Орудия войны - Яна Каляева
— Веди.
Саша склонилась над раненым, которого показал ей солдат. Ничего офицерского в его синюшном лице она не усмотрела. Как и многие здесь, этот мужчина, даже скорее юноша еще, был покрыт испариной и заскорузлой кровью. Все были в целях профилактики педикулеза обстрижены — наскоро, кое-как. Если на этом лице и были когда-то ухоженные усы, от них ничего не осталось.
Саша всмотрелась пристальнее. Запачканная кровью гимнастерка была сшита получше, чем обычные солдатские. Впрочем, на этой войне кто с кого что снял, тот в том и воевал. Следы от сорванных погонов… да это ничего не значит, тут у всех такие. А вот крестик на шее был не оловянный, а серебряный, на тонкой работы цепочке. Необычно для рядового Весельцева. Впрочем, Саша ведь и сама носила часы от Картье…
Взяла раненого за руку. Кожа ладони гладкая, без единой мозоли. Этими руками не рубили дрова, не стирали белье в ледяной воде, не рыли окопы и не строили времянки. Руки человека, за которого все это делал кто-то другой.
У Щербатова на руках такая же кожа.
Но ведь и это ничего еще не доказывает! Интеллигент, бывший офицер РИА, служащий — мало ли их переходило на сторону революции каждый день, Саша не могла знать обо всех.
— Позови старшую сестру, — приказала Саша своему солдату. Когда Зоя подошла, спросила ее: — Этот раненый когда поступил, при каких обстоятельствах?
— Четыре дня назад, — ответила Зоя. — Стычка была с разведотрядом, да не казацким, из регулярной армии.
Саша кивнула. Про эту стычку она знала. Одного офицера взяли живьем и допросили. По счастью, этим теперь Саша занималась не лично, тут были и другие люди с опытом работы в ЧК. Но тот офицер был сразу после допроса расстрелян. Кто же тогда лежит перед ней?
— Кто оказывал первую помощь раненым сразу после боя?
— Так доктор новый, Громеко. Позвать его?
Саша задумалась.
— Погоди, — сказала она наконец. — Ну, смысла нет. Зачем ему в чем-то признаваться? Мы с другой стороны зайдем. У тебя ведь наверняка есть в закромах какие-нибудь погоны? Пойдем, выдашь мне.
Мало-мальски пригодную одежду со своих и чужих мертвых теперь снимали целиком, брезгуя разве что исподним — и то если оно не шерстяное. У запасливой Зои действительно сыскались погоны. Одна полоса, три звезды — поручик. Саша решила, что сойдет, штатский доктор мог не так уж хорошо разбираться в воинских званиях. Для надежности Саша окунула погоны в самую вязкую, пахнущую навозом лужу во дворе госпиталя и хорошенько повозила, придавливая носком сапога. Звезды и полосы стали почти неразличимы, только форма напоминала, что когда-то этот предмет был символом офицерской чести.
Саша взяла погоны двумя пальцами, встряхнула, чтоб грязь не выглядела слишком уж свежей.
— А вот теперь, — обратилась к Зое, — зови Громеко.
— Что вам от меня нужно? — холодно спросил подошедший через несколько минут доктор. — Есть какие-то нарекания по моей работе?
— О, отнюдь, — улыбнулась Саша. — Мой вопрос касается не вашей работы, а моей. Вот эти погоны были обнаружены на месте последнего боевого столкновения. По обрыву нити можно установить, что срезаны или сорваны они совсем недавно, — ничего подобного установить в полевых условиях нельзя было, но блеф был привычной частью работы следователя ВЧК. — Скорее всего это означает, что в нашу армию внедрен вражеский агент. Представляете, какие это может иметь последствия?
— Не представляю и представлять не хочу. Какое это имеет ко мне отношение? — раздраженно спросил Громеко. Уголок его губы дернулся.
— Иного ответа я и ждала! Что же, в таком случае вынуждена вам сообщить, что в госпитале начинаются оперативно-розыскные мероприятия. Все, кто может что-то знать, будут самым тщательным образом допрошены. Нашими чекистскими методами. Они не вполне гуманны, но других у нас нет.
— Вы не можете, — сказал доктор. — Это раненые, они такого не выдержат. Это же ваши, черт возьми, раненые, ваши люди!
— Наши, вражеские… — Саша потерла виски. — Знаете, на гражданской войне все так перемешивается.
— Есть ли какой-то другой выход?
— Ну, если вы имеете в виду гражданскую войну, то нет. А если нашу конкретную ситуацию… Тут выход есть. Если тот, кто срезал эти погоны, сам признается в этом и объяснит свои мотивы. Возьмет на себя последствия своего поступка. Тогда никто более не пострадает.
Громеко быстро глянул в небо. Саша чуть вздрогнула. Это же был ее жест, ее!
— Может статься, вы и правы. Эти погоны с гимнастерки раненого действительно срезал я.
— Почему?
— Вы не поймете.
— Где уж мне, — Саша криво усмехнулась. — Но вы все же объясните.
— Видите ли, передо мной был человек, которого я еще мог спасти. Тот, под чьей фамилией он записан, заслуживал спасения точно так же, но ему уже ничем помочь нельзя было. А этому — можно. Бросить его умирать значило бы нарушить долг врача.
— Вы — военный врач, ваш долг — возвращать в строй бойцов той армии, в которой вы служите.
— Знаете, я ведь не приносил никакой присяги. Вы просто похитили меня.
— Мобилизовали.
— Нет у вас такого права, и вы знаете это. Вы разрушили мой мир, навязали мне свою войну.
— Ваш мир был замком на песке. Эта война идет уже очень давно.
— Внутри вас — возможно. Но не внутри меня. И все же я делал для ваших людей все, что только в человеческих силах. Не потому, что был обязан вашей армии, или что у вас там. А потому, что таков был мой долг врача и гуманиста. И потому же спас того раненого, — высокий лоб Громеко прорезала тонкая вертикальная морщина. — Снять с него погоны и выдать за одного из ваших было частью спасения. Я готов нести за это ответственность. Можете делать, что хотите, но человека этого я
