Иэн Бэнкс - Выбор оружия. Последнее слово техники (сборник)
Он кивнул сам себе, просмотрев все карты, и отправился завтракать с Напоэреа и остальными жрецами. Потом он повел всех их в картохранилище (обычно после завтрака жрецы возвращались в свои апартаменты и предавались созерцанию) и снова стал задавать вопросы.
– И еще мне нужна форма, как у этих ребят, – сказал он, указывая на младших армейских офицеров в картохранилище.
– Но, государь Закалве, – с озабоченным видом возразил Напоэреа, – это умалит ваше достоинство.
– А это мне мешает, – сказал он, указывая на свои длинные, тяжелые одеяния. – Я хочу сам побывать на передовой.
– Но, государь, это святая цитадель. Все наши разведданные стекаются сюда, это место – средоточие молитв нашего народа.
– Напоэреа, – сказал он, кладя руку на плечо жреца, – я это знаю. Но я должен во всем убедиться своими глазами. Ведь я только-только попал сюда, вы помните?
Он обвел взглядами печальные лица других великих жрецов.
– Я не сомневаюсь, что ваши методы хороши в обстоятельствах, подобных тем, которые существовали раньше, – произнес он с непроницаемым лицом. – Но я у вас человек новый, и мне приходится использовать новые средства для выяснения того, что вам, вероятно, уже известно.
Он снова повернулся к Напоэреа.
– Мне нужен персональный самолет, – заявил он. – Сгодится переоснащенный самолет-разведчик. И два истребителя сопровождения.
Жрецы считали чуть ли не откровенной ересью поездку на поезде или грузовике в космопорт за тридцать километров от города. А полет над субконтинентом казался им полным безумием.
Но именно полеты он и совершал в течение следующих дней. В военных действиях как раз наступило затишье: силы Гегемонархии отступали, а силы Империи собирались в кулак. Это несколько облегчало его задачу. На нем была простая форма, даже без полудесятка орденских ленточек, которые давались любому офицеру – казалось, просто по факту его существования. Он разговаривал с мрачными, деморализованными и бесконечно косными полевыми генералами (таких было большинство), с сотрудниками их штабов, с пехотинцами, с танкистами, а еще с поварами, снабженцами, денщиками и врачами. По большей части ему требовался переводчик, поскольку лишь высшие офицеры говорили на общем языке Скопления; но все равно он подозревал, что солдатам ближе тот, кто говорит на другом языке и задает им вопросы, чем тот, кто на понятном языке лишь отдает им приказы.
За первую неделю он посетил все аэродромы, выясняя, что за настроения царят в военно-воздушных силах. В своих поездках он избегал лишь недоверчивых жрецов, номинально стоявших во главе каждой эскадрильи, каждого полка, каждого форта. Первые несколько священников, с которыми он побеседовал, не могли сообщить ему ничего полезного, а ни одному из тех, с кем он сталкивался потом, нечего было добавить, кроме ритуальных приветствий. По прошествии первых нескольких дней он решил, что основная проблема жрецов состояла в них самих.
– Провинция Шенастри! – воскликнул Напоэреа. – Но там целый десяток важных религиозных объектов! Даже больше! И вы предлагаете сдать ее без боя?
– Вы получите свои храмы назад, когда мы выиграем войну. Возможно, у вас появится множество новых сокровищ, чтобы поместить туда. Храмы все равно падут, станем мы их удерживать или нет, и, вероятно, будут повреждены или даже уничтожены. А так они останутся целыми и невредимыми. Зато коммуникации противника растянутся до предела. Когда начинается сезон дождей? Через месяц? К этому времени мы подготовим контрнаступление, а у них проблемы со снабжением лишь усугубятся. Дороги в тылу врага превратятся в непроходимое месиво, он не сможет подвозить на фронт боеприпасы и продовольствие – и отойти, когда мы перейдем в наступление. Нэппи, старина, поверьте мне, это будет просто красота. Если бы я командовал вражеской армией и увидел, что мне предлагают этот кусок земли, я бы к нему и на миллион километров не подошел. Но ребятам из имперской армии придется занять провинцию – ничего другого двор им не позволит. И они будут понимать, что это ловушка. Такие вещи страшно подрывают боевой дух.
– Не знаю, не знаю…
Напоэреа покачал головой. Обеими руками он массировал нижнюю губу, озабоченно рассматривая карту.
(«Ну да, ничего ты не знаешь, – думал Закалве; телесный язык выдавал великого жреца с головой. – Вы, ребята, на протяжении нескольких поколений не знали ничего полезного».)
