Алексей Щербаков - Журналисты не отдыхают
А ещё я наведался на Комендантский ипподром. Дело-то в чем? Хотелось немного подучиться в таком деле как езда на коне. Я, в общем, умел ездить верхом. Был у меня друг, который держал лошадей. Он зарабатывал тем, что предлагал их гражданам для проката. Но на самом-то деле он был вроде Невзорова, двинутый лошадник. Так что друзей он всегда приглашал покататься. В общем, я в седле более-менее сидеть умею. Но хотелось большего. Ведь по легенде, я из Техаса. То есть, ковбой. На самом-то деле и в этом времени не все техасцы были наездниками. Рабочие-нефтяники, возможно, вообще к лошадям не приближались. Но вот ты объясни это людям, воспитанным на Карле Мае.[16]
Вот я и собрался на Комендантских ипподром. Тоже было открытие. Я, разумеется, знал о знаменитом аэродроме, но вот об ипподроме не слыхал.[17]
А было интересно. Этот самый ипподром находился в районе, в котором я жил в своё время. До него пришлось долго ехать. Для начала — не трамвае за номером 23 до Приморского вокзала. Оказалось, что в эти времена в Сестрорецк ведет абсолютно своя частная линия, вообще не сообщающаяся с главной, которая Питер-Гельсинфорс. А другая ветка этой линии была на Озерки, где имелась и станция главной дороги. Нет, большевики правы! Такой бардак надо прекращать!
Но тем не менее, я поехал на поезде до станции «Скачки». Ипподром находился примерно посредине Коломяжского шоссе и улицы Матроса Железняка моего времени. Вход был там, где находится место последней дуэли Пушкина. Но там пока ещё не стояло памятника. Я-то эти места хорошо помню, мы школе тут бегали на занятиях по физкультуре.
Я обошел огромное задание ипподрома и уперся в конюшню, над которой висел плакат «Прокат лошадей». Возле неё находилось нечто вроде полосы для конкура.[18] А рядом стоял пожилой седой мужик с явно военной выправкой и усами, лишь чуть поменьше, чем у Буденного.
Я договорился о прокате на два часа — и мужик вывел мне гнедого коня. И тут снова пошла память моего тела. Я проверил подпругу, а потом взлетел в седло и поехал. Мой «реципиент» ездил классно. Кони вообще-то — сильно западлистские ребята. Они всадника пробуют на слабость. Хотят скинуть и так далее. С ними надо побороться. А вот этот подо мной шел ровно. А я разошелся, попробовал разные аллюры, а потом даже рискнул прыгнуть через один из барьеров.
Накатавшись, я сдал коня хозяину. Он спросил:
— Простите, господин, а где вы учились верховой езде? Я вижу, что вы не любитель. Но ваша посадка не похожа ни на кавалерийскую, ни на казацкую, ни на черкесскую. Уж я-то знаю, я вахмистр, я пятнадцать лет служил сверсхсрочником в драгунах.
А вот они, откуда эти усы. Буденный ведь тоже служил на сверхсрочной в драгунском полку. Мода, может, у них была такая?
— Так я в Америке, в Техасе был. Там и научился.
— То-то я вижу что-то знакомое… Буффало Билль. Видал я его в Питере…
— Давайте не будем говорить про эту мразь.[19]
— Ну не будем, так не будем. А ты мне, парень, нравишься. Из тебя выйдет хороший кавалерист.
В общем, я получил половинную скидку на использование коня вахмистра Щербины. Его мотивация понятна — когда ездит человек, который умеет нормально держаться в седле — это своего рода реклама.
А, что я ещё натворил? 20 апреля, строго по графику, разразился политический кризис. Кадет Милюков провякал, что Россия собирается продолжать войну. А оно было кому-то надо? Правильно — оно было никому ни на фиг не надо. Так что мы все вышли на улицу. Но у наших ребят, шедших под черным флагом, было моё ноу-хау. Дело в том, что анархисты, с которыми я связался, были, в общем, нормальными ребятами. Они не только говорили о политике. Кроме того, это была просто тусовка. Ребята сошлись вот на этом деле. А заодно они любили и попеть. Это в моё время поют только после очень большой выпивки. А в данное время хоровое пение было нормальным коллективным досугом. Кстати, я столкнулся тут с пластом культуры, о котором ранее совершенно не знал. С рабочими песнями. Почему-то даже при СССР их не исполняли. Возможно, потому что больно уж они были мрачные. Слушая эти песни, я окончательно расстался с иллюзиями про «Россию, которую мы потеряли». В людях накопилась такая ненависть… Я начал понимать, что стране ещё повезло, что победили большевики. Эти вот ребята готовы разнести всё до основанья.
