Андрей Семенов - Иное решение
18. В части, касающейся возможных послевоенных государственных образований в Европе в виде федераций, союзов или блоков некоторых европейских государств на Севере Европы, в Восточной Европе или на Балканах и вопроса о целесообразности этих образований, Договаривающиеся Стороны условились обсудить эти вопросы дополнительно, причем основными предпосылками для решения этих вопросов они условились считать следующее: а) добрая воля и согласие непосредственно заинтересованных государств – возможных участников этих федераций и союзов – на такого рода государственные образования; демократический характер устройства государств – участников этих образований; в) отсутствие угрозы безопасности со стороны таких образований по отношению к обеим Договаривающимся Сторонам.
19. Признается необходимым создание Европейского Совета как международной организации, в распоряжении которой в качестве орудия сохранения мира в Европе должно находиться определенное количество войск.
Начальник ГРУ отчетливо понял значение этого соглашения. Отныне вся мировая политика круто меняла свое направление, и горе было тому, будь то отдельные лица или целые государства, кто рискнул бы противостоять воле Сталина и Черчилля. Несколько дней назад Сталин определил порядок мироустройства и сам ход мировой истории на ближайшие сто, а может, и двести лет. Таким образом, все хлопоты Головина, все его комбинации по наведению мостов между СССР и Германией превратились в пиковый интерес.
«Жаль, – размышлял Головин. – Хорошая игра могла получиться. Сырьевые ресурсы Советского Союза, помноженные на немецкие технологии, сулили неплохие перспективы. Немцы зажали бы англичан на острове и, истощив их блокадой, повели бы дело к капитуляции Соединенного Королевства, а мы бы тем временем через Иран и Афганистан стали бы их выдавливать с Ближнего Востока, В Иране уже стоят наши войска. Можно было бы постепенно распространить свою экспансию на весь район Персидского залива. Жаль, что не советуются с нами вожди».
Генерал улыбнулся своей мысли. Он представил, как вызывает его товарищ Сталин, он твердым шагом проходит через просторную приемную, в которой ждут своей очереди наркомы и маршалы. На их лицах заметно кислое неудовольствие, дела государственной важности ждут своего решения, а тут – какой-то генерал! Но он не обращает на них никакого внимания и проходит в открытую Поскребышевым дверь кабинета вождя.
«А что, товарищ Головин, – спросил бы его своим глуховатым голосом Сталин, медленно растягивая слова. – Каково ваше мнение относительно положения Советского Союза на международной арене? Как вы считаете, с кем нам заключать союз, в каком направлении следует двигаться?»
И Головин тогда с легким сердцем, сгорая от рвения, подробно доложил бы Верховному Главнокомандующему о своих наработках в Стокгольме. Но не судьба…
Верховные принимают решения, не советуясь со смертными.
Головин обратил внимание, что за окном, на карнизе весело воркуют голуби, радуясь теплу и весеннему солнышку. Он встал и, боясь спугнуть, осторожно подошел к окну. Вот они. Только руку протяни. Глупые, никчемные птицы. Даже супу из них толком не сваришь.
«Голуби вы мои сизые, – теперь Головин думал о Коле и Штейне. – Что ж мне с вами делать? – Он раскрошил по случаю завалявшийся батон и стал сыпать крошки через форточку голубям. – Нельзя вас так просто оставлять. Слишком много вы знаете, голуби. И Валленштейна – нельзя. Помимо того что он швед, он еще и журналист. Писака. Ну как раздует кадило, опубликует в какой-нибудь западной газетке свои воспоминания и свои комментарии. Пора закрывать лавочку. А есть иные варианты? Есть. Прийти самому в СМЕРШ и доложить генералу Аббакумову, мол, так и так, товарищ генерал, некто Штейн готовил за вашей спиной и за спиной Верховного Главнокомандующего государственную измену. А как назвать это иначе? Нет иного названия. Если бы дельце выгорело, то ходил бы он сейчас в героях с повышением в звании. А так… Жаль, конечно, Олега Николаевича. Толковый был разведчик. И мордвиненка этого, Саранцева-Осипова, тоже жаль. А что делать? Себя жальче всех. Лес рубят – щепки летят. На фронтах сейчас вон сколько народа гибнет. Двумя больше, двумя меньше… Гули-гули-гули-гули».
«Мершанту.
Работы по контракту свернуть. Посредника дезавуировать. Немедленно возвращайтесь вместе с Саранцевым домой.
Глобус».