– Это необходимо сделать, – заявил он. – Отступление должно начаться сегодня.
Он повернулся к другой карте.
– Авиация должна прекратить бомбардировки и обстрел дорог. Пусть пилоты два дня отдыхают, а потом совершат налет на нефтеперегонный завод вот здесь. – Он показал пальцем, где именно. – Массированный налет. Поднимите в воздух все, что может летать.
– Но если мы прекратим атаковать дороги…
– На них хлынет еще больше беженцев, – сказал он. – Это замедлит продвижение имперской армии больше, чем наши налеты. Мне необходимо уничтожить кое-какие из этих мостов. – Он постучал пальцем по карте в местах переправ и недоуменно посмотрел на Напоэреа. – Вы с ними что, договорились не бомбить мосты?
– Всегда считалось, что уничтожение мостов препятствует контрнаступлению, а кроме того… является неоправданной тратой ресурсов, – с несчастным видом объяснил жрец.
– Ну как хотите, а эти три моста должны быть уничтожены. – Он постучал по карте. – Вместе с налетом на нефтеперегонный завод это должно затруднить им снабжение топливом, – сказал он, хлопнув в ладоши, а затем начав их потирать.
– Но мы полагаем, что у имперской армии огромные запасы топлива, – все с тем же несчастным видом сказал Напоэреа.
– Даже если это и так, командиры будут двигаться осторожнее, зная, что коммуникации перерезаны. Они рассудительные ребята. Но я уверен, что у противника никогда не было больших запасов. Они, видимо, считают, что это у вас есть большие запасы, а им после наступления пришлось недавно пополнять свои… уж вы мне поверьте. Они могут немного запаниковать, если налет на нефтеперегонный завод удастся, как я на это надеюсь.
Вид у Напоэреа был удрученным. Великий жрец потирал подбородок, безнадежно глядя на карты.
– Все это выглядит полной… – начал он, – полной… авантюрой.
Великий жрец вложил в это слово столько отвращения и презрения, что при других обстоятельствах это показалось бы забавным.
Под большим давлением великие жрецы уступили и согласились отдать врагу свою драгоценную провинцию со множеством религиозных объектов. Согласились они и на массированную бомбардировку нефтеперегонного завода.
Он посетил отступающих солдат и основные аэродромы, с которых должны были подняться в воздух бомбардировщики, а потом, взяв грузовик, несколько дней проверял оборонительные сооружения в горах. Он обнаружил долину с дамбой, которая могла стать эффективной ловушкой, если бы имперская армия решилась войти туда (он вспомнил бетонный остров, сопливую девушку и стул). Переезжая из форта в форт, он видел сотню, а то и больше самолетов, с жужжанием пролетавших над мирными – пока еще – полями. Под крыльями у них висели бомбы.
Налет на нефтеперегонный завод обошелся дорого: почти половина самолетов не вернулась на аэродромы. Но наступление имперской армии на следующий день замедлилось. Он надеялся, что та прекратит свое продвижение не сразу – ее снабжение не шло напрямую с разрушенного завода, и можно было продвигаться еще около недели. Но противник поступил благоразумно и остановился.
Он улетел в космопорт, где неуклюжий корабль – который при дневном свете казался еще более опасным и ветхим – неторопливо латали и ремонтировали на случай, если в нем опять возникнет надобность. Он поговорил с техниками и осмотрел древний аппарат. Оказалось, что у корабля есть название: «Победительная Гегемонархия».
– Это называется обезглавливающим ударом, – сказал он жрецам. – Императорский двор в начале второго сезона всегда переезжает на озеро Виллитис, и высшие армейские чины являются туда с докладом. В день, когда это произойдет, мы атакуем их с помощью «Победительной».
Жрецы озадаченно посмотрели на него.
– Какими силами, господин Закалве? Отрядом коммандос? «Победительная» может поднять только…
– Нет-нет. Атакуем в прямом смысле: уроним «Победительную» на Озерный дворец. В ней не меньше четырехсот тонн. Даже при падении с десятикратной скоростью звука получится эквивалент небольшого ядерного взрыва. Одним ударом мы уничтожим и двор, и генеральный штаб, а потом немедленно предложим мир парламенту. Если нам хоть немного повезет, в Империи начнутся серьезнейшие волнения. Возможно, парламент увидит в этом возможность захватить реальную власть. Армия тоже захочет сделать это. Возможно, ей придется развернуть фронт на сто восемьдесят градусов, чтобы участвовать в гражданской войне. Еще больше усложнят положение распри между молодыми аристократами.
