Александр Чернов - Одиссея Варяга
Такое же отношение встречали в Петербурге и требования Алексеева относительно усиления боевой готовности Тихоокеанской эскадры. Еще за два года до войны, и затем регулярно, Начальник доносил об огромном некомплекте в личном составе эскадры, но последний так и не был пополнен к началу войны. Пополнение некомплекта снарядов к орудиям эскадры производилось крайне медленно и несообразно положению вещей. С огромной канцелярской волокитой производилось создание на месте средств, необходимых для починки судов. Так, в течение 3 лет не мог быть утвержден в Петербурге план устройства порта в Порт-Артуре, и он переходил из одной финансовой или технической комиссии в другую, между тем как в Дальнем порт вырос быстро и Министерство Финансов не пожалело на него денежных затрат. К постройке сухого дока в Порт-Артуре можно было приступить лишь в начале 1903 года, и также после неоднократных напоминаний и ходатайств. По соображениям экономическим, для эскадры было введено положение так называемого "вооруженного резерва", сократившее кредиты на плавание и практическую стрельбу.
Таким образом, нося громкий и ответственный титул "Наместника Его Императорского Величества на Дальнем Востоке", Алексеев, в действительности, вследствие междуведомственной розни трех министерств, имевших непосредственное отношение к делам далекой окраины, и бюрократической централизации управления ею, лишен был реальной полноты власти! В результате чего естественной, к сожалению, реакцией со стороны лучшей части нашего офицерского корпуса, стало и всколыхнувшееся с началом войны мнение о непосредственной виновности адмирала Алексеева в падении уровня боеготовности флота.
Высочайшим указом Правительствующему Сенату, данным 28 января 1904 года, адмиралу Алексееву предоставлены были "для действий военно-сухопутных и морских сил, сосредотачиваемых на Дальнем Востоке", права Главнокомандующего армиями и флотом, а 12 февраля последовало назначение Командующим Манчжурской apмией генерала Куропаткина, как "самостоятельного и ответственного начальника". Создалось двоевластие, пагубность которого увеличивалась тем, что Главнокомандующий и Командующий армией разно смотрели на характер ведения войны.
К счастью в августе 1904 года эта коллизия разрешилась…
****Спустя двое суток после прибытия в Артур, Вадик грузился в персональный вагон столичного курьерского поезда, по личному указанию наместника идущему с "литерой". Собственно говоря, он планировал оказаться в пути еще днем ранее, но как говорится: человек предполагает, а начальство располагает. И причина для такой задержки оказалась довольно приятной. Но выяснилось все окончательно лишь тогда, когда лейтенант Бок поведал ему о том, как по команде Алексеева, он в лихорадочной спешке проводил наградной приказ на "манчжурцев". Подтверждение телеграфом согласия Царя пришло лишь прошедшей ночью: каперангу Кроуну и его офицерам были пожалованы Георгиевские ордена. Командиру канонерки 3-й степени, а его офицерам 4-й. Заслужили Георгиевские кресты и все остальные моряки "Манчжура", но вручение им наград было уже делом Кроуна.
Офицеров же чествовали торжественно, в морском собрании. Непосредственно из рук наместника Алексеева получил награду и Банщиков – орден Владимира 4-й степени с мечами. Прикалывая его на грудь Вадика, наместник хитровато прищурившись спросил:
– Почему Владимира, догадываетесь, молодой человек? Ну, что молчите? – Алексеев загадочно улыбнулся, – Ладно, скажу… Георгия получите из первых рук в Питере. Георгий – за бой "Варяга". А от меня пока за "Манчжур". Понятно?
– Так точно, Ваше высокопревосходительство! Служу царю и отечеству!
– Правильно. И царю. И отечеству. И тем, кто о вас не забывает… Так ведь, Михаил Лаврентьевич?
– Да… Так, Евгений Иванович! Спасибо за доверие.
– Ну, значит на том и порешили. Да и к Николаю Александровичу вам попасть теперь несколько проще…
В ночь перед отъездом "лекаря с "Варяга" Кроун затащил на обмывочную вечеринку офицеров кораблей первой эскадры в ресторан "Саратов". К сожалению, Вадик с Петровичем и Балком на такой расклад событий не закладывались и готовых советов для командиров кораблей на тему, что они могут сделать сами, у Вадика не было. Пришлось импровизировать.
