Особое задание - Евгений Васильевич Шалашов
Кстати, на санках, что я тащил, рядом с литерами и мылом лежали патроны — пять килограмм. Зачем охотнику двести винтовочных патронов, если за плечами у Ферапонта «тулка»? Скорее всего, у него какой-то свой бартер, и мне лучше в такие тонкости не вникать, а послушать, о чем дядька рассказывает. Надо сказать спасибо, что не тысячу запросил. Полтора пуда я бы не утащил!
— У нас пахотных-то земель мало, хотя и вырубаем кажый год, и жжем, да и земля худая. А вот коровки-то наши очень хороши!
Про холмогорскую мясомолочную породу коров я слышал. Мол, выведена давно благодаря теплому пойлу и стойловому содержанию.
— Коровки-то говорю хорошие, а выпасов мало, да заливные луга, что по Двине-реке, кажый год мужики делят, поделить не могут. Что ни год, то драки, до убийств доходило. А неподалеку от нас два села — Игумново, да Семенное, у них покосы рядышком. Тож, делили кажную весну, а нонеча, у Селиверста Пятирякова сын в армии поручиком стал, так он отца-то и надоумил. Мол, скажи в Колмогоры, властям, что в Семенном большевистским партизанам помогают. Ну, Селиверст сходил в Колмогоры, властям сказал, так оттуда мигом солдаты в Семенное примчались, начали дознаваться — кто-де у большевиков служит? Никого не нашли, начали мужиков пороть, те за топоры схватились, а солдаты за ружья. Теперь Семенного нет, народ, кто жив остался, кто по другим деревням живет, кто и впрямь, в большевистские партизаны ушел. Зато этим летом весь луг заливной у мужиков из Игумнова будет.
Вот так и вспыхивают гражданские войны из-за отдельно взятого покоса! А где по-другому? В Архангельской губернии, где не было крепостного права, ее не коснулась и Столыпинская реформа, а земля была либо казенной, либо церковной, еще полыхнет. Вот начнут мужики землю делить, то врагами у них станет не помещик или кулак, а сосед или соседняя деревня, захапавшие земли и больше, и получше!
Вполне возможно, что это все уже началось или вот-вот начнется. Но мне бы сейчас добраться до Архангельска. Ох, как надоело спать в лесу на еловом лапнике, когда один бок обжигает костер, а второй замерзает!
Да, добраться бы до Архангельска, а там сдать свой груз, выполнить первую задачу полученного задания, похожего на матрешку.
Глава 3. Первый съезд РКСМ
Я не обольщался тем, что был такой единственный и неповторимый, кого перевели на службу в Центральный аппарат. Кедров любезно подкинул меня к общежитию, распрощался и уехал, сказав, что по всем организационным вопросам следует обращаться к товарищу Лосеву, старшему группы.
Наше общежитие располагалось в бывшем кадетском корпусе, а группа, съехавшаяся в Москву со всей России, насчитывала двадцать человек и размещалась в одном из дортуаров, где когда-то спали кадеты-первокурсники. Не знаю, сколько мальчишек здесь ночевало, но, по прикидкам, человек сорок, не меньше.
Товарищ Лосев, оказавшийся немолодым (лет за сорок) рабочим из Петроградского ЧК, красногвардейцем первого призыва, участвовавший в штурме Зимнего, пометил мою фамилию галочкой, пообещал, что паек мне выдадут уже сегодня, кивнул мне на койку, сказал:
— Располагайся. Постельного белья пока нет, так поспим, не баре, завтра принесут, заодно и в баню сходим.
Услышав про баню, я обрадовался. Еще бы! Мне, не мыслившему свою жизнь без ежедневного душа, теперь приходится мыться раз в неделю, если повезет. Бывало, что и по две недели ходил немытым, как чушка.
Наша группа была довольно-таки разношерстной и разновозрастной. Половину составляли выходцы из рабочих, человек пять бывших фронтовиков и еще пять из числа крестьян. Самым старшим в ней оказался наш командир, а младшим — я. Поначалу к юнцу отнеслись снисходительно. Конечно, «припахивать» меня ни у кого желания не возникало, да и товарищ Лосев пресек бы попытку отправить молодого чекиста за табаком или за самогонкой, но первым дежурным по казарме назначили именно меня. Что ж, подежурим! Да и порядок в помещении желательно бы навести. Товарищи чекисты, видимо, не привыкли укладывать свои вещи в тумбочки, не говоря уже про разбросанные вокруг портянки и носки. Что ж, будем работать.
Отыскав коменданта-латыша, удивленно выкатившего на меня водянистые глаза, услышав мою просьбу, но сразу вручившего мне ведро, швабру и тряпку, отправился в довольно загаженный туалет (кадеты, как я полагаю, сами сортиры чистили), наполнил ведро водой. Водопровод работает, уже хорошо. А что касается туалета, его тоже можно помыть и почистить, дайте время!
— Дорогие товарищи! — обратился я к коллегам. — Сейчас я буду мыть пол в нашей казарме. Убедительная просьба — убрать свои вещи с пола, уложить их на кровати или поместить в тумбочки.
Мои будущие соратники и ухом не повели. Что ж, им же хуже.
Взяв ведро, выплеснул воду на пол. Эх, дортуар велик, намочило пол только у первых кроватей, но и этого достаточно, чтобы начались вопли и крики.
— А я вас предупреждал, просил все убрать, — проникновенно сказал я, глядя в глаза хозяевам мокрых вещей.
Сержант в учебке сделал бы мне "козью морду" за такое, но сейчас присутствовал элемент воспитания!
Большинство только посмеялось, но один, чересчур обидевшийся на меня за грязные носки, ставшие еще и мокрыми, попытался полезть в рукопашную.
Его попытка была пресечена не мной даже, а хохочущим Лосевым, легко скрутившим разъяренного парня и кинувшего того на койку.
Когда я принес второе ведро воды, народ уже убрал вещи с пола и смотрел на меня с чувством любопытства — мол, что он еще выкинет?
Я больше экспериментировать не стал, я здесь не начальник, а был бы оным, так они у меня и
