Дядя самых честных правил 5 (СИ) - Александр Михайлович Горбов
— Константин Платонович, — Киж потряс головой, — что это?
— Руки.
— Я сам вижу, что руки. Что они такое? Чьи они⁈
— Мои.
Мы повернулись на голос одновременно. Позади стоял Лукиан в белой ночной сорочке до пола и колпаком на голове. В одной руке монах сжимал полупустую бутылку, а в другой маленькую рюмочку.
— Ваши⁈ — спросили мы с Кижом хором.
— Были мои, — Лукиан с сожалением вздохнул, — я их в своё время Ваське подарил. На Соловках мне без надобности, а он на них давно заглядывался. Хороши, да? Самые лучшие отбирал, без изъянов. Одна к одной!
Я повернулся и посмотрела на очередное наследство. Уж не знаю, как он их отбирал, но выглядели руки неприглядно. Мёртвые, с жёлтыми ногтями, буграми суставов и тёмно-бордовыми культями. Жуть да и только!
— И что прикажете с вашим «подарочком» делать?
— Как сила вернётся, себе заберёшь, — ухмыльнулся монах, — покажу потом как.
— И зачем они мне? В гостиной на полочке расставлять? Или они мне спину чесать будут?
Лукиан снисходительно посмотрел на меня.
— Эх, молодёжь! Неужто ни разу про «Божедомский вертеп» не слышал?
— Не приходилось, — я пожал плечами. — Кто бы мне рассказал ваши некромантские штучки.
— А-а-а, — Лукиан махнул рукой, — всё время забываю, что ты неуч. Ладно, дойдёт до дела, расскажу, так и быть. Напомни мне, как сила вернётся.
Он попытался развернуться и уйти, но я поймал его за рукав.
— Стоп-стоп-стоп! Отец Лукиан, вы, конечно же, мне потом всё объясните, но сейчас-то что делать?
Он недовольно посмотрел на меня.
— Ну что ещё?
— Этот ваш вертеп так и будет здесь ползать? — я указал на руки. — Да ещё и скребутся они, пугают домашних.
— Ох, грехи мои тяжкие, — монах закатил глаза, — ладно, помогу тебе. Ну-ка, разойдитесь, отроки.
Отодвинув нас с Кижом, Лукиан спустился с лестницы. Мёртвые руки тут же брызнули врассыпную, освободив некроманту большой круг.
— Цып-цып-цыпа!
Руки встали вертикально, будто из-под земли голосовал парламент небольшой страны.
— Вы мои хорошие. За мной, лапочки, за мной. Цыпа-цыпа!
Монах двинулся вглубь подвала, а следом за ним потянулись и жуткие обрубки.
— Откуда вы, мои дорогие, выбрались? — доносился сюсюкающий голос Лукиана. — Как вы тут, скучали без меня? Вижу, соскучились по папочке. Сейчас найдём ваш уютный домик.
Киж от такой картины закашлялся и отвернулся в сторону.
— Вот так и теряешь веру в могучих некромантов, — пробормотал он. — Думаешь, он армиями нежити повелевает, а он со всякой пакостью нянькается.
Я похлопал его по плечу:
— Держись, Дмитрий Иванович. Может, мне тоже придётся вот так цып-цыпать.
— Очень вас прошу, Константин Платонович, без меня. Иначе сердце не выдержит на это смотреть, — Киж осклабился. — Ещё начну подозревать, что вы ночью приходите мне одеялко подоткнуть.
— Откуда знаешь? Подглядывал?
Мы с ним нервно засмеялись.
— Идём посмотрим, что там за домик для наших милых ручек.
Пока мы с Кижом упражнялись в шуточках, монах загнал обрубки в одну из комнат. В своё время Киж не смог взломать в неё дверь, а сейчас было видно, что запоры открыли изнутри.
— Сюда, мои лапушки, запрыгивайте. Не толкайтесь, на всех места хватит.
