Владимир Поселягин - Я - истребитель. Я — истребляю
— Что? Ах да. Тут скорее просьба, чем вопрос. Знаете, у меня есть друг, его зовут Алексеем. Он тоже летчик, сейчас в госпитале. Пару недель назад он в одном бою прикрывая «Илы» сбил два «мессера», и не дал им сорвать штурмовку. К сожалению, Алексей был ранен, и довольно серьезно, но организм молодой, выкарабкается. За этот бой его представили к правительственной награде. Вот я и хотел вас попросить навестить его несколько раз. Родных тут у него нет, а такая красивая девушка как вы, точно произведете нужное впечатление. Для выздоровления это — ой как полезно.
«Ранен он хоть и серьезно, но не настолько. Конечно, мир изменился, течение времени идет уже по-другому. Эффект бабочки во всей его красе, но то, что я в параллельном мире уже подтвержденный факт. Мелкие нестыковки в истории, да и я не пропал, а ведь по идее должен был. Бабка не попала в плен в Киевском котле, не было лагеря, офицерского борделя, побега, партизанского отряда, где она должна была встретится с прадедом Алексеем. Да и он тоже не попал на фронт в конце сорок второго, это произошло раньше. Он получил другую боевую подготовку, и как повернется их судьба, я не знаю. Война, там может случится всякое, могут встретиться, могут и пройти мимо друг друга. Так почему бы не подтолкнуть их?
Лично мне их судьба не безразлична. Родные люди все-таки, хоть и из параллельного мира».
— Он серьезно ранен? — вопрос был странен, я уже сказал об этом, но тут до меня дошло.
— Через месяц по словам врачей он вернется в часть и продолжит бить врагов. Он не инвалид.
Прабабка задумалась, я же не сводил с нее взгляда, старательно запоминая.
Последний раз бабку Степу я видел морщинистой старушкой, возрастом за девяносто лет, разница просто поражала. Однако даже в таком состоянии я ее узнал.
«Ага, столько раз альбомы с фотографиями листал сидя на ее коленях. Маленький был, а все помню».
Там была старая выцветшая фотография, где бабушка с дедушкой стояли на фоне высоких сосен в военной форме и строго без улыбки смотрели в объектив. Дед в форме летчика, в реглане с кобурой пистолета на боку, и немецким автоматом на груди. На обороте было: лето сорок четвертого, партизанский лагерь. Бабка тогда говорила, что его вынесли из землянки, где лежали раненые нарядили в форму и сфотографировали. На фото не было видно, что он стоял на одной ноге, слегка облокотившись о будущую жену, это бабушка потом рассказала правнуку, то есть мне.
— Хорошо. У меня есть выходные дни, навещу, — наконец определилась она.
— Спасибо. Я буду вам благодарен.
— Товарищ майор, пора, — негромко окликнул меня Степан.
Мельком глянув на часы, я галантно поцеловал молодую руку своей возможной бабушке, и отдав честь, направился к машине.
Но тут меня остановил вопрос:
— На кого я похожа?
Не оборачиваясь, ответил:
— На мою сестру.
Как только мы отъехали, неугомонный Микоян поинтересовался:
— Товарищ майор, вы ее знаете?
— Нет. Она напомнила одну мою хорошую знакомую. Обознался, бывает.
— А куда вы ее направили?
Я захохотал.
— К Лешке Суворову. Девка в меня явно влюбилась, пусть в двойника лучше влюбляется. Сама, она не в моем вкусе.
Парни засмеялись. Шутка им понравилась, и они начали строить предположения, какое лицо будет у девушки, когда увидит раненого к которому пришла.
На аэродром мы прибыли на час раньше, как и просили в штабе, поэтому разгрузившись и отпустив машину обратно в полк, сели на чемоданы в тени кривой березы, и стали с интересом осматриваться, разговаривая. Болтали естественно о небе, в частности моем бое с немцами и составляя схему боя. Один из летчиков, младший лейтенант Морозов, из эскадрильи Покрышкина, обломанной веточкой чертил рисунок, я изредка поправлял его, но в принципе парень рисовал верно. Он мысленно видел рисунок боя, поэтому особых ошибок не было.
— О, еще одна машина. Вроде наша… точно, наша полуторка, из хозчасти, — прищурившись, воскликнул второй летчик, старшина Хлебников.
— Забыли что-то? — удивился ведомый.
— Похоже, что нет, — хмыкнул я, разглядев в кузове покачивающиеся летные фуражки.
Кто бы там не сидел, он был одет в такую же парадку как и мы. В машине сидели еще два летчика из нашего полка, Седой выделил в инструкторы.
