Виктор Глумов - Школа наемников. Враги по оружию
* * *
Пока Лекс проверил, пополнил ли завхоз запасы, пока провел перекличку личного состава — прошло еще полчаса. Явился второй ротный, капитан Тойво, получивший звание гораздо раньше Лекса за выслугу. Тойво был постарше, плотный, широкоплечий, с высокими залысинами. Остатки черных кудрявых волос топорщились за ушами. У лица капитана Тойво, казалось, было два выражения: «брезгливый зануда» и «улыбчивый добряк». Сейчас Тойво всячески старался изобразить дружелюбный интерес, но получалось плохо, только выпуклые карие глаза смотрели сочувственно.
— Таки проблемы, капитан Лекс? — Тойво грассировал. — Таки почему не едем, я бы спросил?
— Небольшая задержка, капитан Тойво. Не волнуйтесь, сейчас отправимся.
— Если бы меня послушали, я бы сказал, что задержка бывает несколько после опоздания капитана и таки вовсе не у колонны… Ну, раз вы считаете, что волноваться нечего, я таки вам поверю и пойду себе к своим ребятам, которые, конечно, зря волнуются. Вы знаете, что говорила в этих случаях моя матушка? «Бардак, — говорила матушка, — бардак, Тося, начинается везде, где собирается много молодых людей». И таки на примере нашей армии я вижу, что матушка была права, как всегда. Ну таки я пойду к своим ребятам, раз у вас задержка, капитан Лекс.
На протяжении всей нотации Лекс стоял без движения. Безусловно, Тойво прав. Может и жалобу руководству настрочить, хорошо, что пока нытьем ограничился. Вопреки своим обещаниям, Тойво не ушел, а остался стоять над душой, пока Лекс, суетясь и все сильнее злясь на себя, завершал подготовку к отбытию.
Наконец можно было ехать, и Тойво, не попрощавшись, медленно двинулся к своей роте. Лекс сжал кулаки. Он Тойво еще в гарнизоне терпеть не мог, но тогда Лекс был лейтенантом, и капитан его не трогал. А в походе, видимо, оторвется по полной, весь мозг съест. Как и завещала ему матушка.
— Ну наконец–то! — возликовал Глыба. Танкер тронулся так резко, будто лейтенант только и ждал случая рвануть оба рычага управления. — А я уж думал, капитан, до ночи не уедем. В обход субординации прими совет: ты — пример для подражания. Если ты дурака валяешь, лейтенанты, сержанты, рядовые — все, кроме нас с Барракудой и Кусакой, тоже валяют дурака. Ты опоздал — теперь они будут опаздывать. Если хочешь, чтобы в роте был порядок, — веди себя безупречно.
— Глыба, — простонал Лекс, — мне и так Тойво своей матушкой… А теперь еще ты!
— Стыдно? — оживился Барракуда. — А что, девкато не дала, что ли? Пообещала, да не дала? — И довольно заржал.
Лекс хотел напомнить о своем звании, но сдержался. Эти люди знали его еще сопляком и сейчас стыдили по–дружески.
Глава 5. МАКС
На центральной площади толпились люди — свои, ни одного заезжего. Младший сын старосты, прыщавый Угрюмка, бил в колокол. Сам староста, кузнец Молот, замер у колодца, широко расставив ноги. Макс кожей ощутил: что–то случилось. Если то, о чем он грезил долгие годы…
Мужики галдели, пялились на Молота с надеждой и страхом. Сохраняя невозмутимость, староста откашлялся и проговорил:
— Я получил донесение. Послезавтра в гостя пожалует Омега. Порядки свои устанавливать будет. — Сплюнул под ноги.
Толпа возмущенно загудела. Деревня, даже скорее городок, существовала сыто и безбедно. После того как неподалеку построили гарнизон, жизнь у людей наладилась, как и в других селениях, находящихся недалеко от омеговцев. Выдержав паузу, Молот пророкотал:
— Говорят, война у них. Большая война. Омеговцы отбирают еду, угоняют мужчин на войну. Люди потом с голоду мрут. Посоветоваться хотел: мужики, что делать будем? Бабы, засевшие в тени домов, заголосили.
— Уходить! — крикнули из толпы.
— Да, — поддержал крикуна толстяк с головой гладкой и блестящей, как яйцо маниса.
— Не могу, у меня работы много, я останусь, — буркнул тощий мельник Лопасть, подергав седую бороду.
Он стоял рядом с Максом и, похоже, не был напуган. Хотя кто его знает? Лопасть бесчувственный, как симбионт. Говаривали, что он симбионт и есть, потому весь сезон один потрепанный плащ и носит. Нормальный человек давно поджарился бы в том плаще. Бабы у мельника нет, дружбы он ни с кем не водит, денно и нощно на мельнице своей пропадает. Даже помощников не берет.
— Останется он! — всплеснул руками Мыш — маленький шустрый скотник. — Да кто тебя спросит?! Цоп — и в гарнизон. Мельник раздул ноздри, пошевелил усами, но смолчал.
