Александр Маркьянов - Период распада (Третья мировая война) Часть 1
За время существования Кыргызской АССР получалось всегда так, что более богатыми, многочисленными и приближенными к власти родами были рода с севера — в конце концов и Бишкек лежит на севере. Наиболее влиятельными из них были Чуй-кеминский клан, откуда был родом как Аскар Акаев, первый президент Кыргызстана, так и Турдакун Усубалиев, возглавлявший республику почти четверть века при советской власти. Вторым по влиянию был так называемый клан Талас, из которого родом писатель Чингиз Айтматов и супруга первого президента Майрам Акаева. Традиционно много представителей таласского клана было и в органах милиции, прокуратуры, в армии. Родственные к ним кланы — это Талай и Солто, из Солто происходит популярный в Кыргызстане оппозиционер, выходец из милиции генерал Феликс Кулов, который в общем-то и держал одно время республику, не давая ей окончательно скатиться в пропасть.
В то же время лидеры южных кланов, хоть им исторически не хватало консолидированности — отличались пассионарностью и готовностью к самым жестоким решениям. Это и неудивительно, ведь основа южного региона — Ферганская долина, где спокойно никогда не было, где живут представители самых разных народов, и если там происходит драка — то всегда толпа на толпу. Проблемой была вода — ее не хватало, и дележка воды часто заканчивалась отворением другой жидкости — крови! Наиболее авторитетным представителем Юга был Курманбек Бакиев, второй президент Кыргызстана, пришедший к власти революцией и сметенный ею же. Именно он, в конце концов, отворил республике жилы, создал прецедент смены власти путем массовых беспорядков, и с тех пор в Кыргызстане спокойно не было уже ни дня.
Сейчас в республике бушевало безумие парламентаризма, вулкан этот, не стихающий ни на минуту то и дело прорывался на поверхность огненными протуберанцами массовых беспорядков, поджогов и погромов, подтверждая крамольную мысль, что есть народы, органически не способные к самостоятельной государственности и кыргызский народ — один из них. После третьей ошской резни тринадцатого, когда генерал Феликс Кулов совершил для Кыргызстана неслыханное — приказал открыть огонь, не разбираясь где киргизы, а где узбеки — на озере Балхаш состоялась тайная встреча отца всех казахов, несменяемого Нурсултана Назарбаева и отца всех узбеков, несменяемого Ислама Каримова. На этой встрече прорабатывались меры на случай окончательной дестабилизации Кыргызстана — фактически речь шла о разделе этого несостоявшегося государства между Казахстаном и Узбекистаном. Сама по себе встреча далась президентам нелегко — ведь в Ташкенте недаром бытует выражение: «Ты что, казах? Не понимаешь?» — но решение было достигнуто по крайней мере на уровне взаимопонимания. Казахстан уже немало сделал на пути реформирования армии, поставив задачу к 2015 году обладать армией входящей в двадцатку сильнейших в мире — а Узбекистан оспаривал статус сильнейшего государства региона с Туркменистаном. Может быть, так было бы и лучше для всех, ведь процесс отбора, когда несостоявшиеся государства поглощают из более сильные и устойчивые соседи — это нормальный процесс, он позволяет избежать формирования «серых зон», зон нестабильности и беспредела. Да и населению лучше жить в чужом государстве, чем не жить ни в каком, при постоянном беспределе.
Но… было не суждено. Видимо — Аллах за что-то прогневался.
Кыргызстан оставался единственной страной в мире, на территории которой были сразу две военные базы двух держав — США, база Манас и России — база Кант. По молчаливому уговору обе эти страны не вмешивались в происходящее, отгородившись от становящегося все более и более враждебным окружающего мира бетонными блоками, колючей проволокой, минами и стволами крупнокалиберных пулеметов. Ни одна из стран не проявляла желания вывести свою базу с территории нестабильной, явно скатывающейся к состоянию failed states[107] страны, и дело было не в желании продемонстрировать свой флаг или близости к Афганистану. Все просто понимали — что если они уйдут — новые гости на отстроенных авиабазах не заставят себя долго ждать…
Китай был вещью в себе, шкатулкой, запертой на миллиард замков. Китай бездействовал — и от того пугал еще больше. Проблемы в экономике Китая заставляли год от года все громче говорить, что Тигр выдохся и дышит на ладан — но когда все росли, Китай рос еще быстрее, когда все падали — Китай тоже рос, просто медленнее год от года. Экономическая мощь Китая не соответствовала его провозглашаемому миролюбию, а некоторые движения его военной машины заставляли настороженно смотреть на Восток аналитиков всего мира.
