Александр Мазин - Цена Империи

— …В общем, Леха, тебе надо отсюда валить, причем срочно! — заключил Черепанов.

— То есть как — валить? — возмутился Коршунов.

— Молча! Забирай Настю — и плыви в свой Херсон.

— Черт!

Коршунов вскочил со стула и, расстроенный, забегал по комнате. Анастасия вела себя намного сдержаннее: сидела тихонько, молча. Готовилась к самому худшему. Пыталась въехать, о чем речь. Разговор шел по-русски, и понимала она с пятого на десятое.

Черепанову она чем дальше, тем больше нравилась. Не в сексуальном смысле — по-человечески. Когда Леха рассказал подполковнику о своей жене, шпионке, подложенной империей под варварского вождя, у Черепанова сложилось весьма отрицательное мнение об этой женщине. Тем более у Лехи с бабами и в той жизни постоянные проблемы были: вечно какие-то подставы. То ли сам Коршунов склонность к красивым стервам питал, то ли они — к нему… подумалось: и здесь аналогичный случай. Мнение Черепанова переменилось, когда он прочитал Настино «признание». Прочитал и порадовался: во-первых, потому, что забрал таблички, по которым любой судья тут же без раздумий вынес бы Анастасии приговор, а во-вторых — потому, что ошибся в своем первоначальном и заочном мнении об этой женщине, которая сознательно перевела на себя все стрелки, полностью выгородив Алексея. Причем сделала это так аккуратно и умело, что сразу становилось ясно: ни ума, ни опыта гречанке не занимать. В общем, подполковник пришел к выводу, что его другу повезло. На этот раз ему досталась женщина не только умная и красивая, но вдобавок готовая пожертвовать собой ради любимого оболтуса. Хотя, может, хватит смотреть на своего космонавта-исследователя сверху вниз? Как-никак доказал Алексей Коршунов, что может, если захочет. Как знать, вдруг он только в присутствии Черепанова ведет себя как мальчишка, а во всех остальных случаях — немереной крутизны мужик?

Но сейчас в немереную крутизну Лехи поверить было трудно. Великий германский рикс метался из угла в угол и распускал слюни:

— Ты же обещал мне!.. — восклицал он. — Нам всем обещал! Что же теперь…

— Сядь! — сказал Черепанов. — Не мельтеши. И успокойся. Уезжаете только ты и Анастасия. Твои люди остаются и продолжают обучение. С ними и без твоего высочайшего присутствия все будет в порядке. Тем более что от такого кентуриона, как ты, в тренинге толку никакого. Поставлю во главе кентурии Агилмунда — ты ведь этого хотел? — и все будет путем. А из тебя, один хрен, нормального легионера не получится. Нету в тебе армейской дисциплины, и никакой палкой ее в тебя не вколотишь. Тем более несолидно тебя витисом охаживать. Авторитет роняется. Так что не быть тебе пока римским офицером. Будешь ты по-прежнему риксом варваров. И сейчас твоя задача — убраться отсюда вместе с Настей как можно скорее, пока не начал раскручиваться процесс. Это не только тебе надо, но и мне. Этот Менофил, хитрожопая сволочь, имеет на меня виды. Поэтому наверняка начнет расследование того, что произошло в Томах. На меня он ни хрена повесить не сможет: ничего по-настоящему противоправного я не сделал. А вот ты — другое дело. Следовательно, Менофил повернет дело так, чтобы именно ты оказался максимально запачкан. И получит рычаг давления на меня. Или я пляшу под его флейту, или тебя — под суд. Звание кентуриона тебя в данном случае не защитит. Как поведет себя Максимин, тоже неизвестно. Наш командующий — субъект непредсказуемый. Ты как-никак совершил убийство, а дезинформация, полученная от твоей жены, стоила Империи не одну сотню талантов золота. Да-да, я знаю, что это была твоя идея, а ты полностью амнистирован. Но она-то — нет. Все это можно было бы замять, оформить задним числом… Но не в том случае, если наместник провинции, чья власть — покруче губернаторской, заинтересован в обратном. Молчи! Я еще не закончил! Твои две сотни уцелевших варваров — это не сила ни с военной, ни с политической точки зрения. Разговоры о тысячах германцев, которые откликнутся на первый твой зов, — тоже пустой звук. Убрать тебя — и никакого зова не будет. Другое дело, если эти твои воины уже будут здесь. Две-три тысячи ауксилариев, преданных только тебе и благодаря тебе пришедших на службу империи, — это уже нечто конкретное. С таким «приданым» ты можешь резать по три тюремщика в месяц — никто не вякнет. Я намеревался отправить тебя на вербовку весной, но даже лучше, если ты поедешь прямо сейчас. Максимин намерен начать широкомасштабную операцию против германцев в апреле-мае. Формальное одобрение императора уже получено, и, если твое войско прибудет сюда к началу боевых действий, это будет очень кстати.

