Геннадий Ищенко - Коррекция (СИ)

— Все так просто? — усомнилась Лида.

— Конечно, нет, — он обнял жену. — Нет людей, нет опыта, пока нет вообще ничего, но есть твой муж! Так что, даешь грибы! Хлореллой пока заниматься не будем, кормами из нефти — тоже. Всему свое время.

— Что, людей совсем нет?

— Ну почему совсем? Из Министерства внутренних дел перейдут люди, которые занимались пожарной охраной, Пономаренко передает мне несколько своих спецов из министерства заготовок, кое–кого отрываем у Федотова и других министров. Но остальные штаты придется заполнять самим. Деньги выделены, помещения и транспорт уже тоже есть, осталось найти нужных специалистов. Этим и буду заниматься в первую очередь. А как дела у тебя? Портрет Ангелины в музей отвезла?

— Отвезла. Приняли и тут же при мне повесили рядом с остальными картинами. Ты знаешь, ведь возле них все время полно людей. И смотрят не только на портрет Сталина, но и на все остальное. Повесили портрет Ангелины, так народа еще больше набежало. И это Третьяковка! Они смотрели на картины, а я смотрела на них и думала, насколько эти люди отличаются от тех, кого мы оставили в моем времени. Конечно, не все у нас были дерьмом и не все здесь ангелы, но разницу чувствуешь сразу. Здесь люди живут, там они существовали.

— Ты еще не решила, что будешь рисовать? Тогда мой тебе совет: нарисуй себя. Я не шучу. Если бы во мне была хоть капля твоего таланта, я бы вообще рисовал только тебя. Люди всегда стремились запечатлеть красоту, а ты ею наделена в избытке, и телесной, и духовной.

— И когда же ты все это рассмотрел? Неужели сразу, как познакомились?

— Сразу я увидел только красивую перепуганную женщину, — засмеялся муж, — потом холеную светскую стерву, а все остальное…

— Я не могла себе позволить такую роскошь — быть самой собой. Во всем мире был лишь один близкий человек — это отец, но он мало уделял мне внимания. Близких подруг не было, так, приятельницы. За все в жизни нужно платить, пришлось и мне заплатить одиночеством за миллиарды отца. Думаешь, что я в тебя так вцепилась? Видел, какие меня окружали мужчины? И на тусовках у подруг они все были ничем не лучше. А в тебе я сразу почувствовала, помимо силы, еще внутреннюю чистоту! Я видела, что тебе не нужна и боролась за тебя, как могла! Сначала была только постель, потом я поняла, что просто не могу тебя отпустить. Что ты уйдешь, и для меня все кончится. Все случилось как‑то быстро, я не могла этому противиться, да и не хотела. Как ты думаешь, это не он нас толкнул друг к другу?

— А если даже и так? — Алексей с нежностью посмотрел ей в глаза. — Что это меняет? Какая разница, чем вызвана любовь, если она уже есть? Любовь к тебе придает мне силы, заставляет бороться за будущее. Возможно, будь я один, плюнул бы на все и постарался просто лучше устроиться в жизни. Так что, может быть, ты права, но для меня это не имеет никакого значения.

Глава 22

— Лида, подойди сюда! — попросил Алексей. — Американцы запустили свой реактор!

— Не хочу, — отозвалась жена, которая работала за мольбертом в соседней комнате. — Это было ожидаемо, что они могут сказать интересного? С союзниками поделятся?

— Не хочешь идти — не иди. Подожди тогда, пока я просмотрю новости, а потом скажу. Незачем нам перекрикиваться.

Алексей еще десять минут смотрел телевизор, потом его выключил и пошел в маленькую комнату, в которой жена устроила себе мастерскую.

— Реактор у них потянул на три миллиона, — сказал он, усаживаясь в кресло. — Следующий будут делать мощнее. А с европейцами поделятся, это и к бабке ходить не надо. Ради того чтобы грохнуть наш газовый бизнес и оторвать от трубы Западную Европу, можно и союзникам помочь. Только без газа они все равно еще лет десять не обойдутся, а потом перекроем трубы. Газ и самим пригодится. Ты сегодняшнюю газету читала?

— Не буду я ее читать, — сказала Лида. — Вон она на столике лежит, можешь взять. Там же и вчерашняя, которую ты тоже не смотрел. Только, прежде чем браться за газеты, рассказал бы хоть, как у вас идут дела, а то ты в последнее время стал неразговорчивый. Будто и нет в доме мужа.

— Надоело мне все, Лидочка! — сказал он жене. — Покупаем продовольствие, роем землю, как кроты, и все прячем. Дело давно запущено и делается фактически без моего участия. Так, вожу рукой. Подземные производства сейчас строят другие, и слава богу! Мне и грибы уже давно в печенках сидят! А производство БВК из нефти отдали Комитету по кормам. Со следующего года начнем заниматься хлореллой, но кому поручат, пока не ясно.