Вопреки ожиданиям, Китай не стал усиленно строить авианосный флот. Варяг, купленный в свое время у Украины и переименованный в Ши Лан наконец то вошел в строй, но на нем была размещена авиагруппа на спешно купленных русских палубных истребителях — с палубным вариантом J10 были большие проблемы, а J15, почти полностью передранный с Су-33 предлагался только на экспорт, сами китайцы летать на нем опасались. Неспешно строился второй авианосец, и на стапелях заложили третий — но суд по данным космической разведки заложили больше для того, чтобы обозначить начало строительства, строили же в час по чайной ложке. Зато Китай большие средства вкладывал в свои ВВС, причем основной упор делая не на J10, а на копии самолетов Сухого — J11 и J15 — самолеты завоевания превосходства в воздухе. Еще большую тревогу вызывало развитие китайской транспортной авиации. Еще в нулевых годах китайские десантники могли рассчитывать только на местные копии древнего Ан-12. Сейчас Китай закупил пятьдесят легких бразильских транспортников Embraer-392, успел закупить двадцать А400М из Европы, пока европейцы не обеспокоились, и не наложили на это дело запрет, а так же успел выкатить собственный транспортник, сильно похожий на Ан-70 и на А400М одновременно. Сколько таких машин уже было построено — сказать не мог никто но явно не меньше двадцати. В сочетании с уже имеющимися самолетами, в том числе российскими Ил-76 это заставляло серьезно беспокоиться.
Но еще большее беспокойство вызывало то, что Китай, несмотря на свое экономическое развитие, преобразившее страну за последние тридцать лет не только не отказывался от коммунистической доктрины — но наоборот стал подчеркивать в последнее время, что является последним в мире крупным коммунистическим государством на планете. Для разваливающегося третьего мира, испробовавшего все прелести свободного рынка, капитализма и демократии коммунистическая доктрина могла оказаться опасно привлекательной, особенно здесь, в Средней Азии, где население все еще помнит, как хорошо жилось в Советском союзе и сравнивает с тем, что творится теперь. Вот потому и были на территории Кыргызстана две эти базы, как два землемерных колышка, сообщающих всем желающим, что территория уже застолблена.
Перегонять огромный вертолет приходилось длинным, кружным и малопонятным путем. Сначала, из Ростова-на-Дону, где их вертолет год назад прошел заводскую модернизацию до уровня «382», и где базировались вертолеты и самолеты действующие в южных и юго-восточных регионах Украины, им приказали лететь на Москву. Посадили в Жуковском, там они простояли целых три дня без дела, и пока летно-технический персонал, пользуясь случаем еще раз проверил все узлы и детали вертолета, пока экипаж наслаждался трехдневными каникулами в столице своей Родины.
Столица приняла авиаторов хмуро, холодным ветром и дождем. Огромный мегаполис многое видевший и многое переживший, был теперь совсем не для таких как они — море машин большей частью стоящих в пробках, а не едущих, набитое до предела метро, стеклянные пики зданий, словно осколки стекла вошедшее в тело старого города. Полковник помнил еще старую Москву, довелось погулять, когда на переподготовку после Афгана направляли. Этот город тогда тоже был нерусским — но нерусским был только город, а люди были русскими. Сейчас русского здесь не осталось почти ничего — ни зданий, ни двориков, которые воспел в своих песнях Окуджава, ни автомобилей, ни — самое главное — людей. Кавказ, сплошной Кавказ, темные, горбоносые лица на улицах, может быть их было и не большинство — но они бросались в глаза. Вели себя на удивление тихо — возможно потому, что на улицах было много полиции,[108] почти на каждом углу.
Вечером, его вызвали в Министерство обороны, где представили какому-то штатскому — в руководстве министерства все больше было штатских, причем штатских характерных, среднего роста, молчаливых, и с царапающим взглядом глаз, по которым нельзя прочитать что человек думает. Такой же стоял сейчас перед ним — господи, такого даже при Сталине не было, чтобы армией командовала госбезопасность. Ничего не объясняя штатский представил ему еще одного штатского, только явно военного, с ранней проседью в волосах и жестким, словно вырубленным топором лицом, да расписаться в приказе, из которого следует, что он сам, полковник Бажаев, и весь его экипаж, вместе с вертолетом, поступает в распоряжение некоего полковника Симонова и сказал: свободны. Вместе с военным в штатском, они вышли из здания министерства, не договариваясь пошли в одну и ту же сторону, потом нырнули в какой-то проулок, навешенный зеленой пластиковой сеткой — строили очередной новодел на месте разрушенного купеческого особняка — и только там, не говоря ни слова, крепко, до хруста в костях обнялись.