А я тоже подсуетился — исполнил написанный через 10 лет «Гимн рабочего фронта».
И так, как ты рабочий,Не верь, что поможет другой.Свободу себе добудем в борьбеСвоею рабочей рукой.Марш левой, два-три!Марш левой два-три!Встань в ряды, товарищ, к нам.Ты войдешь в единый рабочий фронт,Потому что рабочий ты сам.
Песня понравилась. Ещё бы она не понравилась, это одна из лучших в истории левых песен. И вот мы с этой песней вышли. А произведение-то немецкое. А у немцев, все общественно-политические песни маршевые. Ну, вот такая у них народная традиция, любят ребята помаршировать. Даже в моё время — группа «Рамштайн» — это маршевая музыка. Так что мы как-то начали идти в ногу. А потом эту песню подхватили в других колоннах. Мы исполняли её уж я не помню сколько раз. Нашелся и какой-то оркестр, который подключился. Так что громыхающие сапогами демонстранты выглядели серьезно. Я что-то такое читал, что Корнилов во время апрельского кризиса хотел стрелять в колонну рабочих. Но вот в ЭТУ он бы точно не посмел. И не стреляли.
Но ничего особенного не произошло. Прошли себе и прошли. Мало ли я и в своем времени бывал на демонстрациях.
После демонстрации ко мне подбежали какие-то с духовыми музыкальными инструментами.
— А вы не можете отдать нам ноты этой песни?
Нот я не знал. В школе учительница музыки пыталась нас им научить — но без особого успеха. Так что для меня эти значки являлись китайской грамотой.
Но они как-то разобрались без нот — и удались, играя великую песню рабочего движения.
Вообще-то эта жизнь мне очень нравилась. В своё время я ездил автостопом — и проехал весь СССР, от Львова до Владивостока. Так что я вроде как вернулся в свою юность. Ведь в чем главный принцип автостопа? Всегда иди вперед. А там что выйдет, то выйдет. Это и есть свобода. Вот и я снова ощущал себя как на трассе. Кого мне бояться, кого мне жалеть? Отставить разговоры! Вперед и вверх, а там…
Придя на анархистскую тусовку, я обнаружил там очень мрачные настроения. Причина была вечной — финансы поют романс «а нас больше нет ни хрена». А при этом создавался какой-то проект по созданию общей анархисткой газеты. В общем, ребята были в мрачном настроении.
— Может, экс сделать? — подал кто-то голос.
— Петросовет против эксов, а против него не попрешь.
Тут я просто не мог молчать.
— Ребята, среди вас есть тот, кто может на своем предприятии поднять рабочих на забастовку?
— Я могу. — Отозвался белокурый крепыш Андрей.
— А что там у вас за дела?
— Так вроде выгодный заказ получили.
— Начинай мутить забастовку.
* * *Управляющий заводом Николай Антонович Волобуев находился в очень раздраженном состоянии. Нет, ну вот что в самом деле происходит? Получен хороший заказ, за который уже взятку заплатили сто тысяч. А тут намечается забастовка. Если завод встанет, убытки будут просто чудовищными. И тут в дверь вошел странный, очень загорелый человек в черном костюме.
— Добрый день. Я представитель профсоюза «Индустриальные рабочие мира».[20] Мне ваши рабочие доверили представлять их интересы.
— Мы выставляем вот такие требования. Гость протянул бумагу.
Волобуев прочитал и схватился за голову. Рабочие требовали всего и сразу.
— Но вы ведь понимаете, что это невозможно.
— А вы вот это им объясните. Рискните. — усмехнулся гость.
Что-то в повадке визитера было не то. Он явно чего-то ждал.
Волобуев вздохнул и спросил:
— Сколько вы хотите?
— Пятьдесят тысяч. Наличными. И прямо сейчас.
* * *Деньги я получил. Даже на пять тысяч больше. Лишнюю пятерку я без комплексов распихал себе по карманам. В конце концов, я не нанимался бороться за рабочее дело за бесплатно. Пятьдесят штук мы располовинили между местным профсоюзом и анархистами. Более всего я боялся, что у ребят сорвет крышу от таких денег. Но ничего, всё было нормально.
Тут различные встречи случаются
Скучно, господа. Ну, вот, вроде деньги есть. И работа имеется. По протекции Михаила я стал писать в «Петербургский листок», там мои статейки регулярно выходили. Но… Анархисты — это как-то не очень интересно. А дела-то раскручиваются веселые. Надо внедряться в большевики. Но вот просто так идти не очень хотелось. Набегаешься, пока считаешься салагой. А значит — надо как-то себя зарекомендовать… Есть одна мысль. Только надо с Михаилом поговорить.
