Терри Биссон - Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь
Бенджамин назвал ему имя старой женщины. Он без труда нашел ее старый глинобитный домишко. Во дворе играли ребятишки. Чернозуб сосчитал их – семеро. Внезапно он понял, что пришел к «сиротскому приюту», который аббатство обычно поддерживало в городке. Женщина встретила его сурово. Похоже, она знала, кто он такой и почему тут очутился, но считала его подлецом и негодяем.
– Почему ты не пришел за ними десять дней назад? Их забрали, чтобы усыновить.
– Кто?
– Трое сестер.
– Откуда они взялись?
– Не имею права это говорить.
Когда же Чернозуб вспылил, она обозвала его подонком, распутником и фальшивым монахом. И, приказав ему немедленно убираться, удалилась в свою глинобитную хижину.
– Куда их мать делась? – закричал он ей вслед, но не получил ответа. В мрачном настроении Чернозуб вернулся в аббатство.
Стрельба началась на следующий день, когда монахи собрались в трапезной обители на завтрак. Когда донеслось первое отдаленное «Бум!», отец Левион, ныне настоятель, стоял на стене у парапета. Сегодня он совсем ничего не ел. Здесь он часто молился, обращаясь к безбрежной пустыне, уходящей далеко за горизонт, и преклоняясь перед величием Бога, создавшего ее. Первый выстрел практически не отвлек его от молитвы – он лишь взглянул на открытое пространство в поисках дымного следа. После второго «Бум!» из трапезной вылетел Онму Кун и кинулся во двор. Увидев на стене Левиона, он торопливо взбежал по лестнице и присоединился к нему.
– Откуда? – задыхаясь, спросил он.
– Не знаю. Я ничего не видел.
«Бум!» Интервал между выстрелами составлял примерно полторы минуты.
– Похоже, что звук доносится откуда-то оттуда, – сказал Левион, указывая в долину.
– При боковом ветре так и должно казаться, – ответил Онму Кун, не сводя глаз с Последнего Пристанища.
После четвертого «Бум!» он ткнул пальцем в сторону Столовой горы. И действительно, оттуда поднимался тонкий столб порохового дыма.
Пятый «Бум!» поднял столб пыли примерно в двухстах шагах от аббатства.
– Проклятье! – заорал контрабандист. – Он целится в нас!
Шестой «Бум!» – ядро упало посреди дороги перед аббатством, описав дугу, влетело в открытые ворота, срикошетило от каменной балюстрады вокруг розария и, подпрыгивая, улетело в монастырь, прямо в трапезную. Оттуда раздались крики, и монахи кинулись вон из здания.
– Укрывайтесь! – завопил Заяц. – У него еще осталось два ядра!
Но выстрелов больше не последовало. Монахи, сидевшие за своим постным завтраком, были крепко перепуганы. Впрочем, повреждения претерпела лишь кухня. Во время обстрела Онму дал понять, что знает слишком много. Было найдено ядро, и, хотя оно деформировалось и сплющилось, на нем удалось обнаружить несколько выцарапанных букв на иврите. Над ними собрались специалисты. Та часть надписи, которую удалось разобрать, гласила: «…Да принесет хлеб насущный весна на Земле». То было благословение пище.
– Имеется в виду попадание в цель, – сказал переводчик.
В кабинете аббата было немедленно собрано совещание. Был приглашен и Чернозуб, назначенный истолкователем, поскольку он знал Онму Куна не хуже прочих, но лучше всех говорил на его диалекте.
Его нашли в гостиничке.
– По какому праву ты тут пребываешь, добрый человек? – спросил он у Онму Куна.
– Я был приглашен, – сказал Заяц.
– Кем?
– Аббатом Олшуэном, кем же еще?
– По настоянию кардинала?
– Наверное.
– Аббат знает, чем ты занимаешься?
– Понятия не имею. Но если даже и знает, я не могу и не хочу таскать сюда свой товар. И никогда этого не делал.
– Значит, ты закопал их в пустыне и оставил до тех пор, пока снова не отправишься в дорогу. И ты их откопал.
– На этот раз откопал их старик. Мне не повезло. Я думал, он никогда не спускается вниз и у него никогда не бывает гостей. Я в первый раз использовал это место. Мне и в голову не могло прийти, что он осквернит могилу.
– Он слегка не в себе, но далеко не дурак. Он понял, что это не могила. Так что он выкопал твою пушку и наградил нас посланием из нее.
– Должно быть, он забил самый большой заряд, чтобы покрыть такое расстояние. И целился под углом в сорок градусов.
– Стрелял примерно на пятьсот футов выше нас.
– Он пытался убить кого-то?
– Старый Бенджамин? Нет. Он рассказал аббатству о тебе и о твоих делах.
– Я лучше уеду.
– Что было во второй могиле?
