Иван Кузмичев - Поступь Империи. Бремя Власти
Так что когда перед саксонскими и польскими солдатами видимость восстановилась они увидели жуткую картину: вместо организованной 'правильной' формации и четких приказов противник вел хаотичную стрельбу, когда не поймешь кто за кем и когда должен стрелять. С непривычки офицеры растерялись, но длилось это до той поры пока позади марширующей второй волны не показались эскадроны летучих гусар — по праву признанных одними из лучших кавалерийских соединений прошлого столетия. Когда-то гусария наводила ужас на вражеские полки, не стали исключением и русские войска. Ярким примером стала битва при Клушине. Тогда семь тысяч кавалерии поляков, разбили тридцати пяти тысячную русскую армию. Правда слава летучих гусар канула в Лету…
Но видимо не все гордые шляхтичи это осознали, раз решили выступить против пехоты, вооруженной дальнобойными фузеями. Жаль только весь потенциал оружия русские полки не могли реализовать — не хватало боеприпасов, на каждую фузею выходило не больше двух дюжин бумажных патронов. Про казнозарядные фузеи речи вовсе не велось — в первую очередь вооружали лучшие полки. И корпус под Смоленском к таковым пока не относился. К тому же получал новинки военного гения оружейников по остаточному принципу. Хотя и этого противнику оказалось достаточно!
Против одного залпа русские выдали три, выбив две трети наступающих первой волны. Оставшаяся треть уцелела лишь благодаря тому, что заходила во фланг корпусу и ее почти не потрепало. Но и им на подходе досталось, ведь стреляли русские воины чаще и чего скрывать, куда метче саксонцев и поляков вместе взятых.
Первая часть сражения началась как планировал Паскевич — полки, которые кинули против него вот-вот обратятся в бегство, до них они уже не зайдут, а там глядишь и вторую волну выбить удастся. Моральная составляющая у них здорово упадет, да и как не упасть, если паникующие товарищи бегут куда глаза глядят, тут удержаться в марширующем строю ой как сложно!
Рядом с генералом, занявшем место в строю в первом эскадроне Смоленского полка, замерли трубачи. Гусары меж тем весело разговаривали меж собой, словно и не шло сражение, не лилась рекою кровь. Но это понятно в гусары идут лихие рубаки, такие самому черту хвост на рога закрутят и будут о веселой ночке с разбитной девахой беседовать.
Между тем рисунок боя начал меняться. И не от того, что в первой волне в строю остался лишь каждый третий, вовсе нет, просто на поле боя появилась кавалерия. Но ударила она не во фланг, как думал генерал Паскевич, а в центр, туда же где полчаса назад избивались польские пешие полки.
— Дураки! — зло прошипел Стефан глядя на польскую шляхту с веселым посвистом летящую по полю боя среди трупов своих же собратьев прямо на русские пушки. — Их командира мало отдать под трибунал, его нужно сварить живьем…
Трубачи вопросительно глянули на генерала и тот тяжело вздохнув приказал:
— Артиллерии — беспокоящий огонь.
Пара труб издала два длинных, секунд по десять, сигнала. И словно только этого и ждали шести фунтовые пушки дали залп. Но на сей раз 'кубышки' ударили не в плотный строй наступающей второй волны, а хаотично, будто каждый наводчик выбирал свою цель. Минутой позже выстрелы повторились — картина та же, каждое орудие вело огонь по своей цели. Пусть зона поражения и накрытия таким образом снижался, но психологический эффект оказался куда значимей, ведь теперь враг не знал куда нацелится орудие в следующий раз…
'Все слишком предсказуемо', - довольно подумал Паскевич, глядя трупы врага, устилающие поле, перед русским строем. Вот-вот вторая волна будет перемолота так же как и первая, а уж после можно будет приступить ко второй фазе.
— Твое сиятельство, нам во фланг зашли полки имперцев!
К эскадрону гусар, откуда командовал боем Стефан, подлетел на взмыленном коне вестовой Тверского полка, что занимал крайнюю точку в строю.
— Откуда?
Сказать, что Паскевич удивился — ничего не сказать. Такого просто не могло быть, ведь если они не учли все силы противника, то вся картина боя может оказаться неверной, а это приведет только к одному — к поражению.
— Они пришли по дороге, той что в деревеньку Семяжнико ведет.
— Много?
— Тысячи три, может больше, посчитать всех не успели.
— В бой вступили?
