Александр Мазин - Цена Империи
Обещание Аптуса не реализовалось: февральские митраистские мистерии, так же как и декабрьские, Геннадий отпраздновал не в Риме, а здесь, в Мезии. К своим обязанностям примипил одиннадцатого так и не приступил. Потому что пошел на повышение: в префекты восьмого. А место примипила Одиннадцатого Клавдиева занял Черепанов: Геннадий уверенно шел вверх по карьерной лестнице. Интересно, куда она его заведет? Не свалиться бы…
Глава вторая
Война, власть и политика
Девятнадцатое марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима. Окрестности города МогонтиакаПовелитель великой Римской империи Марк Аврелий Александр Север «Великий Персидский» прибыл в лагерь западной армии вместе со своей матерью-соправительницей Юлией Авитой Мамеей, официально титулуемой Августой и «матерью императора, солдат, Сената и страны». С ними пришел громадный обоз и два сирийских легиона — шестой железный и шестнадцатый Флавиев крепкий. Вместе с теми войсками, что уже собрались под Могонтиаком, получалась почти сорокатысячная армия. Такими силами можно было не только запугать, но и сокрушить межплеменной союз алеманнов. Так считал Черепанов, чей легион (правда, без легата, который по общественным делам задержался в столице) также расположился у стен Могонтиака. Так считал префект восьмого легиона Плавт. Так считал командующий западной армией Максимин.
Император считал иначе. Окинув ничего не выражающим взглядом наведенную понтонную переправу и занятый легионерами плацдарм по ту сторону реки, Александр Север в сопровождении когорты преторианцев вошел в Могонтиак и провел там ночь. Командующему Максимину, рассчитывавшему на немедленную аудиенцию, пришлось отказаться от надежды увидеть императора. Ему сообщили, что Август утомлен дорогой и видеть его не желает.
Прошло два дня. Император переселился из города в лагерь, устроенный сирийцами. Максимина он по-прежнему видеть не желал. Зато по построенному Фракийцем мосту на ту сторону переправился отряд в двести всадников. Отряд возглавлял недавно назначенный легатом консуляр Гай Пактумей Магн, дядюшка хорошо известного Черепанову латиклавия одиннадцатого легиона Петрония Магна.
Два дня войско бездействовало в ожидании. На третий день Максимин возобновил обычные занятия. На пятый слухи о том, что консуляр Магн отправлен послом к алеманнскому царю, подтвердились полностью. Магн вернулся, и с ним явились представители алеманнского союза. Император, вот уже пять дней отказывавший в аудиенции своему командующему, принял их незамедлительно.
На следующий день послы отбыли. По слухам, мощь римской армии произвела на них впечатление. Но еще большее впечатление произвело золото, которое, как выяснилось, привез с собой император. Именно с его помощью потомок воинственного Септимия Севера собирался «воевать» с алеманнами.
Максимин не выходил из своей палатки. Он был в ярости. Войско волновалось. Черепановские легионеры не были исключением, но пока кое-как их удавалось удерживать в повиновении. Наконец на седьмой день до императора дошло, что он играет с огнем. Ведь даже его сирийцам не нравилось, что римское золото утекает к варварам. Это было глупо: имея готовую в войне армию, откупаться от врага… но Александр Север был верен себе. Чувствуя, чем может обернуться его политика, он решил откупиться и от собственных солдат: каждому легионеру была выплачена премия в размере трехмесячного жалованья. Офицеры получили полугодовое.
— Он спятил! — сказал Сервий Феррат.
Они собрались в командирской палатке Гонория Плавта впятером: сам Аптус, Деменций Зима, Маний Митрил Скорпион, которого Максимин еще в январе поставил во главе Седьмого Клавдиева легиона, Сервий Феррат, фактически командовавший Первым Фракийским, и Черепанов. Пятеро старших офицеров, которым реально повиновались четыре западных легиона.
— Он — идиот! Они сожрали подачку, но пройдет максимум неделя — и все начнется сызнова!
— Точно так! — поддержал примипила Феррата Деменций Зима. — Кто-нибудь задумается, какой куш может отломиться алеманнам, скажет приятелю, тот — следующему… Недели не пройдет — и эта премия покажется им ничтожной.
Собравшиеся одобрительно закивали. Все они знали: в бездействующей армии слухи распространяются мгновенно и так же мгновенно обрастают фантастическими подробностями.
— Если армия собрана, она должна воевать! — изрек Феррат. — Чем он думает, этот мамочкин недоносок? И чем думает сама мамаша? Мои люди и так на пределе. Еще чуть-чуть — и они порвут обоих в куски. Вместе с сирийцами!
