Сергей Шкенёв - Диверсанты Его Величества. «Рука бойцов колоть устала...»
— Сейчас людей пошлю трофеи собрать. — Лопухин вопросительно посмотрел на капитана, ожидая подтверждения, и, увидев одобрительный кивок, рассмеялся: — Заодно твои дивизии пересчитаем. Двенадцать там или восемнадцать… чего их, супостатов, жалеть-то?
— За приписки взгреют.
— Да шучу я, шучу! — пошел на попятную начальник штаба.
Он и сам прекрасно помнил грозный указ государя-императора, позднее лично озвученный Павлом Петровичем на общем построении дивизии. Его Величество испытывал вполне объяснимую приязнь к Красной гвардии, поэтому всегда старался говорить без намеков и двусмысленностей. Грубовато, конечно, получалось, но ведь не перед воспитанницами Смольного выступал! Солдаты, кстати, после этих встреч пребывали в энтузиазме, да и офицеры не упускали возможности узнать несколько новых слов.
А государь тогда выразился, да…
— Я не помню точно, кто сказал первым, будто война должна сама себя кормить, но это сказал идиот и сукин сын! Поэтому отставим в сторону троцкистские лозунги и заявим со всей большевистской прямотой — война никогда и никого не кормит! Эта гидра жрет все, что попадется под хищные щупальца. И наша задача — хоть немного приуменьшить нанесенный ее прожорливостью ущерб.
Император прервался и строгим отеческим взглядом обвел застывших в строю красногвардейцев:
— Так что, господа, приоритетной задачей становится не только уничтожение врага, который через месяц обязательно внезапно вторгнется в наши пределы, но и нанесение ему максимального материального ущерба. Это о трофеях, если кто не понял. Но! Попрошу обратить внимание на строгую отчетность. Построение великой Империи невозможно без учета, учета и еще раз учета! Россия верит в вас, товарищи!
Вот теперь и думай, что написать в победной реляции. Многовековые традиции составления донесений требуют указать хотя бы один разбитый полк, но новые веяния рекомендуют сообщать чистую правду. А как же ордена и прочие монаршьи милости? Какое-то внутреннее противоречие получается. И угораздило же Федора притащить за собой гусар! Нет бы их обоз! Вот всегда так — командир пойдет и победит, а бумажная работа достается начальнику штаба. Эх, грехи наши тяжкие!
— О чем вздыхаете, Иван Михайлович?
Лопухин обернулся и улыбнулся с преувеличенной приветливостью. Призванный из запаса отец Михаил был в батальоне человеком новым и заменил сломавшего ногу батюшку Мефодия буквально перед операцией. Не хирургической, разумеется, а военной. Вид священник имел самый грозный, но до прежнего, пострадавшего при парашютном прыжке с воздушного шара, малость не дотягивал. Ну да, пистолет на поясе и винтовка за спиной, но все равно что-то не то. Может быть, доброты во взгляде не хватает?
И, кстати, почему он с оружием? Раньше военные священники все больше молитвами и личным примером обходились. Кроме нынешнего обер-прокурора Священного синода, но там особая статья. Ведь за убийство извержение из сана полагается, не так ли?
— Да трофеев-то едва на триста рублей наскребли, Михаил Евграфович, — пожаловался старший лейтенант. — И то если не по казенным ценам, а у Макария продавать.
По военной поре обращения вроде «отцов» и «сынов моих» временно отменили, так что именование по отчеству батюшку не удивило. Даже немного льстило, когда дворянин из древнего рода держится на равных с сельским попом, имеющим происхождение из крестьян Нижегородской губернии. Впрочем, в Красной гвардии иными ротами бывшие крепостные командовали, а князья с графами вставали под знамена рядовыми и сержантами.
— Печально.
— Что именно? — Лопухин посмотрел на священника с интересом. Чем же он опечален?
— Видите ли, Иван Михайлович… — отец Михаил немного замялся, но быстро справился с собой. — В мои обязанности входит не токмо забота о православных душах, но и спасение заблудших, погрязших в грехах и невежестве.
— В каком смысле? Вы что, французов спасать собираетесь?
— Не тела — души!
— Извольте объясниться, Михаил Евграфович! — Начальник штаба построжел лицом. Вот только упертых фанатиков с горящими глазами и не хватает батальону для полного счастья!
— Изволю, — кивнул отец Михаил и махнул рукой куда-то вдаль. — Вот что вы видите, Иван Михайлович? Не нужно отвечать, я прекрасно знаю — вы видите охваченные жаждой стяжательства орды, двинувшиеся на нас по велению новоявленного Чингисхана. Алчность в глазах их, а души покинуты ангелами, уступившими место Мамоне. Необузданные страсти влекут французов в геенну огненную, и долг каждого верующего человека состоит в том, чтобы вернуть заблудших агнцев на пусть истинный.