Вопрос генерала был не праздным — услышать за канонадой стрельбу фузей нереально, а увидеть то что происходит на левом фланге в силу дымного облака в центре пока не представлялось возможным.
— Они строились, когда я отбыл к вам.
— Черт, нас же в клещи взяли! — тут же сориентировался Паскевич. Он в отличие от большинства молодых офицеров имел куда больший кругозор и конечно опыта, поэтому знание картографии вкупе с окружающей местностью дало ему четкое представление каким тактическим маневром решил воспользоваться противник.
Время для ответных действий стремительно утекало и как чувствовал генерал Паскевич с каждой минутой положение его корпуса лишь ухудшалось. Даже не смотря на впечатляющее начало, ведь их всего чуть больше пяти тысяч, боеприпасы через десяток залпов подойдут к концу и тогда все преимущества русских улетучатся. Конечно остается сойтись с противником грудь в грудь, 'в штыковую' как сказано в Уставе, не даром ведь воинов натаскивали таким образом, чтобы все нехитрые действия тело выполняло рефлекторно: удар, укол, блок, уклон, их мало, но комбинаций великое множество.
— Трубачи — 'Общее отступление', - стоявшие рядом с генералом гусары недовольно засопели, зашебуршились, но противиться приказу не решились — дисциплина на поле боя даже среди них воспитали так, чтобы она была на первом месте.
'Не по плану, но думаю Игорь справится, найдет возможность досадить врагу, а нам рисковать лишний раз не следует', - с досадой подумал Стефан.
Ему хотелось не так провести бой, по иному, но противник не дал. Что ж реальность она такая — редко когда удается осуществить задуманное без корректировки. Паскевич это понимал, хоть и редко сознавался в подобных мыслях — все-таки дух авантюризма жил в генерале до сих пор.
Между тем по фронту разнеслись три длинных звука: мрачных и неприятных. В войсках вообще не любят отступать, а тут еще это приходится делать на пике славы, когда перед строем валяются горы трупов, а ты сам цел и невридим. Но вот командиры приготовили воинов к отступлению, полки выстроились в защитный ордер, протуская вглубь строя артиллерию с обслугой и инженерные роты.
Противник заметил приготовления русских и усили нажим, благо вторая волна все-таки сумела достичь позиций корпуса Паскевича и завязать перестрелку, о том чтобы сойтись грудь в грудь речи даже не было — беглый огонь русских не давал полякам и саксонцам маневр. Но это было в центре и на правом крыле, здесь ситуация складывалась неплохо — фронт держался, давая своим уйти.
На левом крыле дела у русских воинов складывались куда хуже — их атаковали с тыла и фланга сразу два бело-черных полка имперцев, да к тому же подключились к бою саксонские недобитки. Уже через несколько минут боя Тверской полк оказался в огневом мешке, пытаясь отстоять позицию, но безрезультатно, враг оказался слишком силен и полковник Грейн, командующий крылом приказал отступать. Вывести орудия не успевали. Расчеты под пулями и ором сражающихся стащили к каждой пушке оставшиеся снаряды и запалили фитили. До взрыва мин оставалось меньше минуты.
Тверчане сражались упорно и яростно, но выстоять не смогли — имперцы прорвали строй сразу в нескольких местах и крыло охватил хаос. По рескрипту младшие командиры должны были тут же раздробить полк на меньшие формирования — батальоны и роты, но число нападавших оказалось так велико, что половину полка, состоявшую по большей части из новичков охватила паника. Продолжали сражаться только ветераны, но и их с каждой секундой становилось все меньше, падали рсаженные пулями, саблями и протазанами офицеров врага.
Эскадроны прикрытия пытались контратаковать и даже в первый момент удачно, но только гусары налетели на противника как на них вышли имперские кирасиры…
Схватка выдалась жаркая, но скоротечная — бронированная волна прокатилась катком по русским воинам, окончательно смела всякое сопротивление. Левое крыло прекратило свое существование меньше чем за полчаса боя. Два батальона собрали богатую кровавую жатву, но удержать позицию не смогли, еще несколько рот, бежавших с поля боя рассеялись в лесах. Сам полковник Грейн сражался до последнего в Первом батальоне и пал от мощного удара седоусого кирасира.
Все это генерал узнал позже от горстки выживших, сумевших после боя выбраться к своим. Все они были ранены и сильно помяты, заподозрить в них трусов никто не решился, но взгляды кидали. Ведь командира собой не закрыли! Не справились значит. Не достойны чести мундир носить…