— Разграбют! — заголосила Тося, сложив пухлые руки на необъятной груди. — Ой, разграбют! Шо ж делыть–то? Ой, горе горькое!
— Смолкните! — рявкнул Молот, свел у переносицы кустистые брови, потер сизый носище и изрек: — Сегодня делаем недоделанное, собираем пожитки и выдвигаемся на рассвете.
— Ой, горе, горе–е–е! — голосила другая баба — кто это, Макс за спинами не видел.
— Скотину жалко бросать, — сказал Мыш, похоже сам себе. Его длинный нос–хоботок шевелился, как у животного.
— Голосуем, — пророкотал Молот. — Кто за то, чтобы уходить? — И первым вскинул ручищу, поросшую черными курчавыми волосами.
— А точно омеговцы идут? — не унимался Мыш.
— Когда я вам врал? — Староста ударил себя кулаком в грудь, его пузо–барабан колыхнулось.
Макс скрипнул зубами. Хоть бы постеснялся, дерьмо ползуновье! Все знали, что Молот — лжец еще тот, и это не самый страшный его порок. Если заподозрит, что его интересы страдают, ни перед чем не остановится, волчара ненасытный! И что отец Макса с крыши по его вине свалился и покалечился, тоже все знали, но предпочитали помалкивать — боялись Молота и его головорезов. Вон глазенками зыркают. Пока отец Макса был старостой, урожай и приплод поровну делили и плату для омеговцев тоже одинаковую брали. Теперь же что идет в гарнизон, а что — в подвал Молоту, непонятно. И все молчат. Скажет кузнец Молот прыгать в Разлом — прыгнут. Велит удавиться — удавятся же! Ропщут по углам, а как до дела доходит, хвосты поджимают. Вон тянут ручонки, голосуют. А если подохнет выродок, пир закатят. Все, кто Молоту противостоять вздумал, либо мертвы, либо уехали из поселка. И ведь с омеговцами нынешний староста на короткой ноге — пожаловаться некому. Но сколько веревочке ни виться — конец будет, отберут власть у Молота. Лучше сделать это сейчас, чужими руками.
— А ты, гончаренок, что? — Сосед Митек ткнул Макса в бок. — Никак остаться решил?
— Задумался просто, — подавив ненависть, буркнул Макс и проголосовал как все.
Он пять сезонов вынашивал план, как избавить поселок от коросты по имени Молот, — наконец момент настал. Он справится.
Легкое касание — Макс подпрыгнул, сбросил руку с плеча и лишь потом обернулся: Надин. Чуть раскосые глаза блестят, на высоких скулах горит румянец.
— Извини, — прошептал Маке— Что–то я сегодня не в себе.
Мужики окружили старосту и принялись обсуждать подробности бегства. Бабы, сбившись в кучки, причитали поодаль.
— Ничего, — Надин взяла его под руку, — идем от–сюда.
Последний раз обернувшись, он встретился взглядом со Старостиным сынком Угрюмом. Парень надул губы и смотрел с ненавистью. Набравшись смелости, Макс улыбнулся от уха да уха. Недолго Молоту осталось издеваться!
Обычно Макс и Надин встречались за сараями, под навесом. Макс уселся на сено — в стороны прыснули вспугнутые ящерицы, Надин осталась стоять. Набравшись смелости, он сказал:
— Давай останемся. Черные глазища Надин округлились.
— Неужели ты веришь Молоту? — удивился Макс.
— Сейчас — верю. — Девушка принялась наматывать на палец черный локон. — Зачем ему лгать? У него кузня… он тоже теряет, как мы.
— С ними пойдешь… С Угрюмкой… Поженитесь, заживете… — Макс сплюнул под ноги. — Врал Молот, Как обычно — врал! Он вас использует, как ты не понимаешь! Всех вас. Выйдешь за Угрюмку, да?! Дом у него большо–о–ой! Надин рассмеялась:
— Ну и дурачок ты! Придвинувшись, Макс взял ее за руку и ткнулся носом в прохладную ладонь.
— Омеговцы — чужаки, — шепнула девушка. — Они… хуже симбионтов. Вроде люди, но живут по непонятным правилам. Лучше остаться со скверным, но проверенным человеком, чем пустить в дом чужака.
Макс хотел возразить, но сдержался. Он еще мальчишкой мечтал сбежать на обучение к омеговцам, уже было решился, даже сухарей собрал, но именно в тот сезон отец отправился крыть черепицей дом Молота, упал с крыши и поломал ноги. Все знали, что кузнец метит на место старосты, шептались потом, что Молот и подстроил несчастный случай. И отец в этом был уверен. С тех пор кормильцем в семье стал Макс — какая уж тут Омега!
Отцовские кости срастались плохо, раны постоянно гноились, сыну пришлось гончарничать по мере умения, но всё до последней кружки выгребал Молот. Вы–де в поле не работаете, скот не растите, а жрете больше всех, будьте благодарны, что вас, лишние рты, кормят.
