Александр Чернов - Одиссея Варяга
После рапорта о бое, вручения личного послания Алексеева и выражения готовности отдать жизнь за Россию и царя еще не один раз (от такого прямо скажем смелого заявления глаза Николая несколько округлились, да и сам факт того, что наместник доверил этому молодому человеку личное письмо к царю, вызвал у Николая Александровича некое недоумение и интерес), венценосец наконец стал вникать в то, что именно ему говорит этот доктор с героического крейсера. Похоже, что процедура вручения Георгия 4-й степени, требующая от него не более чем заученной рутинной улыбки и стандартных фраз, начинала становиться чем-то более интересным.
Для затравки Вадиму пришлось повторить значительную часть "мистического эпоса", содержавшегося в телеграммах. Потом Вадик вытащил первый конверт, заготовленный еще на "Варяге".
– Ваше Величество, вы, наверное, помните, в тех телеграммах, что я вам отсылал из Шанхая, были указаны даты гибели "Енисея" и "Боярина"?
– Да что-то там было про это, и еще что-то непонятное про охоту на зайцев…
– Гм… А можно сейчас найти те телеграммы?
– Боюсь, что нет, а зачем?
– Вы случайно не обратили внимания, что о гибели "Боярина" я вам написал ДО того, как он погиб? И уж точно ДО того, как информация о его гибели дошла до Шанхая?
– Нет, не обратил… Да и не уверен, что я в тот же именно день ваши телеграммы прочитал, – рассеяно пробормотал самодержец всея Руси, – Но как такое вообще возможно?
– Теперь, если позволите, про зайцев… Вот в этом конверте содержится некий текст, который был написан еще на "Варяге". Конверт запечатан корабельной печатью, а сверху еще и консулом в Шанхае. Так что очевидно, что он не открывался с 28 января… Вечером, будьте любезны, Ваше Величество, найдите время и сравните то, что там написано, с вашими личными дневниками за тот же день и за первое февраля. Если вам это покажется интересным, то я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы. Я планирую остановится в "Национале"…
Вторая встреча состоялась на следующий день, и судя по тому, что посыльный из Зимнего прибыл уже в десять утра, а в приемной на этот раз ждать не пришлось не минуты, царь наживку заглотил по самые гланды… Встреча началась с того, что пришлось попросить государя удалить из кабинета всех. И когда последнее было выполненно заинтригованным монархом, Вадик упав на колено выдал заранее заготовленую фразу:
– Разрешите первым поздравить Ваше Величество с долгожданным наследником!
Опешивший Николай потянулся было рукой к звонку, но на пол пути замер как пораженный током.
– А с чего вы взяли, что…
– Ваше величество, то недомогание, что мучило Государыню императрицу в поледние несколько недель, вызвано началом беремености. Она вам еще не сообщила?
– Нет… Но позвольте, если даже я об этом не знаю, то откуда вы, на Дальнем Востоке? И с дневниками, ведь слово в слово! Но это решительно невозможно! Вы иллюзионист или… провидец? Ведь это же чудеса какие-то…
– Никаких чудес или фокусов. Все куда прозаичней. Но много серьезнее. Видите ли, Николай Александрович…
Царь, поняв, что вместо "Величества" или "Государя" ЕГО назвали просто по имени-отчеству даже приоткрыл рот…
– Я не только колежский советник Михаил Банщиков, младший врач с "Варяга". Я еще и Вадим Перекошин, 1988 года рождения, студент пятого курса Московского медицинского института. Поэтму я знаю многие вещи, которые пока еще не произошли. Поэтому я знаю, что у вас не только будет наследник, у нас его назвали Алексеем, но и когда он родится, чем будет болеть и как долго проживет. А так же – что именно надо сделать, чтобы он прожил подольше, чем ему было отпущено Богом в моем мире. И дневники Ваши я читал потому, что они были изданы отдельной книгой в конце 90-х годов этого века…
– Но как вы можете быть и собой, и кем то еще? Вы сами часом не больны, любезный Михаил Лаврентьевич?