В результате обычная попойка старшего офицерского состава как-то незаметно перетекла в собрание младших флагманов на предмет – "что мы можем немедленно сделать сами, не дожидаясь приказов сверху". После описания действия японских снарядов и обстятельств ранения Руднева, общими силами пришли к выводу о необходимости противоосколочной защиты амбразур рубок и орудий. Красочное описание пожаров, с которыми с трудом справлялись два пожарных дивизиона вместо одного, должно было повлиять на серьезность борьбы с лишним деревом и запасание пожарных рукавов. Практика подготовки запасных расчетов артилерии среднего калибра из артиллеристов противоминного калибра тоже упала на правильную почву…
Адмирал Алексеев весьма тепло простился с ним перед отъездом, ненавязчиво порекомендовав докладывать о проблемах и новациях в столице через лейтенанта Бока.
– Удачи Вам в Петербурге, Михаил Лаврентьевич. И не забудьте то, что я Вам сказал. Но если задумаете, возвращайтесь, достойное место я вам найду. Верные люди мне сейчас ох как надобны… И берегите то письмо, что я вам доверил. Его – самому. И только в руки, понятно! Адмиралу Макарову всю необходимую информацию передайте с дороги, а еще лучще, при личной встрече. Зная характер Степана Осиповича, чем больше подробностей он будет знать заранее, там меньше будет сразу горячиться, как в Артур приедет. Я, конечно, мешать ему не буду, но важно, чтобы он правильно понимал – враг перед нами совсем не тот, что был шесть – семь лет назад. Одной лихостью нам его не сокрушить.
– Исполню в точности, можете не беспокоиться, Евгений Иванович!
– Ну-с, тогда с Богом, молодой человек. Доброго пути…
Минут через сорок после того как дебаркадер артурского вокзальчика остался где-то позади, растворившись в клубах паровозного дыма, поезд пройдя живописное предгорное дефиле, ритмично пересчитывал стыки приближаясь к станции Инченцзы. Перед окном облюбованного Вадиком купе разворачивался прекрасный вид на подернутую розовой утренней дымкой гладь Печелийского залива. Начинавшийся день обещал быть тихим и солнечным, что нечасто бывает здесь в это время года. Однако Вадик всех этих красот уже не видел. Он уснул богатырским сном, едва успев расшнуровать и скинуть ботинки, и разбудил его лишь привокзальный гомон Ляояна.
Чтобы не скучать в долгой поездке, "проникнуться духом эпохи" и освоить "ять да ижицу", Вадик прихватил у своих артурских знакомых (из "прежней" жизни) четыре тома романов поувесистей. В пути, периодически устраивая себе перерывы в составлении докладов государю-императору и адмиралу Макарову, пускал чтиво в дело. Где-то под Читой, перечитывая, казалось бы, с детства знакомого Жюль Верна, он наткнулся на описание действий журналиста, заблокировавшего доступ конкурентов к телеграфу тем, что передавал в редакцию текст Библии. "Пусть я и ламер в компьютерах, по сравнению с Петровичем", – пронеслось в мозгу доктора Банщикова, – "но ведь это же первое описание спам-атаки на траффик"!
После чего он многие последующие пересменки паровозов коротал у станционных телеграфистов, не без оснований полагая, что значительная часть телеграмм, получаемых новым командующим тихоокеанской эскадры по дороге, будут от его скромной персоны… Вадик несколько раз ловил себя на мысли, что не узнает самого себя в теле Банщикова. Он бы никогда не риснул прорываться на "Манчжуре" мимо более сильного крейсера, он точно не смог бы так спокойно повести себя перед Алексеевым, или набраться наглости на весь этот информационный поток на голову Макарова и самого царя-батюшки. Да он вообще ничего серьезного до сих пор не мог! Но вот, оказавшись в теле человека с более авантюрным складом характера и богатым жизненным опытом, как-то повзрослел и сам…
Встреча со Степаном Осиповичем Макаровым прошла, однако, совсем не под диктовку Вадика. Пересечься с вице-адмиралом он смог на станции с поэтическим названием Тайга, в 200 километрах от Екатеринбурга. Стоял прекрасный солнечный морозный день, на высоченных елках горделиво сидели снежные гренадерские шапки, парили и чухали паровозы… К Макарову в вагон Банщикова провели после нудного выяснения кто он, что он, а когда стало ясно, что именно он и есть автор всей этой корреспонденции о бое "Варяга", кавторанг Васильев многозначительно хмыкнул, и ни слова больше не говоря, приказал проводить Вадика к адмиралу… Где он сначала и получил по-полной! За забивку телеграфных линий своими сообщениями.
– Я, конечно, не умаляю вашего личного геройства… Судя по всему наместник Вам должное уже воздал, – отрезал Макаров, холодно скользнув взглядом по свежему ордену на мундире Банщикова, – но неужели Вам невдомек, что кроме Ваших телеграмм, конечно несущих многие рациональные зерна, мне и штабу флота больше нечем заняться?