— И это говорит мой муж! — делано возмутилась Лида. — Знаешь, как тебя называют в министерстве?

— Знаю! — буркнул он. — Вечный Алекс. Ну и что? Знаешь, как уже надоел этот грим?

— Мне, что ли, поплакаться? — рассердилась Лида, бросая работу. — Ты думаешь, мне ничего не надоело? Регулярно закрашивать несуществующую седину, делать морщины и председательствовать в Союзе Художников! Некрологи эти бесконечные! В последнее время я себя даже за кисти заставляю браться! И я все это терплю из‑за тебя и твоего дурацкого бога, который лишил меня радости быть матерью! Зачем мне вечная молодость, которую приходится скрывать от людей, если за нее нужно платить такую цену? Я хотела взять ребенка из детского дома! Напомнить, что ты мне тогда сказал? Ты остался молод телом, но ведешь себя, как старый дед! Когда мы с тобой были близки в последний раз? Или тебе и постельная работа уже надоела? Конечно! Столько телодвижений и без малейшего результата. А то, что мне нужно твое тепло и хоть капелька радости, уже не в счет? Ты мне когда‑то говорил, что любовь ко мне придает тебе силы. Сейчас ты жалуешься на то, что этих сил у тебя больше нет! Значит, нет и любви?

— Что ты такое говоришь! — Алексей вскочил и обнял дернувшуюся жену. — Прости дурака! Как любил, так и люблю, но мне стало казаться, что ты меня сторонишься. И еще чувство вины…

— Точно дурак! — она уткнулась ему в грудь и неожиданно сказала то, что говорить не собиралась. — Леша, Старостин умер. Мне Галя звонила три дня назад, когда ты был в командировке. Обширный инфаркт. Его уже похоронили. Не хотела тебя расстраивать…

— Ладно, — он погладил ее волосы. — Я уже к этому стал привыкать. Пройдет еще лет десять, и не останется никого из тех, с кем я начинал, а нам тогда никакой грим не поможет. Хотя многие уже просто привыкли, что руководство приходит и уходит, а Самохины остаются.

— Недавно видела Кузнецова, — сказала Лида. — Старенький стал и ходит с палочкой. Ему год назад исполнилось восемьдесят. Еще пошутил, что его стараниями тебя все председатели Совмина передают своим преемникам, как символ власти.

— Не меня, а книги, — невесело усмехнулся Алексей. — Раньше они были при мне, а теперь я при них. И министерство на меня спихнули после того как похоронили трех министров, наверное, для того чтобы больше не тратиться на похороны. Я тебе тоже не хотел кое о чем говорить, чтобы не расстраивать. Еще это испортило настроение. Мне сообщили, что нами всерьез заинтересовались на Западе. Информация пришла от англичан, но где англичане, там и американцы. Так что и мне, и тебе увеличивают охрану.

— Да, это паршиво, — согласилась Лида. — Мне и одного телохранителя было выше крыши, тем более что и шофер вооружен. Что этих сволочей привлекло, наш возраст?

— Наверное, — сказал Алексей. — Да и о моем особом положении в правительстве слишком многим известно, хотя причин этого никто, кроме первых лиц, не знает.

— У меня и так почти не было настроения работать, а теперь оно пропало окончательно, — сказала Лида, откладывая кисти. — Сейчас недельное обозрение новостей. Иди включать телевизор. Посижу с тобой и посмотрю, что делается в мире.

Они прошли в гостиную, где Алексей включил телевизор и пододвинул для жены второе кресло.

— Американцы вчера запустили очередной пилотируемый корабль к своей станции, — сказала она мужу. — Пока не началось обозрение, скажи, что там с нашими кораблями. Уже два года никуда не летаем.

— И пока не полетим, — ответил он. — Спутники для разведки, связи и метеорологов запускаем, а пилотируемые полеты — это слишком дорогое удовольствие, которое почти не дает отдачи. Вот закончим с ядерным двигателем, тогда можно будет летать, а химия — это несерьезно.

— И сколько вам с ним еще возиться? — с иронией спросила Лида. — Даже до взрыва никаких подвижек с этим не было. Только слабые реакторы для плазменных двигателей.

— У нас тоже будет для плазменных, только мощность раз в пятьдесят больше, ну и ресурс гораздо больше. Но работы там еще лет на десять. Все, начали обозрение.

Они замолчали и с полчаса слушали выступление политического обозревателя, прерываемое показом коротких роликов.

— Все то же самое, — сказала Лида, когда он закончил. — Повсюду собачатся. Войны и в Азии, и в Африке. В Израиле террорист–смертник на машине врезался в автобус. Это уже второй за неделю. Здесь хоть ехали солдаты, а не дети. Опять наши на Кубе сбили американский самолет. Какой уже по счету?