Иван Кузмичев - Поступь империи. Первые шаги.

Иван Кузмичев

Поступь империи. Первые шаги.

(Начало новой эпохи 1)

Кто к Знамени присягал единожды, тот у оного и до смерти стоять должен!"

                                                                                                           ПетрI.

Пролог.

Пробуждение.

Иван Пестерев.

Бум! Бум! Бум!

Грохот сотрясал и нарастал, с каждым мгновением изменяясь, но никак не прекращаясь. Утробно хриплый звон переходил в немилосердный рев, подавляющий все мысли, и раскалывающий от напряжения череп. Словно огромное цунами, уничтожая все на своем пути, оно неслось, почти полностью поглощая сознание, и лишь ненадолго ослабевало, давая столь нужную мне мимолетную передышку. Что это? Никто не мог дать мне ответа, откуда взялся этот грохот? Вокруг тьма, ничего не понимаю, ничего не могу сделать, не могу прекратить эти взрывы-удары, сыплющиеся на меня отовсюду. Не знаю, проходят ли минуты, или целая вечность до краев заполненная почти непереносимой мукой, но постепенно удары ослабевают. Уши больше не чувствуют того напряжения, когда последние силы отдаются на то, чтобы не упасть за грань безумия. Еще миг и ты навсегда оглохнешь. Внезапно упала водопадом тишина, поглощая абсолютно все, только в ушах щелкает, как от перемены давления.

«Это только сон!– мелькнуло радостно на краю измученного сознания».

Но нет, я прекрасно чувствую, что лежу на чем-то мягком и удобном. Не ощущаю тела – оно ноет, словно совсем недавно до полного изнеможения тягал гири и бегал бесконечный кросс. И темень, кромешная темень вокруг! Что это такое? Глаза упорно не желают открываться, словно им что-то мешает это сделать. Делаю попытку пошевелить головой, но вместо ожидаемого движения чувствую, как на меня накатывает давящая боль, с каждой секундой усиливаясь и даже не думая о том, чтобы пройти.

Виски раскалывается от невидимых тисков, не желающих отпускать меня, из своих объятий Мое сознание медленно погружается в омут боли, грозя сорваться в бездну безумия.

«О Боже, что же такое?!– крик разума прорывается сквозь заслоны этого кошмара».

-Дайте мне аспирина…– едва слышно шепчу я, чувствуя, как с каждым новым звуком боль уходит, оставляя пульсирующий очаг безумия, как напоминание о себе.

Но нет… никакого шевеления от моих полных боли и отчаянья слов, видимо сейчас ночь и все медсестры уже спят, уткнувшись в старенький женский журнал, оставленный какой-нибудь пациенткой. Как это все знакомо…

Боль сменилась неприятным жужжанием, сводящим меня с ума, но и оно постепенно, секунда за секундой начало стихать и пропадать, в конечном итоге оставив горький осадок воспоминания своего бессилия и слабости.

Мысли начали кое-как сформировываться в моей голове, когда я почувствовал легкий сквознячок, пронесшийся по моему лицу. Следом за этим ветерком я услышал легкую поступь шагов, жаль только, я не мог видеть идущих ко мне людей, темень, чтоб ее!

Повторное усилие пошевелить головой закончилось полным фиаско, новая боль и гудящая голова – вот и все чего я добился своим старанием.

Между тем кто-то приблизился к кровати, я не видел неизвестных из-за мешающей открыть глаза вещи, скорее всего, какой-нибудь повязки.

«Вот блин, а сначала и не понял, что мне так на лицо давит!»

Неизвестные, встав рядом с кроватью, начали обсуждать мое состояние, кто-то из них даже потрогал своей теплой и липкой рукой мой лоб, оставив на нем капельки пота. Постепенно их спор перерос в выяснение отношений.

Странно, врачи себя так не ведут. Хотя если взять во внимание тот момент, что я лежу с повязкой на глазах, то можно рассмотреть много вариантов из-за чего эти служители Гиппократа «нарушили» мой покой и вступили в перепалку, к примеру, ожог или ранение.

Однако стоящие надо мной люди не унимались, их «шепот» был прекрасно слышен, вот только слова были какими-то архаичными и не современными, словно я очутился на дальнем Востоке, в какой-нибудь деревне старообрядцев!

«У него по-прежнему болит голова, он ей даже пошевелить не может, вы же видите!– сказал кто-то простуженным голосом».

«Надо попробовать пригласить ведьму!»

«Я тебе дам такую ведьму!»

«Она не ведьма, она просто знает больше других!»

«Отец Михаил, вы же священник и так говорите, защищаете какую-то юродивую! Погрязшую в противном богу колдовстве!»