Оказалось наш полк отвели от линии фронта, ответ был прост, закончился моторесурс. Новые моторы должны прибыть только через неделю, вот двух свободных летчиков и отправили вслед за нами. И хотя полк отвели, восемь Лавочкиных продолжали охоту, их собрали по всем звеньям, это были те машины, что прибыли недавно, взамен сбитых.
— Почему отвели? Не может быть чтобы просто так? — подозрительно глянув на них, поинтересовался я.
Вздохнув, капитан Евстигнеев ответил:
— Быков разбился, на взлете заклинило мотор, рухнул на скалы. В госпиталь увезли в тяжелом состоянии. Комполка позвонил в штаб армии, и устроил им там бучу, говорят до самого командарма дошел. Вот нас и отвели. Там тоже не дураки, понимают чем это все может кончится.
— Я уже два дня твержу, что полк нужно отвести на пополнение и переформирование. Еще когда у тебя мотор заклинил в бою — это стало ясно.
— Теперь отвели.
— В разгар боев? Мы там нужны, а теперь сидим прикованные к земле.
— Ха, уже не нужны. Сломали мы хребет немецким асам, — засмеялся вдруг Евстигнеев.
— Не понял!
Остальные летчики подтянулись к нам, им тоже было интересно.
— Мы так и не дождались «звездного налета» и решили сами его устроить. В общем двести бомбардировщиков и штурмовиков разнесли оба аэродрома, где базировались основные силы фашисткой авиации.
— Круто! — покачал я головой в восхищении, потом задумался: — потери большие?
Евстигнеев молча кивнул.
— Из первой волны почти половина не вернулась, зенитки у них били просто атас, — ответил за капитана его спутник лейтенант Аверьянов. Причем использовал одно из моих любимых словечек. Я давно стал замечать, что летчики все чаще и чаще стали использовать идиомы услышанные от меня.
— Какой же это успех?! Это катастрофа чего бы там они ни разбомбили! — возмутился я: — Половина не вернулась?! Да на фиг такой успех!
— Да нет, значительная часть дотянули до своей территории, и экипажи спаслись. Но все-таки в технике потери очень большие, а сейчас сам знаешь.
— Блин, Вов, сам знаешь, сейчас потери мерятся не в технике, а в людях. Новая концепция в авиационных войсках.
— Да знаю, не привык еще.
— Ладно, разнесли — это конечно хорошо, но об аэродромах подскока забывать не стоит, так что кровь мы им хоть и пустили, но силы у них еще есть.
— Это да, — согласился Евстигнеев.
Около транспортника засуетились техники, что означало предполетную подготовку, значит, скоро взлетим.
— Кажись едут, — указав подбородком на показавшиеся машины, сказал Степка.
Вдали действительно показались несколько машин, в одной легко опознавалась «эмка» Никифорова. В грузовике похоже везли того предателя, что работал на немцев.
— Сто процентов потребуют сдать оружие. Побоятся, что мы шлепнем этого упыренка, — негромко сказал я, разглядывая остановившийся у самолета ЗиС.
— Угу, — согласился со мной капитан.
— Пошли, грузиться пора.
Подхватив вещи мы направились к самолету. Хотя о чем это я? В отличие от остальных, я больше всего напоминал челноков периода перестройки. Такой количество мешков с вещами не было ни у кого. В общем я вез все свои трофеи домой.
Перелет прошел нормально, взлетели и я сразу же завалился на мешки с почтой и, накрывшись шинелью, закемарил, изредка просыпаясь, когда самолет трясло или он проваливался в воздушные ямы.
Две посадки для дозаправки и мы в небе над Москвой. Попутчика-предателя высадили при первой же посадке, его направляли в контрразведку Крымского фронта. Вряд ли мы о нем больше услышим, да и хрен с ним. Не пристрелили и ладно. Я кстати не ошибся, оружие вежливо попросили сдать. Парни расстегнули кобуры только после моего разрешающего кивка. Молодцы, службу знают.
— Заходим. Жаль Кремль не видно, темно, — вздохнул Евстигнеев, не отрываясь, он пытался в иллюминатор рассмотреть окраины столицы. В Москве, несмотря на полуторамесячную подготовку в Центре капитан так не раз и не был, однако из-за приказа о затемнении ничего особого не увидел.
— Фигня вопрос. Мы тут на двадцать дней, так что все посмотреть успеем. Мне тоже интересно. Кстати, товарищи командиры, тут не Крым, так что одеваемся.
С самолетом нам повезло. Он был представительского класса — это означало что в нем не дуло, было тепло и были отличные сиденья, не лавки как в обычных транспортниках. То есть, это был не транспортник, как я думал сначала, а пассажирский, с несколькими снятыми сиденьями, чтобы было возможно возить почту.
