммы.
– Ерунда. Громовая – это что, Деревня?
– А я этого не говорил, я объяснял.
– Ерунда. Получается, что наш дикарь, это не дикарь. Он специально туда шел, чтобы понять.
– Нет, он шел бездумно. Он не знал, зачем туда шел, и, когда дошел, он не понял ничего.
– А второй, тот, который получеловек. Он знал куда шел, когда шел в первый раз, он всегда был получеловеком?
Южанин замялся.
– Тогда ему просто повезло, он стоял за краем поля. Это знаешь, если всегда стоять посреди огромного поля, то так и не поймешь, где ты находишься, ты не увидишь поля. Чтобы увидеть поле, надо встать на краю или за краем. Я пришел в Лес, я всю жизнь хотел увидеть Лес, понять Лес, пришел и увидел деревья, я снова оказался в центре, а не за краем.
Знаешь, людям свойственно придумывать вещи, они их всегда придумывали. И вообще, чем люди отличаются от животных? Да не от дикарей этих, от зверей, от сатров, от тударов, от скота. Чем?
Сатров он помнил: долговязые, рыжие, высокие собаки, о тударах слышал, он не и ответить.
Разум, думать – это не пощупаешь. Человек начался с того, что ему перестало хватать своих зубов, чтобы грызть или убить, или рук – копать, и вместо этого у него появилась куча вещей, которыми он убивал, копал и сажал. И одежда – ты одет в вещи и шил их, делал вещи вещами, одни вещи делал другими.
– Ты когда-нибудь задумывался, кто сделал первый кувшин. Наверное, дед какой-нибудь – пра-пра-пра, который жил рядом с твоим домом и звали его как-нибудь, Лысак, нет. Плешак, правильно?
Вот об этом он как раз-таки задумывался, о чем-то очень близком, даже спорил с кем-то, доказывал, что это все-таки было, и спорили тогда, кажется, как раз о кувшине, и тогда он знал какие-то доводы, которыми пытался убедить, что его, все-таки придумали давно когда-то очень, и не Плешак с соседней улицы, но он ничего не помнил сейчас и потому сказал точку зрения того, с кем спорил просто так, со злости, должно быть, чтобы вызвать реакцию у этого человека, не желающего говорить серьезно:
– Всегда был.
– Да? Чушь какая, – он снова расплылся в улыбке. – Всегда, ничего не существовало, людей тоже. Людей не было – откуда появились вещи? Тебе кажется это таким естественным, держать жидкое в кувшине, а это не естественно, естественно держать во рту. Понимаешь?
– Не кажется.
«Он опять играет, – думал Чий. – Опять издевается, он не говорит о Громовой, я просил его рассказать, и он рассказывает, только не то, а для, чего-то, что-то совсем другое».
Туман сгустился или это только впечатление такое создавалось, потому что сейчас между костром и ним тумана не было, он и пламя находились внутри, а пахнущий Лесом, непрозрачный, мокрый и густой воздух висел снаружи. Сильно хотелось спать, глаза закрывались.
Он ждет, пока я засну, хочет меня усыпить, вот он чего добивается. Я упаду на землю, он поухмыляется, потрет руки от радости и уйдет.
И когда-то было принято думать, что таков человек вообще, вернее, принято думать, что это не может быть по-другому. А человек на самом деле разный, как ты, как я, есть пьяницы, есть трудяги, как правило, тупые, у которых нет ничего, кроме того, что он умеет обращаться с мотыгой. Вот тут нет, – он постучал пальцем по голове, – я приукрасил. Но дело в том, что когда-то серьезные умные люди поняли, что на самом деле все возвышение человека зависело не от всего человечества, а от некоторого количества, от массы очень маленького – пять из сотни, два из сотни, я не знаю. И нельзя сказать, что это сверхлюди, самые умные, или, допустим, человека не из их числа можно научить считать лучше, чем они, они просто обладали чертами, незначительными отличиями, которые делали их способными… Это не сказки, понимаешь, они точно такие же, просто увлекающиеся, как отец твой, которого вокруг считали странным дураком, и это нормально, что их всегда было немного, – он поднял голову, улыбнулся и посмотрел прямо на Чия, и Чий вдруг понял, что он говорит абсолютно серьезно, также улыбаясь, и тянет слова, вставляя между ними паузы, потому что ищет, что сказать, но чего-то не договаривает, кроме последнего предложения. Чий не увидел разницы, но почувствовал, что желания умолчать в словах и голосе не слышится. – И то стадо нашего дикаря, на самом деле, через тысячу лет жило бы точно в такой же деревне, как и твоя, ни разу ее не увидев. Но, оказалось, что это маленькое число, необычных, может быть, еще меньше, и когда-то серьезные и умные люди поняли, что это так, когда вдруг человек стал забывать из-за того, что их стало меньше. Абсолютно такие же, как все. Понимаешь? Как тебе… Просто им нравилось полежать с утра, например, и поиграть с мыслью просто так, ради интереса, посмаковать ее так и эдак, и если они занимались какой-то… какими-то …знаниями-то, они жили в этом, им это удовольствие доставляло.
