Товарищ капитан. Часть 1. Блондинка с розой в сердце - Андрей Анатольевич Федин
За тюлевой занавеской деревья покачивали украшенными зелёной листвой ветвями. Зеленела и крона тополя, который спилили в две тысячи седьмом году. Я увидел позади неё невзрачное одноэтажное здание с вывеской «Универсам». То самое, которое в две тысячи третьем году выгорело почти дотла, и на его месте в две тысячи четвёртом построили трёхэтажное здание супермаркета «Комета». Я отошёл от окна — в стеклянной дверце серванта вновь заметил своё отражение: отражение моего брата Димки.
Я пробормотал тогда вслух: «Что за бред такой? Чем это меня накачали?»
Взглянул на свои руки — не увидел на них знакомые родинки. Зато приметил тонкую белую полосу шрама между средним и указательным пальцем. Вот эту. Видите её, Саша? Димка в детстве распорол себе на рыбалке руку осколком стеклянной бутылки. Я увидел в комнате портрет родителей, что стоял на серванте рядом с маминым любимым чайным сервизом. Этот портрет принёс брату я: в мае, после папиных похорон. Он потом висел у меня в квартире на стене, рядом с портретами жены, дочери и Димки.
Мелькнувшая в голове мысль вдруг затмила мои воспоминания о том, что я не ходячий. Я прошагал по комнате, ринулся к входной двери. Нашёл на полке под зеркалом пластмассовый зелёный телефонный аппарат (давно таких не видел). Снова взглянул на своё отражение. Уже не удивился тому, что увидел в зеркале Димку. Я снял с рычагов трубку — услышал в динамике длинный гудок. Толстым «чужим» пальцем я шесть раз провернул телефонный диск (все «свои» телефонные номера я помню до сих пор).
В трубке раздались гудки вызова. Я взглядом отыскал на стене отрывной календарь (с десяток оторванных от него листов лежали около телефонного аппарата на полке). Календарь утверждал, что сегодня вторник девятого июля тысяча девятьсот девяносто первого года. «Инаугурация Ельцина была десятого июля», — вспомнил я. Сорвал с календаря листок. Сообразил, что звоню напрасно, потому что у меня дома никого не было.
Я мысленно повторил: «Десятое июля девяносто первого года». Вспомнил, что пятого июля тысяча девятьсот девяносто первого года я с женой и с дочерью уехал в отпуск. На поезде. Почти сутки мы тогда тряслись в плацкартном вагоне. Было очень жарко. Жарче, чем сейчас. Шестого числа мы приехали в Джанкой — оттуда электричкой добрались до Керчи. А дальше — автобусом до пансионата «Заря», где отдыхали две недели. Купались, загорали. Хорошие были деньки, скажу я вам: спокойные, весёлые.
В Нижнерыбинск мы вернулись двадцать первого июля. В том году я вышел на работу двадцать второго числа — это я точно помнил. Я прикоснулся пальцем к холодной поверхности зеркала в прихожей. Вновь подивился тому, насколько реалистичным казалось моё видение. Вспомнил, что не так давно слышал, будто бы вдалеке, голос Серёжи Бакаева.
«Дядя Вова, вам плохо?» — говорил тогда сын моего друга. Полагаю, Саша, что сейчас я лежу на больничной койке. Под капельницей. Возможно, около аппарата искусственного дыхания.
Вижу сейчас вас и всё это купе поезда… во сне. Вот так вот. Как вам такое объяснение? Забавно, правда?
До сих пор гадаю, что со мной случилось там, на кладбище. Инфаркт или инсульт? Или тромб оторвался, как это случилось в девяносто первом году с Димкой?
Что вы думаете по этому поводу, Александра Витальевна?
* * *
— Интересная история, — сказала Лебедева. — Браво, Дмитрий Иванович! Очень образно. Вы меня удивили, товарищ капитан. Сомневаюсь, что я описала бы своё сегодняшнее утро столь же подробно и понятно. У вас неплохой слог. Забавно. Меня ещё никто и никогда не называл сном, видением или галлюцинацией.
Александра сидела напротив меня, скрестив на груди руки и забросив ногу на ногу. Она смотрела мне в лицо пристально, почти не моргала. Её голубые глаза блестели.
По лицу журналистки то и дело проползали тени — это замершее на небе за окном нашего купе солнце ежесекундно пряталось то за ветвями деревьев, то за фонарными столбами.
Лебедева поаплодировала мне, улыбнулась и мурлыкающим голосом заверила:
— У вас талант рассказчика, Дмитрий Иванович. Но вот только идея вашего рассказа не нова. Я совсем недавно смотрела фильм с похожим сюжетом. Он назывался… кажется, «Новые приключения янки при дворе короля Артура». С Сергеем Колтаковым в главной роли. Там тоже было про путешествия во времени: некий современный американец попал во времена короля Артура и рыцарей Круглого стола. Вы уже смотрели этот фильм, Дмитрий Иванович?
— Книгу читал. Лет тридцать назад.
Я отодвинул от края стола накрытый белым полотенцем пистолет.
Вагон вздрогнул. Александра покачнулась. Звякнули стоявшие на столе у окна пустые гранёные стаканы в мельхиоровых подстаканниках.
— И что же вы сделали после того, как попали из будущего в наше время? — спросила Александра. — А из какого года вы к нам вернулись? Я упустила этот момент в вашем рассказе.
— Из две тысячи двадцать пятого.
— Ого! — сказала Лебедева.
Она качнула головой.
— Сколько же вам тогда было лет?
— Минувшей весной мне исполнилось шестьдесят четыре года, — ответил я.
Журналистка кивнула.
— Так это значит, Дмитрий Иванович, что вы даже старше, чем выглядите, — сказала она и чуть склонила на бок голову (будто рассматривала меня под новым углом). — И чем же вы сегодня занимались? До того, как сели в этот поезд, я имею ввиду.
Я пожал плечами.
— Побродил по городу. Посмотрел на современных людей, на их нынешние наряды — они для меня сейчас выглядят, мягко говоря, забавно. Убедил себя, что действительно нахожусь в том самом тысяча девятьсот девяносто первом году. Даже если и во сне. В такое не сразу верится, если честно. Я постоянно ждал, что моё видение вот-вот развеется. И что я снова очнусь в своём времени, в инвалидном кресле или на больничной койке. Но не очнулся, как видите. До сих пор.
Я посмотрел на свою руку, потёр пальцем шрам.
Продолжил:
— С часик я погулял по знакомым местам. Это была замечательная прогулка, скажу я вам. Всё же приятно замечать, что женщины поглядывают на тебя с интересом, а не с сочувствием. Затем я забрёл
