Второй шанс (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
– Как обычно, модельную?
– Угу… А Света ваша где?
– Она сегодня у бабушки, тебя подстригу и пойду забирать.
Светой звали дочку Татьяны, оторву шести лет от роду, которая, окажись сейчас здесь, постоянно путалась бы у матери под ногами. Неудивительно, что при первой возможности Татьяна сплавляла её к своей маме.
Настоящая машинка у неё тоже имелась, в общем, под рукой был полный набор парикмахерских принадлежностей. Татьяна хоть и работала в женском зале, но стригла и мужчин, и очень даже неплохо, во всяком случае, это я помнил по себе.
Зажужжала машинка, снимая лохмы с моей головы. Потом в дело пошли ножницы. А мой взгляд то и дело непроизвольно стремился в ложбинку, отражавшуюся в зеркале передо мной. В какой-то момент я посмотрел выше, и поймал её насмешливый взгляд и лёгкую, уголком губ, улыбку. Блин, спалился! Она прекрасно понимает, куда я пялюсь, стыдоба какая… А с другой стороны, 15 лет – возраст вполне пубертатный, да и чего мне, старому волчаре, собаку съевшему в такого рода делах, стыдиться?
– Максим, а у тебя девушка есть?
Этот вопрос застал меня немного врасплох, я проглотил застрявший в горле ком, кашлянул, и выдавил из себя:
– Ну вроде как да.
– Так вроде или да?
Вот же зараза, чего она так прицепилась к моей девушке?
– Да, есть, – уже более уверенно ответил я.
– А как её зовут, если не секрет?
– Инга, – после паузы выдал я с таким чувством, будто открываю страшную тайну.
– Инга… Красивое имя. А вы уже целовались?
Ну здрасьте, так я тебе всё и рассказал. В конце концов, это наша личная жизнь, почему я должен отчитываться перед чужой женщиной, пусть она даже и подруга моей матери.
– Сударыня, вы такие вопросы задаёте… Мне прямо-таки стеснительно на них отвечать, – поёрничал я.
– Ой, какие мы нежные, – усмехнулась она. – Ладно, не хочешь – не отвечай, но по глазам вижу, что целовались.
Ещё несколько минут, и процесс стрижки окончен. Из зеркала на меня смотрел вполне симпатичный парень с модной причёской. Встав, я сунул руку в карман джинсов и достал четыре десятикопеечных монеты.
– Возьмите.
– Оставь себе на лимонад с пирожным, а матери скажешь, что заплатил, – отмахнулась Татьяна. – Кстати, у меня в холодильнике целых пять заварных. Светке с её диатезом и одного хватит, идём чаю попьём с пирожными. Или ты торопишься?
– Да вроде как не очень…
– Ну тогда пойдём на кухню.
Пять минут спустя я отхлёбывал из фаянсовой чашки горячий чай, не забывая периодически откусывать от пирожного. Вообще-то это были эклеры с масляным кремом, но в наше время все почему-то называли их заварными. Впрочем, от этого они не были менее вкусными, и сейчас я наслаждался вкусом своего детства.
Таня сидела напротив и, когда она подавалась вперёд, чтобы отхлебнуть чаю или откусить пирожного, полы халатика заманчиво приоткрывались, чуть ли не до сосков демонстрируя не очень большие, но вполне спелые, и ничуть, насколько я мог судить, не отвисшие груди.
Мы с Татьяной болтали о всякой ерунде, я между делом рассказал о записи на телевидении, а про книгу она уже слышала от моей матери, и хозяйка не уставала повторять, какой я молодец, какай я талантливый мальчик. А потом, подвигая мне уже третье пирожное, вкрадчивым голосом спросила:
– Максим, скажи честно – я маме твоей не передам, не бойся… Скажи честно, у тебя это уже было?
– Что было? – я едва не поперхнулся куском пирожного.
– Да ладно, ты же не маленький, понимаешь, о чём я, – усмехнулась она.
И затем медленно поднялась и стала обходить стол, приближаясь ко мне. Я сидел ни жив, ни мёртв, сгорая от желания и какого-то непонятного страха одновременно. А она подошла, встала сзади и её унизанные золотыми колечками пальцы нырнули под низ моей кофты, приподнимая её, а затем стали нежно скользить по моему прессу и груди, отчего мои маленькие соски сразу же затвердели. Одновременно я почувствовал её жаркое дыхание у своего уха, а в следующее мгновение её зубки стали легко покусывать мою мочку.