– Ружья.
– Если ты собираешься потребовать обратно свой товар, кто-то отправится с тобой. Нас тут шестеро. И любой из нас справится с тобой.
– Даже ты? – расхохотался Заяц.
Чернозуб так ему врезал, что тот отлетел в угол. Задохнувшись, Онму посмотрел на него удивленно, но без гнева.
– Почему ты это сделал, брат Сент-Джордж?
– Чтобы показать тебе: если ты собираешься поссориться со стариком из-за своих пушек, тебя не ждет ничего хорошего.
– Но они же мои! Они для Кузнечиков, а я вождь.
– Ты знаешь, что это вранье. Ты сам мне рассказывал, что работаешь на комиссионных.
– Конечно, если я продаю их. А если теряю, то они мои.
– Не понимаю.
– Я должен расплатиться за них. Кому, ты думаешь, они принадлежат? Кардиналу Коричневому Пони?
– Не знаю, но сомневаюсь. Может, мэру Диону. Но кто бы их ни продавал, ты всего лишь посредник.
– Я еще и вождь! Конечно, тайный.
Онму Кун исчез из аббатства этой же ночью и никогда больше не возвращался. Принадлежность к королевскому племени была непременной предпосылкой для избрания на пост вождя, и Нимми сомневался, что хоть один Кочевник к северу от Нэди-Энн признает его претензии. Гай-Си, оседлав лошадь аббата, галопом помчался к Последнему Пристанищу, чтобы защитить старого еврея и, если удастся, выторговать у него оружие. Он вернулся на другой день, таща с собой одну пушку и рассказал о двух пустых могилах, уточнив, что вторую могилу Бенджамин не раскапывал. По всей видимости, Онму Кун выкопал свои ружья и исчез восвояси. Таким образом аббатство Лейбовица обзавелось современным орудием, правда, без боеприпасов. Абик Олшуэн запер его в подвале вместе с ржавым оружием прошлых веков.
Послушники доложили, что между кардиналом и аббатом произошло еще одно громкое выяснение отношений за закрытыми дверьми. На этот раз речь шла об оружии. Коричневый Пони был разгневан и подавлен; он рассказал Чернозубу, что, по мнению Олшуэна, гостеприимством аббатства злоупотребляют.
– Теперь он знает, что Зайцы вооружаются, – сообщил он Нимми. – И боится за судьбу монастыря – если Ханнеган заподозрит, что монахи имеют к этому отношение. Он хочет, чтобы люди Джинга покинули обитель.
– Но они ни в чем не замешаны!
– Да, но мысль о монахах-воинах противоречит идее христианства, как ее понимает почтенный Абик. Для него ситуация скандальна. И вскоре нам придется уходить отсюда.
– Неужели старухи Зайцев в самом деле избрали Онму Куна вождем, как он утверждает?
– В стране Зайцев все покрыто тайной, Нимми. Для них важна не столько законность, сколько практичность. Если люди в битве следуют за каким-то человеком, значит, он вождь. А если нет, значит, нет, что бы там ни говорили Виджусы.
Как раз к середине великопостных дней посыльный из Хан-неган-сити доставил сообщение, адресованное всем епископам.
Подписано оно было Урионом Бенефезом и семью другими кардиналами. В нем говорилось, что через шесть недель после пасхи в Новом Риме будет созван Генеральный совет Церкви, на котором должны присутствовать все епископы и аббаты, способные совершить путешествие. Цель совета – обсудить новое законодательство о конклавах.
– Только суверенный понтифик имеет право созывать Генеральный совет, – сказал Коричневый Пони и отказался поставить свою подпись. Олшуэн тоже отказался. Посыльный пожал плечами и уехал.
Вушин прибыл на следующий день. Его тепло встретили Коричневый Пони, Чернозуб и желтая гвардия, но доставленное им сообщение носило несколько странный характер. Как и предполагалось, конклав собирается в Валане. По всей видимости, курия знала о предполагаемом созыве Генерального совета. Сообщение было выдержано в гневных тонах, а последний абзац угрожал отлучением от церкви любому кардиналу, который прибудет на это ублюдочное сборище в Новом Риме, «где раскольники и еретики попытаются возвести на Святой Апостольский Престол известного содомита». Документ был подписан Аменом, Episcopus Romae, servus servorum Dei[33], но Коричневый Пони усомнился в подлинности подписи и в языке послания, которые принадлежали явно не Спеклберду.
– Дела становятся хуже некуда, – сказал Красный Дьякон. – Мы должны уезжать как можно скорее.
Глава 20
«Мы считаем, что для ежедневного обеда, проходит ли он в шестом или девятом часу, на каждом столе достаточно двух блюд, что учитывает и потребности больных; если же некто по какой-то причине не может есть, да оставит он свою трапезу остальным».
