Прыжок "Лисицы" - Greko
— Все так серьезно⁈ — изумился я. — По мне, так Белл не производит впечатление цареубийцы.
— Нам следует исходить из худшего. Но у меня есть особое мнение. Я хотел бы вернуться к обсуждению этого вопроса после того, как вы ознакомитесь с моим «Проектом», — он сунул мне в руки тетрадь с цифрой три на обложке. — Жду вас завтра прямо с утра.
— Ваше Сиятельство! Позвольте передать вам еще одно письмо.
Я вручил князю конверт с бумагами от генерал-майора Пацовского. Князь Султан недоуменно повертел послание, не распечатывая, и добавил:
— Все вопросы — завтра! От вашего отношения к моему «Проекту» зависит ход наших дальнейших дискуссий.
…Вернулся домой. И Тамара, и Бахадур уже проснулись. Оба в нетерпении ждали меня. Бахадур был голоден. Тамара была голодна не меньше. Но более жаждала, конечно, продемонстрировать мне обнову. Я не успел разглядеть нового платья. Тома сразу бросилась ко мне, обняла. Хвалила, благодарила, подарила с десяток поцелуев. Только после этого сделала несколько шагов назад, давая возможность полюбоваться обновкой. Мне не пришлось изображать восторг. Платье было великолепным. Атласное. Насыщенного зеленого цвета. Лиф был отделан бисером, золотой тесьмой и жемчугом. Золотое шитье сразу указывало на знатность дамы. Пояс был из бархата. Его широкие концы, богато расшитые золотом, спереди спускались почти до пола.
Действительно, платье сидело на Тамаре, как влитое. И царица в нем выглядела так, как я не видел её прежде. Я так растерялся, что поневоле оглянулся на Бахадура. Тот, понимая мой восторг, выпятил губы в знак признания очевидного.
— Ну, как? — спросила Тамара.
— Мне страшно за себя!
— Почему? — Тамара не испугалась. Улыбнулась, догадываясь, что я имею в виду.
— Потому что мне принадлежит самый ценный клад в этом мире! Ты такая красивая! Ты затмишь всех в этом городе!
— В городе? — фыркнула Тома.
— В мире. В мире! — поспешил я исправить оплошность. — Только об одном прошу!
— Да!
Я указал Томе на головной убор и повязку. Она по привычке следовала грузинскому варианту, который мне не нравился. Эта повязка, закрывающая брови — фррр…
— Там же в свертке должна быть мантилья. Лавочник сказал, что сейчас знатные грузинки переходят на них. Поверь, тебе в ней будет во сто крат лучше!
Тамара опять бросилась на шею. Наградила поцелуями.
— Я просто не решилась… — призналась она. — Обязательно примерю. Но потом. А теперь — есть! Умираю от голода!
Пошли к столу, накрытому хозяйкой дома в уродливом национальном немецком костюме. Здесь, в краю элегантности и восточного шика, колонисты зачем-то упорно держались за своё.
— Второе вечером покажу, — шепнула царица. — И остальное, — тут неожиданно покраснела.
Но после ужина парочка не выдержала. Перегон из Вани не прошёл для них бесследно. Бахадур сразу пошёл спать. Тамару я убедил, что, во-первых, времени у нас много. Все успеется. А, во-вторых, будет лучше сначала сходить к Мнацакану и купить полагающуюся обувь. Чтобы я мог насладиться максимальным эффектом! Тамара согласилась. Легла. Заснула.
Я присел за стол. Достал тетрадь Хан-Гирея.
Мне уже доводилось слышать от разных людей, что в Петербурге царила мания создания прожектов замирения Кавказа. Во времена наполеоновских войн каждый второй мнил себя единственным носителем знания, как победить корсиканское чудовище. Так и сейчас «диванные стратеги» изобретали все мыслимые и немыслимые способы превращения немирных горцев в верноподданных Государя. Апогеем этого «творчества» называли проект некоего коллежского советника из министерства внутренних дел, который предложил развивать вдоль кубанской линии музыкальные школы. Мол, музыка будет способствовать смягчению нравов в Черкесии, и, по мере продвижения музыкальной культуры в массы, на Северном Кавказе восторжествует мир!
Поэтому, когда я раскрыл тетрадь Хан-Гирея, я был готов к знакомству с очередным творением непризнанного «гения». Как же я ошибался!
С первого же пункта «Проекта» мне стало ясно: все крайне серьезно! Ибо флигель-адъютант Императора предлагал ни много ни мало физически уничтожить всех лидеров черкесов, которые ратуют за войну с русскими! Это был абсолютно восточный и, вместе с тем, прагматичный взгляд на решение политической проблемы. Как и его предки крымские Гиреи, как князь Михаил Шервашидзе и грузинские цари, как многие турецкие султаны давили свою ближнюю родню, вступив на престол, так и полковник русской службы, желая добра своему народу, был готов вырезать безжалостной рукой раковую опухоль, питающую войну на Кавказе. Так, как будет действовать в будущем товарищ Сталин! И я догадывался, кому поручат подобную операцию, кого прочат в местные Судоплатовы!
Остальные пункты «Проекта» резко контрастировали с первым. Хан-Гирей предлагал широкий спектр мер по образованию населения, созданию адыгейской письменности, смягчению нравов, приучению к оседлому земледелию, утверждению законов, способных обуздать произвол местных князьков, развитию торговли и речного судоходства. Если бы он считал, что подобное могло воспроизвести черкесское сообщество, я бы посчитал его наивным мечтателем. Но, нет. Все надежды на преобразования князь Султан связывал с действиями военной и гражданской администрации России.
Теперь я понимал, что имели в виду Вельяминов и Засс. Им было проще и понятнее — особенно «очеркесившемуся» Зассу — решать все вопросы силой. Запугиванием отрубленными головами. Сожжением аулов. В общем, тотальным геноцидом.
И Хан-Гирей, общаясь с прибывающими в Петербург соплеменниками, имел более или менее объективную картину творящегося ужаса наяву. Вопрос лишь в том, готов ли был император и его ближайшее окружение последовать мудрому совету, как из этого ужаса выбираться? Или они видели в князе лишь забавную обезьянку, которой можно при случае похвалиться?
Ему было важно мое мнение. Это стало понятно по тому, как он приветствовал меня на утро. Тонкий в талии и грациозно-стремительный в движении, он выскочил из-за стола, когда я вошел. Приблизился, напряженно вглядываясь.
— Ваше сиятельство! Ничего более волнующе-восхитительного я не читал. Я — с вами!
Мигом исчез тот пресыщенный жизнью фаталист, встретивший меня вчера. На смену пришел человек живой, добрый и привлекательный. Он протянул мне обе руки. Я осторожно пожал их.
— До визита императора не стоит предпринимать поспешных действий. Как бы мне не хотелось убрать со сцены Берзега или Мансура, не будем торопиться. Все ж я надеюсь получить разрешение на ликвидацию, а не прослыть расчетливым убийцей, рвущимся к власти над народом бжедугов, из которых я происхожу.
— Но как же быть с Беллом и прочими? — спросил я, получив разрешение сесть.
— У меня есть план. Мой Могукоров очень влиятелен среди закубанцев. Ему я поручу постараться воздействовать на покровителей англичан, чтобы выдали лазутчиков. Пусть убедит знатных черкесов, с одной стороны, в необходимости заблаговременно заслужить внимание и доверенность Русского Правительства, которое
