Раиса Сапожникова - Моя Крепость
И ведь сделал брат так... Лот, простак, не остановил его. А я, младший, что я понимал, кроме плуга да топора? Пошли к одному доброму монаху, что грамоте разумел, наговорили ему, что кто хотел, тот пергамент весь как есть исписал и велел каждому к сургучу палец приложить, вроде как печать — мол, чтоб все знали, кто письмо написал.
Честь по чести пергамент тот в свиток скрутили, со всего села на гонца денег наскребли и послали... Жалобу в королевский совет.
Короля-то тогда в Англии не было. Воевал король то в Святой Земле, то в морях, то еще, говорят, чужой король его в плен взял. Не было его. Совет правил, лорды да управители. И, видать, прочитали они-таки брата моего расчисления...
Джон умолк. Еще одна кружка пива утолила его жажду. Здоровенный косноязычный разбойник, оказывается, мог быть красноречив, если его слушать и не перебивать.
— Войско ночью явилось. Сколько — кто ведает? Может, сотня. Манор заняли, управителя с женой да сынком, вроде меня паренек был, сразу из дому выволокли да на воротах повесили. Слуг, может, четверо там было... Не знаю. Из подвалов все выволокли, на подводы сгрузили, да и хлестнули по лошадям... Что там было да сколько — о том одни только стряпчие и узнали. И куда все делось — неведомо. Может, правда королю повезли. Выкуп за него, бедолагу, германскому королю нашими грошами и заплатили... Да только этим не кончилось.
— С подводами-то из той сотни человек двадцать ушло. Не больше. Остальные в село наше подались... Грабить. Насиловать. Мужиков бить, чтоб перед ними, оружными, и головы не поднимали, когда ихних баб в луже валяют. И не стерпели мужики... За вилы взялись. За оглобли, за топоры, молоты схватились, брат мой Лот косу свою саженную в руки взял!..
Голос Джона сорвался на долгий хрип.
— Срубили Лота мечом. Успел, правда, и он пару голов сшибить наземь. Срубили мужиков, баб конями топтали, потом зажгли село с четырех сторон. И никого там не осталось. А брат мой, что дело это по неразумию совершил, первым умер. Он, глупый, еще навстречу им вышел, когда в село ехали...
— Таких, как я, недоростков, конные на аркан ловили. По тем временам, раба можно было продать за цену коня, а то и поболее. Вот и прибыль, коли с манора добычи досталось им с гулькин нос... Только я не дался. Бежал, аж пятки звенели! Петлял, зайцу впору, в помойной яме день просидел. Но — ушел. Из всей деревни, может, один я и ушел!
Сорока— или даже пятидесятилетний Джон, руки которого занимали на столе площадь не меньшую, чем пять кружек пива, вздернул свою рыжую голову с выражением вызова. Ноздри его раздулись. Он обвел стол налитыми кровью глазами и остановил взгляд только тогда, когда леди Арден медленно кивнула ему и задала вопрос:
— И что было дальше?
Джон опомнился и опустил взгляд на стол. Выпил еще полкружки и тихо продолжил:
— Ну... мало ли что там было. В общем, убежал я от них. А может, они гнались плохо. Мало ли им ребят досталось? За одним парнем гнаться, можно остальных потерять. Удалось мне. Сумел уйти.
Парень я был на славу. Дед мой, отец, братья — все в сажень ростом, а Лот — тот даже и в полторы. Хоть и малец, а росту во мне, да плеч, да в руках сила... Добежал я до зеленого леса, выломал дубок и дубком тем убил в тот же день молодого кабанчика. Кровь его пил, мясо сырьем пробовал, ничего, выжил. Через три дня — опять... Жить всем хочется. Брел я и брел, куда глаза глядят. С восхода и до заката. Ноги у меня тоже ничего были, мог бы и оленя догнать, а уж волку или медведю какому за мной ни по чем не угнаться было. А под елью спать — милое дело... Коли елей нет, можно и на дуб залезть. Или найти полянку какую поласковей, чтоб ручеек, ягодки, орехи...
На заскорузлом лице Джона появилась улыбка.
Он умолк.
Леонсия снова подбодрила:
— И что дальше?
— А дальше... — посмурнел старый Джон, — стали в лес люди ходить. И дубец мой по головам начал стукать. То лесник явится: ты, малый, по каковым правам королевский лес своим хамским дерьмом портишь? Мы ж тебя! В тюрьму! В яму! Да на галеры!!! Так я леснику тому руку в бублик скрутил: не трожь! Я, мол, такое видел, что галер твоих мне и на тьфу не надо!.. А он потом стражников на меня навел, конных да еще панцирных... Хорошо, бегал я по лесу что по лужку, болото одно нашел да всех там и оставил, со всем ихним железом, чтоб неповадно было... И без дубца моего уж больше ни шагу... Озлился я. Брел дальше, да как чью морду людскую в лесу увижу — дубцом! Изо всей силы! Пока скопом не навалились! Озверел, точно кабан в гону... И сгинул бы, как кабан, коли в один день светлый не повстречал в лесу светлого человека.
