Геннадий Ищенко - Коррекция (СИ)
Они прошли в гостиную, где Алексей включил телевизор и пододвинул для жены второе кресло.
— Американцы вчера запустили очередной пилотируемый корабль к своей станции, — сказала она мужу. — Пока не началось обозрение, скажи, что там с нашими кораблями. Уже два года никуда не летаем.
— И пока не полетим, — ответил он. — Спутники для разведки, связи и метеорологов запускаем, а пилотируемые полеты — это слишком дорогое удовольствие, которое почти не дает отдачи. Вот закончим с ядерным двигателем, тогда можно будет летать, а химия — это несерьезно.
— И сколько вам с ним еще возиться? — с иронией спросила Лида. — Даже до взрыва никаких подвижек с этим не было. Только слабые реакторы для плазменных двигателей.
— У нас тоже будет для плазменных, только мощность раз в пятьдесят больше, ну и ресурс гораздо больше. Но работы там еще лет на десять. Все, начали обозрение.
Они замолчали и с полчаса слушали выступление политического обозревателя, прерываемое показом коротких роликов.
— Все то же самое, — сказала Лида, когда он закончил. — Повсюду собачатся. Войны и в Азии, и в Африке. В Израиле террорист–смертник на машине врезался в автобус. Это уже второй за неделю. Здесь хоть ехали солдаты, а не дети. Опять наши на Кубе сбили американский самолет. Какой уже по счету?
— А я знаю? — пожал плечами Алексей. — Американцы, наверное, сами им счет потеряли. Самолеты радиоуправляемые, долго ли их наделать? Смысла в таких полетах нет, разве что трепать всем нервы. И так с помощью спутников все прекрасно видно. Американцы — ерунда, меня больше Китай беспокоит. Слава богу, мы им не помогали с атомом, но два года назад они все‑таки взорвали свою бомбу. Почти двадцать лет выгадали, но время нарастить ядерные арсеналы у них все равно будет. Способная нация, жаль только что неуживчивая. После того как получили от нас по носу, переключились на Индию и Вьетнам.
— Леш, а для чего нам столько реакторов? Уже на вторую сотню пошли. И объявляли, что в планах их строительство в трех следующих пятилетках.
— Окончательно переводим на электричество всю авиацию — это раз! — начал объяснять Алексей. — В этом году вступит в строй завод легковых электромобилей, в следующим — еще один. Это два! Раньше делали только такси, теперь будут выпускать для личного пользования. А через пару лет появятся мини–вертолеты. Пока только для организаций, но скоро будут продавать и населению. И потом вам хватило полусотни реакторов, потому что в России осталось всего сотня миллионов населения, а у нас их с учетом союзных республик будет в три раза больше. Так что по планам их число будут доводить до двухсот. Ладно, это все суете сует, ты лучше расскажи о своем музее. Ты думаешь, это здравая идея?
— А ты думаешь, это нормально, что полсотни моих полотен висели в Третьяковке? Я что, лучше всех? Да, хороший художник, но хороших художников много. Чем я заслужила такую честь? Тем, что нарисовала Сталина человеком? Или тем, что кому‑то просто понадобилось нас найти? Пусть лучше желающие ходят на мою экспозицию. Не думаю, что их будет много.
— Когда открытие?
— Завтра в одиннадцать. А что, думаешь приехать?
— Если не случится чего‑нибудь ужасного, обязательно буду.
— Как там твоя Людмила? Все по тебе сохнет? — с иронией спросила Лида. — Очень эффектная женщина, не понимаю, о чем ты думаешь? Или уже не думаешь, и на меня просто не хватает сил?
— Слушай, Лида, хоть ты не капай на рану! — скривился как от зубной боли Алексей. — Я сам не знаю, что делать! Она втюрилась так, что уже не в силах этого скрывать, а у меня не поднимается рука ее убрать. Она работает просто идеально, а перевод у нас однозначно воспринимается как наказание. Я просто боюсь сломать ей жизнь.
— Рука у него не поднимается! Лишь бы у тебя на нее ничего другого не поднялось! Если женщина сохнет от любви, и ты ей ничего не можешь дать, либо удали ее, либо удались сам. Иначе рано или поздно доиграешься! Захочется разнообразия… На меня уже не смотришь!
— Ну ты сама виновата, договорилась! — Алексей вскочил и подхватил из кресла жену. — Теперь держись!
Держалась она долго, у него силы кончились раньше.
— Давно ты со мной таким не был! — счастливо сказала Лида, положив голову мужу на грудь. — Прямо растерзал. Только непонятно, злость это была или любовь?
— Опять подзуживаешь? — сказал он и поцеловал жену в макушку. — Или тебе мало?