Ладно, где наша не пропадала… Моя левая рука пошла вверх, обнимая Татьяну за шею, я повернул голову и вместо мочки уха подставил свои губы. Её же губы пылали жаром, может, от горячего чая, а может, она сама по себе такая страстная женщина. Я поднялся, положил ладони на её груди, слегка их стиснув, и наши поцелуи стали ещё более ненасытными.
А потом я, сам того от себя не ожидая, подхватил её на руки и отнёс на разложенный, накрытый узорчатым пледом диван. Она стала стягивать с головы бигуди и разбрасывать их в стороны, а я тем временем снимал с неё халат и вполне даже сексуальные, чёрные трусики с тонкой полоской кружев, затем лихорадочно, дрожа от охватившего всё моё естество возбуждения, сорвал одежду и с себя. Мелькнула глупая мысль, не избавиться ли ещё и от носков, но в следующее мгновение я снова был втянут в водоворот животной страсти.
Оказавшись сверху, уткнулся в ложбинку между грудями и стал исследовать тело Татьяны губами и кончиком языка. Моё теплое дыхание, скользившее по коже, поднимало в моей любовнице жгучие волны возбуждения. Я начал нежно покусывать соски, которые тут же вытянулись и затвердели, а лёгкий стон свидетельствовал о приливе наслаждения. А затем от влажного и жаркого прикосновения языка, кружившего вокруг пупка, у неё и вовсе перехватило дыхание.
Её пальцы оказались в моей постриженной ею же шевелюре, за волосы ещё больше притягивая голову к телу. А я в это время добрался до самого сокровенного источника наслаждения и принялся с осторожностью его ласкать. Из груди Татьяны вырвался тихий, протяжный стон, а по телу пробежала судорога наслаждения. Тут же ногти впились в кожу моих лопаток и, только через несколько секунд осознав это, она разжала пальцы. В ответ на это невольное движение я ещё сильнее сдавил её бедра, словно хотел, чтобы эти пружинистые округлости влились в мои ладони. Потом моя рука двинулась туда, где темнел заветный треугольник. Раздвинув тонкие волнистые волоски и влажные складки нежной кожи, я продолжил свои изощрённые ласки. Нахлынувшее на нее наслаждение было таким острым и неистовым, что тело сначала её изогнулось, а в следующий миг безвольно раскинулось по поверхности постели.
Она получила свой первый оргазм, но теперь она была должна его и мне. Мои ненасытные губы требовательно приникли к её рту. Она сдалась, с упоённым удовлетворением шепча что-то неразборчивое. Мой жадный язык протолкнулся между её зубов, вернулся назад, снова погрузился в тёплую глубину. Не отрываясь от её сладкого и жаркого рта, я вновь пробрался рукой к жаркому источнику. И вновь тело моей партнёрши с радостью приняло это прикосновение, затрепетав от волнения и удовольствия. Она обхватила пальцами мою возбуждённую плоть и направила её в свой бутон греха и сладострастия. Ухватившись за мои плечи, она приняла меня в себя, призывая взять её всю, без остатка. В момент наивысшего блаженства мы слились в едином порыве. Наше единство было теснее, чем просто прижавшиеся друг к другу тела, глубже, чем жаркие вдохи, тихие, страстные мольбы и гортанные, хрипловатые звуки несказанного наслаждения…
Когда всё закончилось, мы ещё какое-то время лежали рядом, тяжело дыша, совершенно обессиленные. Затем Татьяна села, накинула на себя халатик, натянула трусики, после чего открыла форточку, затем прошла к столику, взяла пачку «Winston», и от зажигалки прикурила сигарету. В свободной продаже этих сигарет я не видел, не иначе, достаёт по своим каналам. Насколько я, некурящий, знал из прочитанного в интернете, это были слабые сигареты, для женщин в самый раз, а мужики предпочитали покрепче, что-нибудь болгарское.
Она села на край постели, глядя на меня с прищуром, между распахнутыми полами халата заманчиво мелькали спелые груди. Почувствовав, что снова начинаю возбуждаться, я сел и натянул свои семейники, а следом и джинсы, потому что в таких трусах чувствовал себя ещё более неловко, чем если бы пребывал в костюме Адама.