Джон замолчал, снова обвел всех присутствующих прямым взглядом, на этот раз более спокойным и даже удовлетворенным. К его удивлению, лорд Арден кивнул ему с подобным же выражением и сказал:
— Высокий суд выражает благодарность подсудимому Джону из Линкольншира и предлагает продолжать показания. Суд просит леди защитницу задать следующий вопрос.
Леонсия улыбнулась и повторила свое:
— Что было дальше? Расскажите о человеке, которого вы встретили, мастер Джон. Где именно вы его встретили?
— Где... На мосту. Речка там была, через нее кладка. Неширокая, так, чтоб одному пройти. Или двум, да не таким кряжистым... Я на кладку с одной стороны вступил, он с другой. На середине и встретились.
Кто-то хихикнул. То ли Родерик, то ли Хайди. Лорд-судья также едва скрыл смех:
— Очень точно. Суд вновь вынужден благодарить подсудимого за необычайно точные показания... и просить уважаемую защитницу задавать вопросы... гм... предполагающие более подробное описание.
Леонсия тоже улыбнулась:
— Расскажите об этом человеке, Джон, и о том, почему день этот стал для вас светлым... как вы сами сказали. Вы встретились на мосту, и что произошло?
— Драка, — кратко ответил Джон.
— Драка? — подняла бровь графиня. — Зачем же?
— А затем!.. — выражение лица Джона стало забавно-свирепым. — Чего он лезет на кладку, когда я на нее вхожу? Да еще с дубцом!.. Не видит дубца, что ли? У самого меч, так уж и не боится!.. И хрястнул я его моим дубцом!.. И — бултых в воду!
— Кто бултыхнул в воду? — засмеялась Леонсия.
— Оба! — расплылся в ухмылке рыжий Джон. — Я с дубцом, он с мечом, оба под мостом. Он на берег, я на него, снова с головой в воду. Он первым выволокся, с него лужа течет, от смеха сам хрипит, меч под воду ушел. А я, на беду, плавать-то не умею... Дубец только над водой голову мою и держал...
Родерик громко захохотал. Хайди вторила. Улыбались свидетели, суд смеялся и даже угрюмые Фиц-Керн с Виллом позволили своим ртам несколько растянуться — не до ушей, а так... наполовину.
Только на лице леди Марианны вдруг появились слезы. И заблестели они так ярко, что смех разом прекратился. Она пошевелила губами, а затем тихим и хриплым тоном заговорила:
— Я не знаю, каков был его род. Говорят, он потомок лучших родов страны. Говорят, сам король Артур был его предком. Его звали Робин...
Я любила его. Мне было тогда всего четырнадцать лет.
За столом нависло молчание. С минуту граф ждал, потом произнес:
— Суд просит леди Марианну дать показания. Госпожа защитница, прошу уточнить имя, звание и происхождение леди Марианны.
— Прошу вас, миледи, сообщить суду свое полное имя, — учтиво, без малейшего признака неуважения обратилась леди графиня к женщине в простом сером платье.
— Я дочь... была дочерью графа. Имя его — лорд Уолтер Хантингтон. Его давно нет в живых. Он был с королем Ричардом в Святой Земле, потом воевал с ним во Франции... Это было давно. Очень давно. Лет... тридцать назад.
— Не так уж давно... Я хорошо помню то время, — себе под нос фыркнул граф. — И имя отца леди мне хорошо известно. Я не знал, что у него была дочь. Или что он был женат. В Святой Земле, кажется, думали, что лорд Хантингтон хочет стать родственником французского короля, говорили о его женитьбе на сестре герцога Шампанского...
Но не будем ударяться в воспоминания. Итак, леди Хантингтон? Как получилось, что вы покинули графский замок и стали... гм... охотницей на оленей? Случилось ли это по собственному желанию, или вас к этому привело некое несчастье?
Женщина с рыжими волосами устало повела бровью:
— Что в этом важного? Теперь, через тридцать лет? Все просто. Мой отец, как милорд правильно вспомнил, действительно пожелал жениться на некоей французской принцессе. Поэтому срочно пришлось умертвить мою мать... просто перетянув шею при родах... а меня выдать замуж подальше от родного замка. Он приказал своему управителю дать приданое некоему негодяю, чтобы тот увез меня в тот же день, и отправить с ним.
В лесу тот решил немедленно осуществить свое право, еще до венчания. И мои крики привлекли того, у кого, единственного в Англии, сохранилась совесть. Его звали Робин...
— Да, — вдруг произнес новый голос. — Именно так все и было.
— Сэр Ламберт? — удивленно выгнул бровь граф. — Вы подтверждаете? Вы были знакомы с графом Хантингтоном тридцать лет назад?
