Андрей Архипов - Поветлужье
Михалыч тут же кинулся уточнять диспозицию, удостоившись при этом неодобрительного покачивания головы воеводы, не препятствующего, однако, перестановкам. С момента предупреждающего свиста прошло всего лишь около трех минут, поэтому после последних наставлений полусотника время на поляне замерло в ожидании дальнейших событий. Неполных два десятка ратников вольготно расположились на дальнем от реки краю поляны, не показывая своим видом, что готовятся к сражению. Тихо колыхалась не вытоптанная трава около густого подлеска, набирающий силу ветер почти разметал туман с реки. Не выглянувшее еще из-за горизонта солнце уже заставило уйти с небосвода ночной мрак, а примолкнувшие было из-за бряцанья железа птахи, опять начали шуршать в листве и пронзительно попискивать в кустах тальника около уреза воды. Секунды тянулись мучительно, а установившаяся тишина угнетала еще больше. Никто команду молчать не давал, однако надежда, что ветер успокоится и приближающиеся лодьи каким то чудом минуют их стоянку, людей не оставляла. Поэтому тишина и сохранялась. Наконец, послышались мерные, редкие гребки. Казалось, слышно было даже, как капли воды, скатываясь с весел, стучали по воде частым гребнем дождя. Однако, это только казалось. Слышны были лишь сердца, часто бухающие в груди, это их стук проникал сквозь доспехи, это их биение помогало наполнять кровь адреналином, а потом гоняло это живое пламя по жилам.
Чуть раздвинув стелющуюся по воде дымку, показал свой крутой изгиб нос ладьи, заканчивающийся головой коня. Чуток помедлив после неразборчивого гортанного крика, весла левого борта вспенили воду, судно резко повернуло к берегу и остановилось, вынеся на общее обозрение сложенный парус и вздыбившиеся щиты по бортам, за которыми угадывался ряд остроконечных шеломов. Дождавшись появления второй ладьи, на этот раз с раскрытым клювом какого-то пернатого хищника, обе лодьи ходко двинулись в сторону берега, охватывая вытащенное на берег судно переяславцев. Воевода сплюнул, опустил личину и скомандовал:
- Становись, щитами прикройся. Неровен час, еще кто стрелу схлопочет... Хм... Лодьи набойные, с насадами нашими схожи, воев до шести-семи десятков на них будет. Не разойтись без их на то желания. - Выйдя вперед, воевода прокричал, приподняв маску. - Эге-гей! Пошто щиты вздели, вои? Али в гости ныне оружными ходят?
Спустя мгновение воевода уже катился по траве, а оперенная стрела, не найдя цели, умчалась в чащу, пронесшись над головами дружинников.
- Не ходят с такими подарками в гости, - глухо донеслось из-под опущенной личины отступающего спиной к лесу воеводы, - попомните еще мое слово, отдаримся!
Больше выстрелов не последовало, однако оставшиеся до берега полсотни метров насады промчались буквально за несколько секунд. Затем, взлохматив песчаный берег своими днищами, насады замерли и из них стали выпрыгивать воины в длинных кольчугах, обнажая на ходу мечи и поднимая круглые червленые щиты, скрывая за ними взлохмаченные русые бороды. Мгновенно выстроившийся строй сдвинулся на пару шагов с мокрого песка на траву, выстраиваясь напротив сомкнувшегося и прижавшегося к лесу ряда переяславских и отяцких ратников. Десяток спрыгнувших с прибывших насадов воинов разбежались в разные стороны, сразу потерявшись из виду в густом подлеске. Остальные замерли, выстроившись в два ряда.
- Пять десятков, да десяток на обхват пошел, - прокомментировал воевода обстановку Киону, чтобы он донес ее для отяцких ратников, - Токмо лучников я не вижу почти у них, зело странно сие. Коли продвинутся на пять шагов, самострелами бейте сверху без указа моего, - повысил он чуть голос, чтобы его слышали лучники, - а стрелы кидайте по ногам, иначе не пробьете. Как сомнут, в лес уходим, стрелков прикрывая. Бог нам в помощь!
- А им стрелу каленую в задницу, - незамедлительно последовал негромкий ответ с деревьев. Воевода лишь усмехнулся, давая выговориться своим воинам, находящимся, как говорится, на взводе.
- Мыслишь Данило, тати эти к тебе двинутся, зад свой выставив? - донеслось откуда то сбоку. - А перед тем опояску развяжут, да портки сымут?
- Как побегут от нас, так и получат... Девица погубляет красу свою бляднею, а муж мужество свое татьбою, - незамедлительно донеслось в ответ. - Чур, тот тать, аже в личине у них за строем расхаживает и рыкает на них подобно зверю лютому, мой. Из самострела, да с дерева, я его разложу на борту лодьи, аки девку на сеновале.