— Ну это вряд ли, — заметил рассудительный Маний Митрил. — Если твои взбунтуются, азиаты им накидают. Шестой железный и шестнадцатый Флавиев — отличные легионы. Сплошь ветераны Парфянской войны…
— А я не уверен, — сказал Аптус. — Если Первый Фракийский поднимется, мои тоже встанут. И не факт, что сирийцы будут драться. Как ты верно заметил, Маний, они — ветераны парфянской войны, в которой наш маменькин сынок полностью опозорился! «Великий персидский» ублюдок! — Гонорий сплюнул на земляной пол.
— Бунта допустить нельзя! — твердо произнес Маний Митрил. — Если начнется бунт, мы потеряем вожжи и вместо своих легионов получим неуправляемую толпу, с которой даже Максимин не совладает. И что тогда?
— Кстати! — вспомнил Зима. — А что наш Фракиец?
— Бесится, — ответил Феррат. — Заходил к нему сегодня — он меня чуть не пришиб. Что-то будет…
— Я вам скажу, что будет! — внезапно произнес Черепанов, который до этого не проронил ни слова. — Император у нас пацифист, но голова у него в норме.
Трое префектов и один примипил развернулись к нему с нескрываемым интересом.
— К чему ты клонишь, Череп? — спросил Плавт.
— Все к тому же. Вы недооцениваете противника.
— Алеманны… — начал было Феррат, но Геннадий прервал его:
— При чем тут алеманны! Я говорю о Мамее и ее сыне. В первую очередь о Мамее, которой хватило хитрости вывести своего сынка в Августы. Будем называть вещи своими именами: наши настоящие враги не варвары, а эти двое. Не варвары угрожают Империи, а такие вот трусоватые политики на троне. Вы все родились римскими гражданами, и вам кажется, что все в Империи — ваше, а все, что снаружи, — чужое. Но чужое есть не только снаружи, оно — и внутри. Это черви, которые подтачивают дерево. Я уже видел однажды, как падает такое дерево. Как рассыпается на куски государство, подточенное изнутри ничтожными правителями. Слабый император сейчас страшнее для Рима, чем персы, алеманны и все варвары вместе взятые. Слабый император думает не о том, как победить врагов империи. Он думает о том, как удержать власть. И его враг — не алеманны. От алеманнов он откупится. Его враг — наш Фракиец!
— Что ты говоришь, Череп! — воскликнул Аптус. — Максимин никогда не пойдет…
— Зато Мамея пойдет! — перебил друга Черепанов. — И ее сын! Я вам скажу, что будет. Александр не распускает армию, потому что рассчитывает припугнуть алеманнов и уменьшить сумму откупных. Еще я думаю, что он постарается натравить алеманнов на франков, но не думаю, что это у него получится. Но одно я могу предсказать точно, братья мои, — Черепанов поднял руку в традиционном митраистском жесте клятвы: — Фракийцу больше нами не командовать. Его уберут от границы. Направят куда-нибудь под Капую обучать новобранцев.
— Ты что-то знаешь? — спросил Маний Митрил.
— Да. В сенате уже обсуждается кандидатура его преемника.
— Откуда сведения? — быстро спросил Аптус.
— От наместника Туллия…
— А-а-а… — презрительно протянул Гонорий.
— …И консуляра Антонина Антония Гордиана. Я очень надеюсь, братья, что мои слова останутся внутри стен этой палатки. И их не услышит никто, кроме вас. Никто! — подчеркнул он.
— Ну ясное дело, — проворчал Феррат. — Максимин тебе голову оторвет за то, что якшаешься с сенатской сволочью.
— Как знать, — заметил Маний. — Геннадий ведь не ради карьеры с сенаторами общается. И не зря он своим внешным покровителем двуликого Януса избрал. Кстати, лев, коли уж речь о Янусе зашла… люди видеть должны, что ты ему служишь. И иным богам тоже. Когда ты последний раз в храм заходил? Когда жертву приносил хоть Марсу, хоть Юпитеру?
— Делать мне больше нечего, как по храмам ходить, — буркнул Черепанов. — На нас с Деменцием целый легион висит…
— Деменций-то в храмы ходит, а ты нет, — строго произнес Скорпион. — Люди уж на тебя коситься начинают… Так недолго и догадаться, кому ты истинно служишь…
«Да мне и Митра ваш — по барабану», — подумал Геннадий, а вслух сказал:
— Давай о богах сейчас не будем, Маний. Давай о деле. Думаешь, Фракиец мои контакты с сенаторами не одобрит?