— А ты способен на большее? — спросила она. — Нет? Ну и лежи спокойно, я на твое внимание больше не претендую. Слушай, Леш, может ну его на фиг, этот ужин? Если честно, вставать нет ни сил, ни желания. Давай сегодня раньше заснем?
Утром пришла горничная, которая быстро приготовила и поставила завтрак. Когда они поели, пришла гример, которая сначала поработала с Алексеем, а потом занялась Лидой. Он и уехал первым, поцеловав жену в щеку. Рабочий день у него начинался с планерки. Сегодня на ней присутствовали два его заместителя и все двенадцать начальников отделов.
— Есть срочная почта? — спросил он у сидевшего здесь же секретаря. — Ну если нет, тогда начнем. Давайте вы первый, Сурен Вахтангович.
— По плану на август приобрели большую партию американской тушенки, — начал докладывать начальник отдела внешних закупок. — Приобретали, как и всю американскую продукцию, через посредников. Обошлась она нам дешево, поэтому взяли все, что предлагалось. А теперь Госплан пытается наложить лапу на то, что куплено сверх контрольных цифр. У них, видите ли, невыполнение плана по тушенке!
— И много хотят взять?
— Треть. Это двадцать миллионов банок.
— А сроки там какие?
— Хорошие там сроки, Алексей Николаевич! Вы же знаете, что мы просроченную продукцию не берем!
— Хорошо, я поговорю с Гриневским. Думаю, половину этого количества мы отобьем.
— Разрешите, дальше продолжу я, — сказал начальник бюро, отвечавший за монтаж оборудования на объектах переработки продовольствия. — «Насосэнергомаш» срывает сроки поставки вакуумных сушильных агрегатов. Я звонил в Сумы, но раньше середины сентября они нам продукцию не отгрузят.
— Две недели, Олег Юрьевич, это для нас допустимо, — сказал Алексей. — Если нарушат и этот срок, тогда выставляйте в государственный арбитраж. Кто следующий? Да, Людмила Викторовна, что у вас?
— У меня, Алексей Николаевич, сухофрукты. В этом году был очень большой урожай, и месяц назад вы дали добро принимать эту продукцию без ограничения. Мы и принимали. Все промежуточные склады уже заполнены, а их продолжают везти, и по опыту прошлых лет могу сказать, что подвоз будет еще с месяц. А фрукты мы отправляем на окончательную обработку и заложение только в конце октября. Может быть, дать отбой?
— Отказываться не будем, — не согласился Алексей. — Просто перенаправим груз. Плохо, что придется возить туда–сюда, но еще хуже его лишиться. В следующем году фруктов будет меньше. Найдите свободные площади под хранение. Нам они и нужны‑то на месяц. Если не найдете, подключайте меня. Что у вас, Павел Максимович?
— У меня сводка по катастрофам, — сказал начальник Управления спасательными операциями. — Точнее, не сводка, а одно сообщение. В Союзе все нормально, сообщение пришло из Камеруна. У них мощный выброс углекислого газа из озера Ньос с многочисленными жертвами. Больше полутора тысяч погибших, но нашим спасателям там делать нечего.
— У меня по вчерашнему дню ничего серьезного, — увидев вопросительный взгляд министра, сказал начальник Управления пожарной безопасности. — Сводку я оставил, как обычно.
— Никто ничего больше не хочет сказать? — спросил Алексей. — Тогда совещание закончено, все свободны.
С час он работал с почтой, после чего вызвал секретаря.
— Вадим Александрович, заберите письма с моими заметками и составьте ответы. И пусть подадут машину. Если будут звонить, я должен вернуться к двенадцати.
К выставке жены он приехал за десять минут до ее открытия, но у дверей в помещение, в котором располагалась экспозиция, уже толпились люди. Поодаль никем не узнанная стояла Лида. Он вышел из машины и в сопровождении двух немного приотставших телохранителей подошел к ней и вручил купленный утром букет.
— Поздравляю! А ты еще сомневалась, будут ли посетители. Еще не открыли, а полсотни людей уже собрались. А со мной и моей охраной так и еще больше. Где, кстати, твоя?
— Вон Сергей стоит, — показала она на крепкого парня, отошедшего шагов на десять в сторону. — Я знала, что ты приедешь, и попросила его отойти. Не бойся, он свое дело знает. Ой!
Алексей повернулся в ту сторону, куда, приоткрыв рот и округлив глаза, уставилась Лида. К зданию музея шел он сам об руку с женщиной лет двадцати пяти. Левой рукой он прижимал к себе девочку. Малышке вряд ли было больше пяти лет. В открывшиеся двери музея начали заходить люди, туда же зашла и пара, за которой наблюдали Самохины. Девочку перед этим опустили на асфальт, и она, задирая ножки, сама преодолела все ступени, придерживаясь за руку отца.