«Я священник! И привести дщерь господа нашего в лоно его моя обязанность и долг священника!»

«Как заговорил наш батюшка! Ты бы лучше так говорил, когда медовуху половниками хлебал!»

«Сие мирское не касается дел неземных, сын мой. И не тебе меня учить и наставлять на путь истинный,– смиренно ответил один из спорщиков».

Перебранка была готова затянуться на очень продолжительное время, поэтому я решил форсировать события, так и не услышав ничего действительно полезного для себя.

-Люди,– ощущения в горле были такими, будто я три дня питался льдом, сидя в холодной ванне, оно буквально разрывалось от «скрипа».

-Да, Ваше Высочество?– спросил один из стоящих недалеко от кровати людей.

-Почему я ничего не вижу?– прозвучал ожидаемый вопрос, мучавший меня особенно сильно, правда, задал, это громко сказано, скорее просипел.

-У вас была лихорадка, царевич,– ответил неизвестный голос.

-А причем здесь повязки на глазах?– недоуменно спросил я, насколько мне известно, при данной болезни полотенце на лбу еще, куда ни шло, но чтобы полностью закрывать лицо, это что-то новенькое, или может, мои познания в медицине и гроша ломаного не стоят…

-Дня два назад у вас начали сильно слезиться глаза, даже в полутьме у вас появлялись слезы, поэтому медикус принял решение сделать повязку вам на голову.

-Понятно. Долго я тут лежу?– неопределенность мычала меня больше всего на свете, как в прочем и любого другого человека на моем месте.

-Уже вторая неделя пошла, царевич Алексей…

-Кто?– я только теперь расслышал, как меня называют, и честно подумал, что ослышался

-Ваша милость у вас все хорошо?– задал вопрос второй голос.

-Нет, не все! Ничего не помню,– ответил я честно, никаких воспоминаний последних дней у меня попросту не было, словно их аккуратно стерли, но вот почему-то была уверенность, что царевичем не мог быть точно.

Я не понимал, что такое случилось и где вообще нахожусь. Одно мне было известно точно, здесь что-то не так. Да еще этот «Алексей».

«Так, надо собраться с мыслями и подумать. Что я делал вчера? Блин, прошло же две недели! Что же такого начудил то? Черт! Помню, Госы были, назначение в какую-то глушь помню, а что же дальше? Дааа, это уже диагноз, товарищ лейтенант!– чуть ли не с дрожью подумал я».

Внезапно память услужливо приоткрыла свои створки, надежно скрывающая до этого момента смутные образы воспоминани1…

Черный небосвод прорезают десятки голубых молний, вокруг вяло едущего поезда бушует разошедшаяся стихия, словно разбалованный мальчуган, закативший истерику из-за не купленной игрушки.

Я сижу в купе, устало, наблюдая за очередной вспышкой молнии, распоровшей темную завесу ледяного ливня, хлещущего по окнам поезда. Вот уже пару часов как мне не удается уснуть, ежесекундно чувствуя, бегающих по коже мурашек. У меня было такое состояние, словно какая-то огромная неприятность застыла в мрачном ожидании, готовясь в любую секунду сбросить свою маску лицемерия.

Одиночество плохой советчик особенно тогда, когда в душе мечутся сотни теней, каждая из которых старается спрятаться и затаиться, выжидая нужный момент для атак. Вот только у них мало что получается, но от этого во мне сейчас царит хаос беспечности…

-Так и с ума сойти можно,– тихо сказал я сам себе, вставая с постели, на которой уже десять минут просто сидел, не пользуясь ею по прямому назначению.

Решившись, как в далеком детстве, быстро оделся и пошел в тамбур, посмотреть на «живую» разбушевавшуюся стихию. Ведь я когда-то так любил смотреть на ураганный ветер, пригибающий стволы деревьев чуть ли не до земли и режущие небо на клочки белые рваные полоски, столь смертельные для несчастного путника, удосужившегося познакомиться с ней напрямую.

Свежесть ворвалась в затхлую железную коробку, в которой едут десятки людей, на мгновения разгоняя тяжелый потный воздух.

-Как хорошо!– делаю глубокий вдох, закрывая за собой дверь в вагон.

Ночь, подтверждая мои слова, плеснула в лицо прохладой, прогоняя появившийся было сонный дурман. Но от этого ощущение беды не только не прошло, оно только усилилось, надрывно вопя: «Убегай! Спасайся!». Вот только мало кто прислушивается к голосу разума в такие минуты, когда тело отдыхает, или думает что отдыхает. И вот, наконец, ожидание беды прошло, оставив после себя горький привкус на языке, а следом за этим необычным явлением перед моими глазами появился шипящий клубок электрического разряда, замерший в полуметре от моего носа.