Восхождение язычника - Дмитрий Шимохин
А вот лагерь данов начинает шевелиться, раздаются крики, и они устремляются к нашим ладьям. Кто-то просто схватил оружие в руки и спешит, а кто-то и шлем успел на голову нацепить. А были и те, кто без суеты вздевал на себя бронь, и таких немало.
А с наших кораблей изредка летят копья и дротики, не давая противникам близко подойти, но некоторые отмороженные даны, наплевав на опасность, пытаются залезть на ладьи, где их встречают совместными силами и уже мертвых скидывают обратно. А данов скапливается все больше, еще чутка — и их будет критическая масса и они пойдут на приступ. Сколько их, пятьдесят, семьдесят, в этой мешанине снующих туда-сюда не подсчитать.
И вот над бортами рядом стоящих кораблей возникают силуэты отца и дяди, в них летят копья. Их прикрывают щитами, и брошенное оружие не причиняет им вреда. А вокруг них начинают кружиться потоки ветра, все ускоряясь, словно набираясь сил. Взмах их рук, и в данов летят мощные порывы ветра. Которые легко сбивают их с ног на землю, не давая подняться.
Ветер стих, как будто стихия и не бушевала вовсе.
— Бей, — доносится до меня крик отца, и наши воины бьют. С кораблей летят дротики и копья в лежащих на земле данов. Протыкая их тела и пригвождая к земле. Разом на берегу образуется лес из воткнутых в землю копий и дротиков. А по округе раздается вой, полный боли и страдания.
А наши воины уже спрыгивают на берег и спешат добить данов. А другие, которые не оказались под ударами ветра и не вкусили убийственного гостинца, откатываются назад. И они не спешат лезть вперед, а дожидаются остальных.
— Разверните их, разверните, — я слышу напряженный шепот Дубыни.
И лишь после его слов понимаю, о чем он. Ведь наши оказались спиной к лесу. А даны уже начали выстраиваться в боевой порядок, образуя стену щитов.
Я вновь слышу крики отца, но не понимаю слов. Дышать трудно, я чувствую, как по мне льётся пот.
А тем временем наши образуют этакий полукруг, прикрываясь щитами, и начинают двигаться вдоль кромки леса, отходя от берега. Хм, чего они вытворяют? И потом ко мне происходит озарение. Если они так будут двигаться и дальше вдоль леса, они в один момент окажутся рядом с градом. И создается впечатление, что они так и хотят поступить.
Гениальный ход!
Который показывает, что с града будет помощь. Они играют на нервах противника. А я еще отца ругал про себя, мол, не Суворов. Может, он, конечно, у меня и не стратег, но тактик отличный. А если мы передвинемся ближе к берегу, будет просто отличная позиция для нашего удара. Ведь даны и родичи Путислава должны будут развернуться для удара по нашим, подставляя нам свои спины.
— Быстро в лес, к берегу, — начал командовать Дубыня.
Действительно, ведь не по краю леса бежать и привлекать к себе внимание.
До нас начал доноситься шум разгорающегося сражения. Мы выбежали на край леса, даны вовсю наседали на наших. Они шли в два-три ряда, первый активно работал щитами, а второй и третий поверх голов первого бил копьями и топорами. Шеренга, как она есть, хорошо ее держат, прям залюбуешься.
Щит летит в сторону, и я сгибаю лук, накидываю извлеченную тетиву.
Нащупав стрелу, извлекаю ее из колчана, и она лежит на луке. Я готов к выстрелу. А глаза шарят по врагам, выбирая себе цель. Они находятся в ста тридцати шагах от нас, оптимально, на моих губах играет злая и предвкушающая улыбка.
— Бей, — раздается через пару мгновений голос Дубыни. И мы отпускаем стрелы в полет. Десять гостинцев летят в спины ничего не подозревающих врагов.
Не дожидаясь, пока стрелы достигнут цели, уже новая стрела готова отправиться в смертоносный полет.
Мы успели сделать четыре выстрела, пока до врагов не доходит, что их расстреливают. Раздаются крики и ругань. И в нашу сторону бегут с пятнадцать врагов. Мы переносим огонь на них, стараясь выбить в первую очередь наименее защищенных.
И вот их осталось уже пятеро, все в бронях и хорошо прикрываются щитами. Среди них есть одно смутно знакомое лицо, я с трудом его узнаю, Иловай. Он щит держит в правой руке, а оружие в левой. Странно, он ведь не левша. Точно, у него же пальцы на правой руке не гнутся, вот и сменил, понятно.
По телу растекается сила жизни. В руках стрела, и я наполняю её магией ветра. Дары не конфликтуют между собой, и это хорошо.
Товарищи начинают отступать под защиту леса, окликая меня. Я не реагирую. Стрела готова, и древко начинает вибрировать от напряжения.
Выстрел — и она впивается прямо в середину щита. Щит разлетается щепками, и воина в броне прошивает насквозь. Враг валится замертво под ноги своему товарищу, который запинается о тело и летит в снег. Двадцать шагов разделяют меня и трех врагов.
Мгновение — и новая стрела заполнена силой ветра, выстрел. И она прошивает одного врага и впивается в следующего, спешащего за ним. Одним выстрелом двоих, да я прям мастер.
А последний враг приближается ко мне. Но стрела готова, и я вскидываю лук, смертельный снаряд смотрит ему в лицо.
— Ну, здрав будь, Иловай!
[1] Аника-воин в переносном смысле означает человека, который хвастается лишь вдалеке от опасности.
Глава 20
— Яромир! — Иловай шипит, словно змея, а его лицо кривится, и во все стороны летят слюни.
Помнит меня негодник, не забыл. Это так приятно.
И я с мстительным и каким-то извращенным удовольствием спускаю тетиву.
Его голову разрывает, а у меня на щеке появляется длинная кровавая царапина от прилетевшего осколка то ли шлема, то ли кости черепа. Я слишком близко стоял.
Убойные у меня стрелы получаются с силой ветра. Жаль только, впрок таких не заготовишь, секунд двадцать — время их жизни. А после моя сила, заключенная в стрелах, начинает сходить на нет. А сами стрелы становятся негодными,