— Э-э-э… простите… теперь и убивать неприятеля нельзя?
— Разве я такое говорил? Помилуйте, Иван Михайлович, вы что-то неправильно поняли и сделали из моих слов ложные выводы. Вторгшегося неприятеля непременно нужно уничтожить, чему подтверждением служит поучение Святого Благоверного князя Александра Невского о пришедших с мечом и гибнущих от него. Нам ли спорить с авторитетом Церкви? Занятие это неблагодарное и противоречащее самому духу нашему.
— Совсем запутали высоким штилем, Михаил Евграфович.
— Могу и проще, — покладисто согласился священник. — Сытое брюхо к ученью глухо. Не так ли?
— Допустим. Но что вы все вокруг да около? Военный человек, независимо от того, духовного он звания или нет, должен проявлять разумную инициативу, но никак не неразумную велеречивость. У вас есть конкретные предложения?
— Есть. Предлагаю немедленно выступить и напасть на ближайший обоз с провиантом, тем самым принудив врага к благочестию путем длительного поста.
— Тьфу, прости меня, Господи… Неужто нельзя без многоглаголения? Или «Памятку полковому священнику» наизусть цитируете?
— Как? Она же для служебного пользования?!
— Неважно. Но инициатива наказуема исполнением, Михаил Евграфович.
— Я согласен.
Лопухин с сомнением осмотрел батюшку. Согласен он… Хотя, ежели посмотреть с другой стороны, боевое крещение еще никому не повредило. Заодно и посмотрим, каков сей герой под неприятельскими пулями. Значит, решено…
— Возьмете под начало взвод из третьей роты.
— Слушаюсь!
— И это… рясу смените на что-нибудь удобное.
ГЛАВА 4
Фельдмаршал и светлейший князь Кенигсбергский Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов любил поспать. Он вообще много чего любил, но сон стоял на третьем месте после Родины и женского пола. Зачем отказывать себе в отдыхе, если выдалась свободная минутка? Собственно, можно и в несвободную вздремнуть, особенно на каком-нибудь военном совете, под монотонный бубнеж очередного генерала, беспомощно тыкающего в карту указкой в поиске вверенных оному докладчику частей. Беда прямо с этими генералами — в отставку отправить не за что, а доверить под начало больше роты никак не получается. Приходится идти на хитрость, придумывая звучные названия вроде «Отдельных отрядов специального назначения» или «Особых групп Высочайшего подчинения». Даст Господь, уж роту-то не угробят в лесах, а опытные взводные командиры помогут нанести неприятелю хоть какой-то ущерб, пусть самый минимальный. Курочка по зернышку клюет, а весь двор в… хм…
Сегодня выспаться толком не получилось — командующего среди ночи разбудил пытавшийся пробраться в дом злой дух. Этот пакостник не первый день преследует фельдмаршала и успел изрядно надоесть — то на аудиенцию напрашивается, то через вестовых пакеты с прожектами передает. Сам росту маленького, с усами и бакенбардами, курносый, в морском мундире и звании капитан-лейтенанта. Надоел хуже горькой редьки, право слово. И без него забот полон рот.
Жалко, что адъютанта пришлось отпустить в действующую армию — в нынешние времена, сидючи в штабах, крестов да звезд не выслужишь. А человеку карьеру делать нужно, так как без участия в боях выше майора вряд ли поднимешься. Вот Сергей Викторович мигом бы отвадил наглеца от фельдмаршальской резиденции. А так… Хороший город Брест-Литовск, но очень маленький, никак не спрячешься от настырного духа.
— Разрешите, ваша светлость? — В руках у вошедшего вестового серебряный поднос со стопкой корреспонденции.
— Заходи, братец, клади на стол. — Михаил Илларионович проследил за пакетами и уточнил: — От этого ирода здесь точно ничего нет?
— Никак нет, ваша светлость, все проверили.
— Значит, еще будет, — тяжело вздохнул Кутузов. — По всем правилам военного искусства осаду ведет, мерзавец.
— А если его того… арестованию подвергнуть? — предложил сержант. — И к Карлу Иванычу на строительство крепости отправить.
— За что?
— За самовольное оставление места службы.
— Не выйдет — Бугско-Висленская военная флотилия сей город местом базирования имеет, и всякий флотский офицер до объявления тревоги волен проводить свободное время где ему заблагорассудится.