– Нет, Ваше Величество, часом не болен, – усмехнулся старой шутке Вадик, пытаясь хоть немного унять нервную дрожь, – а как получилось… Мой отец, весьма крупный ученный, ставил эксперимент по переносу человеческого сознания в пространстве и времени. В результате на борту "Варяга" оказался я и еще пара человек из совсем другого времени. Из мира, который, наверное, тут уже не возникнет. Ибо в том, нашем мире "Варягу" прорваться не удалось, так он на дне Чемульпо и остался…
Но давайте для начала о главном – о наследнике… В моем мире Вы его назвали Алексеем…
После чего, дав небольшую передышку обрадованному (все же наследника он ожидал более десяти лет), но и слегка напуганому царю, Банщиков мягко перешёл к родовой болезни британских монархов – гемофилии. Изрядно ошеломлённый комбинацией потоков мистики, предсказаний из будущего и просветительской информации Николай Александрович безропотно согласился устроить консилиум. Для дальнейшей беседы решили привлечь всех светил тогдашней медицины – Боткина, Сеченова, лейб-медика Гирша и Бехтерева, которые должны были подтвердить или опровергнуть слова Банщикова. Последний – психиатр с мировым именем, должен был, как с усмешкой сказал Банщиков, освидетельствовать меня самого, и подтвердить, что "часом я все же не болен".
Единственным возражением Николая, выслушивающего рассказы о гемофилии и ее лечении во время ожидания медицинских светил, было, что все его дочери абсолютно здоровы! За что его величество нарвался на краткое изложение курса генетики для чайников и о наследовании разного вида хромосом с разными видами генетических болезней. Ход оказался весьма удачным – наука высокого градуса крепости подействовала на самодержца не хуже мистики Распутинского разлива – и там и там ни фига не понятно, но звучит умно. Впоследствии Вадик иногда пользовался этим приемом.
Оставшиеся пару часов, пока рыскавшие по Питеру курьеры собирали медиков, Вадик использовал, чтобы рассказать о бое в Чемульпо и посвятить государя в ближайшие планы Руднева. Николай заинтересовался идеей увести из под носа у вероломно напавших на Россию врагов два броненосных крейсера. Но долго концентрироваться на этой идее он не мог. Поперекладывав из стопки в стопку карандаши, он неожиданно резко встал из-за стола, извинился, и попросив Банщикова чувствовать себя как дома, вышел в неизвестном направлении. Вернувшись через пол часа, Николай был в приподнятом настроении.
– Знаете, доктор, я не знаю, кто вы, откуда вы, и чего вы добиваетесь на самом деле. Но Аликс только что подтвердила мне, что она на самом деле непраздна. Она не хотела мне говорить, пока сама не была на сто проентов уверена и из-за древнего суеверия – мол, в первые три месяца лучше никому не говорить. Но, пожалуй, я начинаю вам верить… Так что там по поводу "Варяга"? Не утонул, значит, но никому об этом пока знать нельзя? Понимаю. По поводу полномочий Руднева и производства Всеволода Федоровича в контр-адмиралы приказ я уже отдал и владивостокский отряд крейсеров будет подчинен ему. А сейчас давайте пригласим медиков. Все уже прибыли.
В присутствии спешно собраных по столице именитых коллег Вадик резко сменил тон: никакой фантастики, мистики, главное – убедить известнейших профессионалов. С царем заранее договорились, что об истинной природе доктора никто, кроме самого императора, узнать не должен.
– В морском путешествии на Дальний Восток я заинтересовался исследованием привыкания русских матросов к тропическому климату – как вы знаете, господа, условия работы в кочегарнях даже на самых современных судах крайне тяжелы. Проблема эта встанет тем острее, чем больше и чаще будут присутствовать наши паровые суда в тропических морях, и поэтому вызывала у меня особый интерес.
В числе прочих экспириментов, я брал у наших моряков в разных широтах по две-три капельки крови для исследования, в надежде обнаружить изменения, вызываемые климатом. Сравнивал их между собой и с пробами крови аборигенов тропиков.
Увы, изменений состава крови в зависимости от климата мне выявить пока не удалось. Зато обнаружилась совершено поразительная вещь: судя по всему, мне опытным путем удалось обнаружить наличие четвертой группы крови у человека. Кроме уже известных трех: несколько лет назад наш австрийский коллега Карл Ландштейнер опубликовал доклад об открытии им именно 3-х групп крови.
Его слушатели заворожено хлопали ресницами…
– Конечно, практикуя в качестве военного врача, я немало времени уделил изучению трудов Николая Ивановича Пирогова. Как, вне всякого сомнения, известно уважаемым коллегам, Николай Иванович подчёркивал пользу переливания крови при некоторых видах ранений. Однако, изучив описанную мировую практику, я пришёл к выводу, что подобные переливания всегда производились чисто эмпирически, случайным образом выбирая донора – человека, отдающего кровь для переливания. В результате довольно часто после этой процедуры раненые умирали, хотя казалось бы нет никаких причин для летального исхода.