Спустя несколько секунд от Киона донеслось:
- Гондыр ставит ногату, аже не снимешь ты его с первого раза.
- А он шо, немой, шо ли? Вроде по-нашему разумеет лучше других. А хоть бы и по-своему сказал, я на третье слово ужо понимаю, о чем толкует он.
- Он тебе третий раз об этом сказывает, да ты вроде глухаря, токмо о девке на сеновале и мыслишь.
- Принимаю. Ты токмо жинке моей не сказывай, ни о девке, ни о ногате той...
- Цыц! Двинулись они, - прервал речи воевода, потащив меч из ножен, - ставь рогатины...
Точнее, они попытались двинуться... Колыхнулся строй, громыхнул железом, шагнул два раза и замер, наткнувшись на непреодолимую преграду. На живого, голого по пояс человека, измазанного полосами грязью, который в момент отдачи команды на движение выбрался из березового подлеска, чуть подволакивая ногу. Шагнув на поляну, он расставил руки в стороны, показав, что совершенно безоружен, и улыбнулся.
- Ну что, братья славяне, все неймется вам кровь свою проливать? Вот так вот, с бухты-барахты, не представившись и не спросив, кто перед вами стоит? Может, решим дело один на один? Кто желает? Али кишка у вас.... гхмм... не доросла еще?
Воевода чужаков, замерев поначалу вместе со всеми, махнул рукой лучнику, взгромоздившемуся позади него на борт насада:
- Уйми того бесерменина, - однако тут же растопырил ладонь и возгласом приказал тому остановиться. Из кустов показались три фигуры, в кольчугах, но без шеломов, с кляпами во рту и связанными сзади руками. Сзади них, плотно прижавшись и приставив нож к горлу, скользили темными силуэтами такие же полуголые и измазанные грязью люди.
- Коли согласны будете на одиночный бой, эти вои, да и другие, что без памяти в кустах лежат, живы останутся. А возьмете победу надо мной, - продолжал стоящий перед строем вой, - так... с радости такой и остальное у вас пойдет как по маслу.
- Дозволь, воевода, мне с ним силами помериться, - донеслось от ратников, стоявших прямо перед полуголым воином. Дождавшись кивка согласия от предводителя, от строя отделилась плотная кряжистая фигура, чей обладатель был украшен шрамом, тянувшимся от правого глаза вниз по всей щеке. Подойдя вплотную к стоящему, он упер руки в бока, предварительно закинув меч в ножны, а щит за плечо. - Я буду с тобой ратиться. Отпусти воев наших.
- Иваном звать меня, - не обратив внимания на неприязненный тон подошедшего, представился стоящий перед строем воин. - Дозволишь ли меч прежде взять, да кольчугу накинуть?
- Дозволяю... Онуфрием меня люди зовут, - процедил тот.
- Доброе дело, когда по чести все проходит, Онуфрий. Однако, отзови пока ваших воев от яруги той. Ноги переломают, пока через бурелом тот перебираются, да на стрелы наши нарваться могут.
- О других неспокоен? О своей душе бы помыслил, аже есть она у тебя, нехристь. Минута-другая и представишься своему богу, - однако при этом Онуфрий поманил кого-то из строя и тот филигранно засвистел, отзывая воев, ушедших в обход переяславцев по дну заваленного деревьями оврага.
Михалыч тоже махнул рукой своим людям, которые тут же отпустили плененных воинов, а из кустов через некоторое время показался отяк, тащивший кольчугу и меч для своего командира. Полусотник же расстегнул небольшой кармашек на своих штанах и достал оттуда нательный крестик. Затем поцеловал его и, надев на шею, перекрестился:
- Остальные двое ратников ваших в кустах связанные лежат без памяти. Живы оба, токмо оглушенные. Крест целую на том.
Онуфрий ошарашено посмотрел на осеняющего себя крестом воина, но спустя секунду взгляд его упал на принесенный меч, и лицо сразу исказилось злобой, а речь наполнилась шипением:
- Откель сей меч, паскуда...?
- Меч сей подарок мой от воеводы нашего, - Михалыч махнул рукой за спину, - он с вами пытался говорить, покуда вы его стрелой не угостили...
Онуфрий потянул с себя шлем с полумаской, прикрывающей глаза, обошел полусотника, пару секунд вглядывался в стоявший ряд переяславцев и, наконец охрипшим голосом прокричал:
- Ты ли это, Трофим Игнатьич?
- Я, - донеслось через несколько мгновений в ответ. - Никак ты, Онуфрий? Шрамом обзавелся? Не признал поначалу...
- Погодь десятник... С чего это ты с бесерменами вместе стоишь? Али купили тебя с потрохами?
- Окстись, Онуфрий! Пошто напраслину на меня возводишь? Али не знал ты меня более десятка лет?
