Тверской Баскак - Дмитрий Анатолиевич Емельянов
Еще одно поле, за которым я слежу отдельно и на которое надо обязательно заехать — это подсолнечное. Та жменя семечек, что завалялась в кармане Сениного халата, дала-таки свои плоды. В прошлом году я на нее планов не строил, но в этом уже засеяли столько, что по осени можно будет маслобойню ставить.
Вспомнив о нескончаемом потоке дел, пришпориваю кобылу. Надо торопиться! Надо раскручивать производства, пока есть средства и возможность. С весны, как и ожидалось, пошли с юга грозные вести. Монголы двинулись в свой поход на запад к последнему морю. Опять досталось Рязани, Переяславлю и всем южнорусским землям. К этому времени, наверное, уже взят Чернигов, а к осени будет в осаде Киев. Эту передышку, пока монголы заняты югом и Европой, надо использовать по полной! Все предпосылки к этому есть, даже финансовые резервы появились. Торговая слава Твери опережает мои реальные возможности.
В конце прошлого месяца в городе опять было шумно. Приехал уже знакомый мне новгородский торговый гость Епифаний вместе с купцами из Новгородского отделения Ганзы. Ни словом не вспоминая про зимние разборки, они раскупили подчистую весь заготовленный за зиму товар, да так живо, что я даже пожалел, что не поднял цену. Уезжая, Епифаний вызвал меня на разговор и, прямо скажу, удивил. Он дал мне ясно понять, что прибыл не сам по себе, а представляет интересы Горяты Нездинича, который интересуется размером вступительного пая в наше торговое товарищество. Я, конечно же, сразу не ответил, а пообещал подумать и посоветоваться с другими пайщиками, но это так, лишь для порядка. Заполучить в свои ряды такую силу как одна из самых известных боярских фамилий в Новгороде, конечно, было бы замечательно, но, как научила меня нынешняя жизнь, сразу соглашаться нельзя. Не оценят, а примут за слабость!
Вспомнив этот момент, я даже мечтательно улыбнулся.
«Если получится, то такой оборот откроет перед нами совсем другие возможности! Можно будет закупать железо у ганзейцев и шведов напрямую в Новгороде, а не ждать те крохи, что они привозят в Тверь. Ведь еще зимой уговаривал — везите железо в любом виде, все куплю! И что, привезли?! Шиш, мелочь одну! Почти все ушло на новые циркулярные пилы, приводные цепи, наконечники для алебард и арбалетных болтов. Хорошо хоть медный рудник еще спасает, да с оловом новгородцы не жмутся. Этого добра у них хватает, они его с Карелии тащат почти задаром. Так что кроме меди, еще и бронза нас сильно выручает».
Пока раздумывал над всем этим, не заметил как и приехал. Над невысоким частоколом высится кирпичная труба, но дыма из нее не вижу, что однозначно говорит — производство стоит. Ворота открыты и правлю прямо туда.
Перед печью стоят три человека в такой глубокой задумчивости, что не замечают меня до тех пор, пока я не обращаюсь к старшему из них.
— Чего стоим-то, Микола, почему не работаем?!
Он, не глядя, отмахивается.
— Да не лезь ты, че не видишь, печь треснула! — И только сказав, он понимает, что говорит с кем-то не из своих.
Подняв взгляд, он охает от ужаса и бухается на колени.
— Прости, хозяин! Черт попутал, думал Микитка вернулся!
Его страх понять можно, он ведь де-юре мой раб и за подобное неуважение может и головы лишиться. Делаю суровое лицо и молча смотрю вниз так, что у мужика начинает дергаться глаз, и он начинает по новой.
— Прости, хозяин! Прости…
Подумав про себя, что Миколе повезло с хозяином, меняю гнев на милость.
— Ладно, не вопи! Рассказывай в чем дело!
Тот начинает нести про трещину и что печь надо бы перекладывать, но ложил ее Истома, тот что с Твери на гончарном конце. За ним послали и вот уже третий день ждут.
Утерев пот, Микола добавляет.
— Эдак уже который раз трескается. Измотала совсем треклятая, своими силами не справимся!
От всего этого я начинаю закипать, и раздражение все-таки выплескивается.
— Так чего же ты столько времени молчал-то, сукин сын?!
Староста отводит глаза, а затем бухается на колени.
— Прости, хозяин! Казни меня! Любую кару приму! Молю, тока не наказывай никого боле, один я виноват, мой грех!
Ну что тут скажешь, с одной стороны, молодец, раз ответственность ни на кого не перекладывает, а с другой, без наказания такое разгильдяйство оставлять нельзя, на шею сядут. В задумчивости смотрю на начинающую лысеть макушку мужика, и тут вдруг на полном ходу на двор врывается всадник.
Первым делом хватаюсь за рукоять ножа, но почти сразу узнаю сытую морду одного из подручных Луготы.
«Вот дерьмо! — Вспыхивает в душе нехорошее предчувствие. — По мелочам тысяцкий не стал бы своего человека гнать в такую даль!»
Предчувствие не подвело, слетев с коня, гонец подскочил ко мне.
— Наместник! — Стянув шапку, он склонил голову. — Лугота Истомич зовет тебя срочно в Тверь!
«Хорошо хоть не приказывает!» — Иронизирую про себя, а вслух строго спрашиваю:
— Не мельтеши! Толком скажи, что случилось?
Тот несвязно рассказывает, что прибыли князья со Ржева и Старицы и говорят, мол, пришла с Торопца весть, что литва в набег пошла.
В голове сразу же вспыхивает ироничная мысль, что строить планы в эти времена дело неблагодарное.
«Надо все отменять и мчаться в Тверь! Новость, действительно, серьезная!» — Задумываясь, пропускаю часть бессвязной болтовни и возвращаюсь, только когда слышу самые неприятные детали.
— Бают, сам племянник Миндовга, Товтивил решил поквитаться за Смоленск. Его дружина идет прямо на Ржеву. Сотни две кованых всадников, не меньше, да пехоты еще поболе…
На этих словах я перестаю слушать и взлетаю в седло. Разворачивая кобылу, склоняюсь к старосте.
— Повезло тебе, Микола, недосуг мне сейчас! Даю неделю, чтобы не только эту печь переложили, но и еще одну поставили! Не справитесь, пеняйте на себя! — И посылая кобылу в галоп, бросаю уже на ходу. — Сегодня же в помощь вам Истому с артелью пришлю.
Глава 19
С вершины пологого холма отлична видна вся перспектива. Река Волга, изгибаясь петлей, охватывает возвышенность с трех сторон,