— Все равно раньше мая мы тут не появимся, — сказал Коршунов. — Посевная…

— Пусть будет май. Скажи куда и когда — и я договорюсь насчет кораблей. Ты получишь все необходимые грамоты и полномочия. Ты получишь деньги на расходы и для выплаты авансов. Я отправлю с тобой десяток настоящих легионеров: для повышения твоего престижа и чтобы все видели: ты действительно представитель Рима. И доставит тебя не какой-нибудь купец, а целая флотилия. Как раз через неделю из Нов в провинцию Понт отправляется эскадра из шестнадцати боевых кораблей. Они поплывут мимо Херсона — им по пути — и высадят тебя с максимальным почетом. С их префектом я знаком — он мне не откажет. Всё! Теперь можешь высказываться.

— Да что я могу сказать, — вздохнул Коршунов (он уже успокоился). — Ты сам все сказал. Значит, Рима мне не видать…

— Потерпи. — Черепанов усмехнулся. — Какие твои годы… я и сам сомневаюсь, удастся ли мне этой зимой побывать в столице.

Тут он как в воду глядел. Не удалось. Ни в Сатурналии[67], ни в январе, когда в Рим приезжал из карфагена отец Корнелии, с которым Черепанову очень хотелось пообщаться. Не получилось. Служба. Он намеревался взять отпуск в марте — на несколько недель — до начала военной кампании. Но в марте случилось нечто, перевернувшее не только планы Черепанова, но и судьбу всей великой Римской империи…

Часть четвертая

ИМПЕРАТОР МАКСИМИН

Tertium nоn datur[68]

«В короткий срок, отцы сенаторы, я провел столько войн, сколько ни один из прежних императоров. Я доставил на римскую землю столько добычи, сколько нельзя было даже надеяться получить. Я привел столько пленных, что на них едва хватило римской земли…»

«Он был огромен; непросто отыскать равного ему среди известных греческих атлетов или лучших натренированных воинов варварских племен… При его вспыльчивости такая сила наводила на всех страх. Терпеливое и сдержанное управление Максимин заменил по-варварски жесткой автократией, хорошо зная о враждебном к себе отношении, причиной которому было то, что он стал первым императором, поднявшимся до высочайшего положения из самых низов. Максимин был варваром как по происхождению, так и по характеру, унаследовав от своих сородичей грубый и жестокий нрав… Его достижения обеспечили бы ему более высокую репутацию, не будь он слишком безжалостен даже к своим союзникам и подчиненным».

Группа всадников с вершины холма смотрела на наведенную через реку понтонную переправу.

Один из всадников на добрый локоть возвышался над остальными: Гай Юлий Вер Максимин, командующий западными легионами.

— Он идет сюда со своими сирийскими легионами, — сказал Маний Митрил Скорпион, префект лагерей собравшейся у Могонтиака армии. — С мавританской конницей, осдроенскими лучниками, парфянскими ауксилариями. Мне это не нравится.

— А мне нравится! — заявил Максимин. — Легкая конница, стрелки, пращники — это то, что нам нужно. В германских лесах они нам очень пригодятся.

— Так-то оно так, но ведь у нас есть свои лучники и своя легкая конница, — сказал Гонорий Плавт, три дня назад назначенный praefectus VIII augusta leg[71]. — Александр же оголил восточные границы, забрал даже мавританскую конницу из Ливии. Он ведет с собой слишком большое войско. Большее, чем требуется тебе. Я думаю, он намерен сместить тебя с должности командующего и командовать армией сам.

— Глупости, — высокомерно ответил Максимин. — после того как алеманнские племена объединились, есть только один человек, способный их разгромить. Это я. Неужели ты думаешь, что этот мягкотелый мальчишка рискнет сам выступить против алеманнов?

— Я ничего не думаю, Гай, — сказал Плавт. — Я лишь передаю то, о чем говорят в Риме. — И уточнил на всякий случай: — Не на форумах — в палатине. Сенат тебя ненавидит за то, что ты отстраняешь их от командования армией…