В углу комнаты стоял старый сундук с позеленевшими медными накладками на углах. Под его откинутую крышку и лезли обрубки. Подсаживая друг друга, они скрывались в тёмной глубине один за другим. Последняя рука не смогла забраться внутрь, и Лукиан подтолкнул её ногой.
— Вот и всё.
Он захлопнул тяжёлую крышку и вместо замка повесил на петли хитрое эфирное плетение.
— Научу потом, как их призывать отсюда. Эх, а я ведь каждую помню, как отнимал да заклятья накладывал!
Лукиан так и не выпустил из рук бутылку с рюмкой. Теперь же он снова налил и выпил, крякнув и поморщившись.
— А вы больше Василию Фёдоровичу ничего не дарили? Другие сюрпризы не выползут из какого-нибудь угла?
— Ваську надо было при жизни спрашивать, — отмахнулся он и пошёл к выходу. — Дядя твой любил всякую нежить мелкую возле себя разводить, вроде твоего поручика.
— Я не мелкая! — возмутился Киж.
Но Лукиан не стал его слушать и исчез на лестнице. А мне осталось гадать: если Киж мелкая, то какова крупная нежить?
* * *
Каждую неделю к Марье Алексевне из Мурома приезжал посыльный с корреспонденцией. Переписку княгиня вела крайне активную, отсылая за раз по десятку толстых писем. Круг её знакомств был чрезвычайно широк, и послания улетали как в Москву с Петербургом, так и за границу. Не знаю, что там конкретно было: дружеская болтовня, обсуждение великосветских слухов или денежные дела, но относилась Марья Алексевна к этим письмам очень серьёзно. Получив стопку посланий, она запиралась чуть ли не на целый день в библиотеке, вдумчиво читала и писала ответы. В эти минуты даже Ксюшка ходила по дому на цыпочках, чтобы не тревожить княгиню.
В этот раз Марья Алексевна не стала долго засиживаться за письмами и через какой-то час спустилась в гостиную, где я играл с Ксюшкой в шашки.
— Костя, у меня для тебя новости.
— Плохие или хорошие?
— Исключительно положительные. Сумкина пишет: Демидов готов встретиться с тобой на осеннем балу в дворянском собрании.
— Бал⁈ — Ксюшка встрепенулась. — Мы поедем на бал?
— Милая моя, тебе рано думать о балах.
Девочка насупилась и засопела:
— Вот так всегда. Как на бал, так маленькая, а как «вести себя прилично», так большая.
— Ксюшенька, — княгиня подошла и чмокнула девочку в макушку, — какие твои годы! Успеешь ещё выйти в свет и натанцеваться. Кстати, для тебя тоже есть новость.
— Приятная? — девочка с подозрением прищурилась.
— Очень. Я нашла для тебя наставницу по магии.
Ксюшка состроила гримасу, словно съела лимон.
— Фе!
— Очень хорошая дама, иностранка с рекомендациями. Мне её давние знакомые посоветовали, сюрпризов с ней точно не будет.
Последнюю фразу княгиня сказала специально для меня, намекая на конфуз с испанкой.
— Несправедливо, — Ксюшка сердито принялась складывать шашки в коробку. — Сами развлекаться да плясать, а мне опять учиться. Какая-нибудь старая карга приедет и будет указывать: туда не ходи, сюда не ходи, за котом не бегай. Ничего, вот вырасту, буду, как дядя Костя, сама решать, что делать.
— Домой к родителям и сёстрам съездишь, пока мы в Муроме, — попыталась обрадовать девочку Марья Алексевна, но та лишь упрямо дёрнула головой.
— Здесь останусь, — заявила Ксюшка, — с Мурзилкой и бабушкой Настей. Дома скучно, сёстры играть не хотят, только о женихах разговаривают. Может, папа их тоже на бал повезёт.
— Бал?
В дверях показалась «сладкая» троица: мои ученицы и Вахвахова. Упорные тренировки не прошли даром — если не приглядываться, то никогда не скажешь, что княжна ходит
