Андрей Семенов - Иное решение
На этой встрече Валленштейн был какой-то вялый, апатичный. Чувствовалось, что он еще не вполне отошел от поездки в Польшу. Участия в беседе Штейна и фон Гетца он не принимал. Сил не было смотреть на его постную мину. Казалось, что он потерял всякий интерес к переговорам, да и к самой жизни. Поэтому встреча была даже короче, чем в первый раз. Фон Гетц и Штейн попрощались, заверив друг друга в том, что в случае получения каких-либо новостей из Берлина или Москвы они немедленно уведомят партнера.
И все. Больше ничего существенного не происходило. С конца апреля и по сей день не поступило никаких новостей ни из Берлина, ни из Москвы. Штейн недоумевал: если острого интереса к переговорам нет ни у одной из сторон, то зачем было огород городить? Зачем нужно было выпускать евреев? Сидели бы себе и сидели. Сгорели бы в топке, каждый в свое время. Зачем Сталину понадобилось распускать Коминтерн? Мешал он ему, что ли? Теперь самой идее мировой революции нанесен непоправимый ущерб, а переговоры застыли. Как офицер Генштаба Штейн понимал, что сейчас в СССР и Германии идет разработка планов летней кампании, переброска и сосредоточение войск в соответствии с этими планами. Он понимал, что сторона, имеющая лучший план кампании, получает преимущество и на переговорах, но нельзя же игнорировать сами переговоры, коль скоро они уже начались. Либо отзывайте, либо хотя бы обозначьте свой интерес.
Пока Штейн мучился этими вопросами, пытаясь разгадать замыслы вышестоящих командиров, Коля жил своей жизнью. Он ремонтировал патефоны и радиолы, днями пропадал в порту, бегал на свидания к своей шведке или норвежке, черт ее разберет, словом, выполнял в полной мере армейский принцип «за нас думают командиры» и не отравлял себе жизнь ненужными размышлениями. Хорошо хоть, что квартира у него была надежная. Комната, правда, была смежная с мастерской, но Штейн из нее никуда не выходил, а Колины работники в нее не совались, боясь ненароком вмешаться в частную жизнь своего хозяина. Внимательный глаз мог заметить, что Тиму Неминен покупает что-то уж много продуктов для себя одного, но такого глаза, по счастью, не нашлось.
И вот только сегодня наконец все окончательно разъяснилось и встало на свои места. Штейн получил телеграмму от Головина, расшифровал, прочитал и сжег ее по всем правилам. Три дня назад, слушая вечером Би-би-си по Колиному радиоприемнику, он переводил подчиненному комментарии англичан о заключении союзного договора между СССР и Великобританией. В отличие от прямодушного Коли, Штейн сразу понял, что их миссия в Швеции не просто закончена, а закончена провалом. О заключении сепаратного мира с Германией теперь не может быть и речи. Теперь война пойдет до победного конца, до полного военного поражения Рейха, до безоговорочной капитуляции Германии. Теперь они – Штейн, Коля, Валленштейн – стали не нужны. Головин пытался сыграть красивую игру, но у него «не пошла масть».
Теперь в их существовании вообще нет никакого смысла. По возвращении в Москву их либо уничтожат, либо, в лучшем случае, направят в штрафбат как изменников Родины. Хотя какой штрафбат для изменников? Штрафбат еще заслужить надо. Штрафбат – это хоть мизерная, но надежда искупить свою вину кровью и вернуться в строй в прежнем звании. А кто окажет такое доверие изменникам? Изменников – к стенке, и весь разговор.
Поначалу у Штейна теплилась мысль, что их законсервируют, то есть оставят в Швеции до следующего задания. В этом был резон. «Акклиматизация» Саранцева-Неминена прошла более чем успешно. У Тиму Неминена хорошая репутация среди соседей и широкие связи среди коммерсантов средней руки в Швеции и даже в других странах Европы. Он полезный человек для разведки. Даже если бы Штейна отозвали одного, а Неминена оставили на своем месте, подполковник был бы совершенно спокоен. Комбинация не удалась, но все остаются в игре и приступают к осуществлению другой, новой комбинации.
Приказ о «дезавуировании» Валленштейна развеял все сомнения Штейна и подтвердил самые худшие его опасения. Сначала они «дезавуируют» Рауля, а потом, уже в Москве, их «дезавуируют» самих.
«Что теперь делать? – размышлял Штейн. – Можно, конечно, проигнорировать приказ о возвращении. Можно сослаться на плохой прием и помехи в эфире и попросить повторить передачу. Только что толку-то? Головин повторно передаст свой приказ. Это даст день-два отсрочки, но ухудшит наше и без того скверное положение. А если оставаться на месте, то через какое-то время Головин пришлет „чистильщика", и тот „зачистит" их, как они сами недавно „зачистили" Синяева. Профессионал сработает без шума и пыли. У обоих смерть наступит от естественных причин, и любое вскрытие это подтвердит».
