Моя чужая новая жизнь - Anestezya
Ещё и верный дружбан рядом вьётся, как шакал. Умом-то я понимала, что они не осмелятся повторить дневной спарринг, но всё равно было не по себе.
— Думаю, тебе стоит пойти на хер и не задерживать меня, — нагло усмехнулась в ответ, с удовлетворением подмечая небольшую шишку на его виске. — А то кто знает, вдруг Кребс заглянет проверить, где меня носит.
— Ай-яй-яй, мамочка не учила тебя, что ругаться — это некрасиво?
Шнайдер подошёл ко мне вплотную, перекрывая пути отступления и быстрым пинком отправил в лежачее положение. Благо, приземлилась я на свою койку. Не успев даже дёрнуться, я оказалась ловко перевернутой на живот. Да ещё этот козёл с силой вжал меня лицом в подушку, а Бартель, зараза ловко скрутил руки, помогая удерживать в такой вот омерзительно-беспомощной позе. Блядь, это ведь не то, что я думаю?
— Думаешь, раз лейтенант запрещает тебя отметелить, ты можешь позволять себе всё, что угодно? — я всё ещё безуспешно пыталась перевернуться и пнуть хоть кого-то из них. Шнайдер крепче сжал пальцы на моей шее и насмешливо мурлыкнул: — Так вот, это не помешает мне надрать тебе задницу. Раз ты у нас ещё малыш, и драться с тобой нельзя, поступим по-другому. Помнишь, как наказывают непослушных детей?
Я стиснула зубы, уже понимая, что он собирается сделать, и старалась не орать, когда на мою задницу обрушился хлёсткий удар. Пинать этих уродов бесполезно, скрутили меня качественно, на совесть. Даже обматерить не могу, тут бы не задохнуться в этой проклятой подушке. Вот же больная на всю голову скотина со скрытыми садисткими наклонностями. Хотя почему скрытыми? Уже раза три проехался солдатским ремнём по моей спине и пару раз по заднице. Благо, я одетая, видно всё-таки очкует оставлять явные следы. Хотя ведь гад рассчитал всё верно — рассказывать кому-то о таком позоре я бы не стала.
— Ну что, будешь хорошим мальчиком? Перестанешь лезть, куда не просят? — Шнайдер слегка приподнял меня за волосы, ожидая ответа. Нет уж, перед этим долбоящером я точно не буду униженно кивать и на всё соглашаться.
— Сказал же — иди на хер! — я снова попыталась лягнуть его.
— Ах ты мелкий поганец, — Шнайдер хлестнул ремнём по моей многострадальной спине.
Чувак, да тебе прямая дорога на кастинг «Пятидесяти оттенков чего-то там».
— Тихо, сюда, кажется, кто-то идёт, — подал голос новенький прихвостень.
Шнайдер крепче сжал мои волосы и, прежде чем отпустить, прошипел в ухо:
— Попробуй ещё раз перейти мне дорогу.
Они как ни в чём ни бывало рассосались по своим койкам, и к моменту, когда пришли парни, всё было чинно-спокойно. Кроме меня, конечно. Ощутимо ныли спина и пятая точка, да ещё горячее чувство унижения от такой подлой расправы никто не отменял. Блядский, тупический Шнайдер, я ещё придумаю, как тебя уделать.
— Майер, ты в караул заступать собираешься или решил лечь поспать? — привычно рявкнул Кребс.
Да иду я, иду. А то глядишь забуду о своих принципах и задушу эту скотину ночью подушкой.
— Что-то не нравишься ты мне сегодня, — окинул меня внимательным взглядом Вербински. — Пойду, пожалуй, с тобой.
Что правда? Неудивительно — я сама себе уже давно не нравлюсь. Я была дико зла сейчас на весь мир и больше всего на себя. Потакая внутренней осторожно-выжидательной амёбе, довела всё до того, что теперь давлюсь от разъедающей изнутри сокрушающе-рваной беспомощности. Что же теперь так и жить по насильно запихнутым в горло правилам? Да если бы в прежней жизни на меня осмелился поднять руку вот такой мудак как Шнайдер, он бы без рук остался. Пусть я и не умею драться, как бог, но электрошокер в сумочке ещё никто не отменял. И вообще за такие вещи в Уголовном кодексе соответствующая статья имеется, но куда уж мне качать права в смутное военное время?
К тому же грыз липкий неуютный страх, что там сейчас с синеглазкой. Уровень медицины этого времени да ещё в военно-полевом госпитале явно оставляет желать лучшего. По-хорошему его бы просветить рентгеном со всех сторон, ещё и на томограмму отправить. Если есть гематомы в мозге, и их не убрать соответствующими препаратами, так и ласты склеить можно. А ему скорее всего обработают явные раны и дадут несколько дней отлежаться.
— Всё ещё переживаешь за своего друга? — неожиданно спросил Вербински.
«Вот что тебе молча не идётся», — неприязненно покосилась я.
— Ты по возрасту ещё конечно мальчишка, да только на войне быстро взрослеют, — неторопливо продолжал он. — Вы с Винтером похожи, оба максималисты, считаете, что всё должно быть по справедливости, но сам подумай. Парни, которые едва не погибли из-за него, и ты, кстати, тоже ведь ни в чём не виноваты. Если война настолько претит его принципам, пусть бы разбирался с этим сам. Он мог послать к чёрту приказы, наплевав на трибунал. Это было бы намного честнее. Или застрелился бы в сарае, если уж так охота на тот свет.
— Всё равно вы поступили, как скоты. Бить толпой одного — это нечестно. И вообще, получается, лейтенант знал, что вы это сделаете, и ничего не стал делать? — вот это пожалуй было лишним.
Вербински слабо улыбнулся:
— Знаешь, Карл, парни всё гадали, кто же ты? Версии колебались от деревенского дурачка до мальчишки из приюта, — продолжай, это уже интересно. — Только я вот уверен, что ты мелкий избалованный засранец из довольно приличной семьи.
— Что так? — я повнимательнее присмотрелась к этому доморощенному Шерлоку.
Вербински у нас немного весь в себе. Постарше парней, не сказать чтоб совсем уж идиот. Обычно не болтает попусту.
— Тебя явно баловали в семье, ведь