В этот же день и почти одновременно с Головиным, но за тысячи километров от него, эта же новость привела в волнение другого человека. Он ходил в раздумьях по своему кабинету, который, надо признать, был гораздо больше и просторней головинского. В Берлине, в самом сердце Рейха он, рейхсфюрер СС, не чувствовал себя спокойно. От лица его отлила кровь, и конопушки были почти незаметны. Он то снимал свое пенсне, постукивая им по ладони, то водружал его обратно на положенное место. Он взвешивал сложившуюся ситуацию.
Гиммлер узнал об этом договоре по своим служебным каналам. Усугубляло огорчение то, что с почтой из министерства пропаганды пришел стенографический отчет о вчерашних радиопередачах вражеских радиостанций. Все они, как сговорившись, подняли такой истошный вой и гвалт по поводу заключения этого союза, будто ведьмы разгулялись на шабаше у сатаны.
А ведь фюрер считал этот союз невозможным!
Исходя из этого его убеждения строились политические расчеты и велось военное строительство. Ох как нелегко придется теперь Германии!
А кто в его, Гиммлера, ведомстве отвечает за то, чтобы подобные союзы никогда не заключались? Кто не просто допустил саму возможность заключения такого договора, но и проворонил день и час его заключения? Ответ был ясен сам собой – начальник политической разведки. С Риббентропом пусть разбирается фюрер. По линии МИДа тоже есть упущения, и немалые. С Мюллера и Гейдриха какой спрос? Прямолинейные ребята. Они, собственно, и не должны были лезть в эти дела. А вот Шелленберг был обязан сорвать переговоры Черчилля и Сталина или хотя бы своевременно доложить о дате подписания договора о союзе и о его существенных условиях. Хотя бы в общих чертах. Это его, Шелленберга, задача – добывать информацию такого рода. Хоть сам ныряй в сортиры на Даунинг-стрит и в Кремле и оттуда подглядывай, но заблаговременно доложи о планах противника.
«Мразь, слюнтяй, сутенер! – думал о Шелленберге Гиммлер. – Хлыщ и франтик! Навострился в своем Саарбрюкене болтать по-французски, в университете научился завязывать галстук и посчитал себя уже профессионалом! Мерзавец! Сопляк! Не по уму и не по годам еще ему руководить политической разведкой!»
Внезапно Гиммлер успокоился. Он вообще никогда не был подвержен панике, и волнение его объяснялось в большей степени не теми последствиями, которые влек за собой советско-британский договор о военном союзе, а тем, что колченогий ублюдок Геббельс позаботился о том, чтобы в присланных из его министерства материалах все самые острые места были заботливо отчеркнуты красным карандашом. Намек более чем прозрачный.
Гиммлер нажал кнопку звонка, вмонтированную в стол. В дверях возник адъютант.
– Рихард, – обратился к нему рейхсфюрер своим обычным ровным голосом. – Шелленберга ко мне. Немедленно.
Шелленберг не ждал ничего хорошего от срочного вызова к рейхсфюреру. Досадуя, что приходится ломать рабочий график, он поехал к шефу на разнос. Этот человек, возглавлявший политическую разведку, был одним из немногих, кто мог себе позволить не таясь слушать вражеское радио. У большинства же граждан Германии радиоприемники были изъяты районными органами гестапо впредь до окончания войны. Вчера он, как обычно, слушал Би-би-си. Диктор, не скрывая восторга, объявил о заключении между Великобританией и Советским Союзом договора о союзе против Германии. Эта новость стала темой дня, и многочисленные комментаторы и эксперты с той стороны Ла-Манша на все лады обсуждали это событие. Шелленбергу радоваться было нечему. По сути, это он «прохлопал» резкое сближение двух государств, одинаково враждебных Германии и друг другу. Это его агентура вовремя не донесла о консультациях, идущих в Лондоне и Москве. Это он не смог вбить клин между союзниками. Теперь можно не сомневаться в том, что скоро к этому союзу примкнут янки.
Шелленберг не знал, как будет объясняться с рейхсфюрером. Лично он не принял бы в такой ситуации никаких объяснений. Крупномасштабная, глобальная политическая акция прошла мимо глаз и ушей его агентов. За такое не то что со службы гнать, а под суд военно-полевого трибунала загреметь можно. Веселенькая история…
Шелленберг, стараясь открывать дверь как можно уже, бочком, по-лисьи, просочился в кабинет шефа. Увидев его, Гиммлер подошел вплотную. Он не был в гневе, а тем более не был взбешен. Будучи сам образцовым чиновником и беспрекословным, даже беспощадным исполнителем воли фюрера, он требовал и от подчиненных такой же исполнительности и не терпел никакой истеричности и непродуманности действий.