Пока Штейн раздумывал, как ему поступить дальше, Коля находился тут же. Он ремонтировал радиолу, беспечно напевая что-то себе под нос. Штейну стало неприятно, что он ломает голову над сложившимся положением вещей, пытаясь найти выход из того переплета, в который они оба попали не по своей вине, а Коля выполняет свою обычную работу, как ни в чем не бывало.
– Коля, – окликнул его Штейн. – Сматывай удочки, лавочка закрыта.
– Что вы сказали? – встрепенулся Коля.
– Я говорю, телеграмма от Головина пришла. Нас с тобой отзывают в Москву.
– Зачем?
– Все. Finite la commedia. Наша с тобой миссия в Швеции окончена. Мы здесь больше не нужны.
– Понятно, – кивнул Коля.
Он сейчас подумал прежде всего о том, что ему придется расстаться с Анной, и неизвестно, будет ли у него время с ней попрощаться. Мысль о разлуке с такой чудесной девушкой, со своей первой любовью, опечалила его.
– Что делать будем? – Штейн смотрел на него, ожидая ответа.
Коля удивился тому, что старший по званию спрашивает его о таких простых и понятных вещах! Приказ получен, его надо выполнять.
– Как что?! Возвращаться.
– Куда? – Штейн так пристально на него смотрел, что Коле стало неловко.
– Как куда? В Москву.
– Ага. Понятно, – подытожил Штейн. – В Москву, значит. А ты знаешь, Коленька, что тебя в этой самой Москве ожидает?
– Как что? Новое назначение, – Коля оставался невозмутимым, ему было непонятно, почему Штейн завел с ним этот разговор.
– Новое назначение? – переспросил Штейн и сам себе подтвердил: – Новое назначение.
И вдруг, резко вскочив, он подошел к Коле, положил руку на спинку его стула и нагнулся над ним, приблизив вплотную свое лицо.
– Новое назначение, говоришь, – зашипел он. – На Лубянку будет твое новое назначение. Счастье твое, если довезут до следователя. Еще несколько дней поживешь, хоть и в муках. А то прямо в машине тебя удавят, чтоб не болтал лишнего.
– А почему меня должны отвезти на Лубянку? – Коля отшатнулся от Штейна.
Ему стало не по себе от такой близости подполковника.
– А ты вспомни, чем мы с тобой тут последние три месяца занимались.
– Как чем? Выполняли задание командования. Вы же сами так говорили.
– Я говорил?! – поразился Штейн такой наивности. – И у тебя есть хоть один письменный приказ вступать в контакт с противником? Вести с ним переговоры о мире?
– А евреи?
– Какие такие евреи? – Штейн сделал вид, что впервые о них слышит.
– Которых мы освободили из Аушвица.
– И ты можешь это доказать на следствии? Ты думаешь, тебе поверят? Да тебя даже слушать не станут!
– Но генерал Головин…
– А что – Головин? – Штейн выпрямился.
– Головин же может подтвердить, что мы здесь, в Швеции, выполняли его задание.
– Милый, – протянул Штейн. – Опомнись! Да Головин как раз тебя и прикажет ликвидировать, чтобы ему ничего подтверждать не пришлось.
– Как же так?! – Коля, казалось, был в отчаянии от такой несправедливости.
– А вот так! – отрезал Штейн. – Головин через нас вел переговоры с Канарисом. Если бы они завершились успехом и мир был бы заключен, то нас бы с тобой повысили в звании и обвешали орденами. А раз все рухнуло, то мы сейчас с тобой не просто преступники, а опасные свидетели. Головин не то что спать – дышать спокойно не будет, пока мы с тобой живы. Уж я-то знаю. Не повезло нам с тобой. Не наша лошадка пришла к финишу первой.
– Что же теперь нам делать?
– А вот это, милый друг, давай сейчас решать. У тебя документы какие-нибудь есть, кроме тех, которые тебе слепили в Москве?
– Нет, но я могу попробовать их достать. А зачем они вам?
– Да, понимаешь, фамилия мне моя разонравилась. Хочу поменять. Через кого ты хочешь достать документы? У тебя есть знакомые в полиции?
– Нет. Но у меня есть знакомый гешефтмахер, который за деньги готов сделать что угодно. Хоть черта со дна морского достанет.
– Тогда рысью к нему. Времени у нас в обрез. Через два, максимум через три дня нам с тобой нужно раствориться в Европе.
– Как – раствориться? – не понял Коля.
– Как сахар в чае. Чтоб нас с тобой не только Головин, но и все коминтерновские агенты не смогли достать.