Александр Афанасьев - Мятеж
Топот солдатских ног по асфальту, команды. Да сколько же их здесь…
Сотник осторожно повернулся на бок — под машиной было тесно, но разместиться можно было, да и стрелять в таком положении было куда удобнее. Как раз увидел неспешно прошагавшие рядом с тем местом, где он лежал ноги, обутые в шикарные сапоги. Это явно был офицер, причем офицер старший по званию здесь, в армии только у офицеров может быть такая вальяжная, с ленцой походка, солдаты в армии передвигаются бегом.
Самое плохое, что он не видел поляка. Не то чтобы он не доверял ему — просто сотник уже понял, что такое поляки, и чего от них можно ожидать. Совершенно безумный и безответственный народ. Если поляк начнет стрелять…
Он попытался изогнуться так, чтобы увидеть своего напарника, и не смог.
Потом, он только успокоился — случилось то, чего он и опасался — поляк начал действовать. Раздался удар, как будто на пол упал тяжеленный, на несколько пудов мешок с мукой, какой-то шум, кто-то закричал по-польски. Их обнаружили…
Дождавшись, пока сбежится побольше — сбежалось четверо — Велехов, не дожидаясь, пока кто-то догадается упасть за землю полоснул из бесшумного автомата по ногам. Жолнеры с криками, с воем повалились на землю, стоять на разбитых пулями ногах они уже не могли.
— Повротем! Ни стрелячь! Повротем![103]
Дурак, что же он делает то…
Завозившись как медведь в берлоге, сотник каким-то чудом перехватил висящий на ремне за спиной пулемет. Две короткие очереди, одна за другой — по ржи, не целясь, разорвали тишину. До этого никто не слышал стрельбы.
— Ни стрелячь!
Град пуль почти в упор свалил подбежавших к машине жолнеров, они повалились на грязный асфальт, крича и воя…
— Кричи — не стрелять!
— Все едно помрешь — сказал генерал
— После тебя! Кричи, ну!
Граф Ежи ткнул пленника стволом пистолета
— Кричи, курва блядна!
— Повротем! Ни стрелячь! Повротем!
— Еще! Кричи еще, ты их командир, ну!
Гулко, во весь голос саданул пулемет…
— Ни стрелячь!
— Сотник, прикрывай справа! — заорал граф Ежи во весь голос
Тот, кто подкрался бы к машине с правой стороны и догадался бы упасть на землю — имел бы возможность расстрелять обоих в спину. Правда, и он бы выстрелить — наверняка успел бы…
— Прикрываю!
— Кричи, я генерал Змиевский, не стрелять! Если они не поверят, подохнешь первым
— Ни стрелячь! И огольне Зимиевски, ни стрелячь!
Граф Ежи увидел, как колыхнулась рожь, кто-то попытался рискнуть — только попытался — и он, прикрываясь телом генерала, послал туда пулю.
— Я его убью! Убью! Не подходить!
Поляки сгруппировались у кромки поля — но сделать рывок и перебраться к машинах не осмеливались. Из тех, кто был у самих машин, четверо были убиты, кто-то побежал в поле, кто-то — запрыгнул в кузов машины…
Снова ударил пулемет, прочесывая рожь.
— Отпусти. Отпусти и уходи, клянусь честью — пропустим — сказал Змиевский
— Не клянись. Нет у тебя чести. Ты убил отца!
— Кто тебе это сказал? Ты откуда? Тебя послали сюда за мной?
— Замолчи! Молчать!
— Кто это был? Рихтер? Кордава? Замойский? Бережков? Ты не знаешь, что ты делаешь. Они просто сводят счеты, понимаешь? Просто сводят счеты. Тебя послали сюда на смерть.
— Молчать! Молчать, застрелю!
Поручик понял, что надо что-то делать. Нельзя просто так лежать до скончания века, рано или поздно поляки что-то придумают — или просто решатся на отчаянный, чисто польский шаг и попытаются освободить Змиевского
Граф нащупал в кармане веревку — ее. просто удобно свернутую он положило в карман по совету Аслана. Достал, пропустил конец за пояс генеральской формы. Змиевский даже не пытался высвободиться — понимал, что не успеет.
— Зачем тебе это… Ты же поляк… против народа идешь…
— Молчи… Молчи, тварь не тебе говорить про Польшу! У меня граната. Если меня и замордуют — она все равно взорвется, убежать не успеешь. Пошел! Встаешь и остаешься на месте! Ну, пошел тварь!
Сотник тоже решил, что должен что-то делать. Он лежал очень неудобно — так, что не мог видеть происходящее, и что бы видеть, ему надо было повернуться. Но повернуться, не вылезая из-под машины было невозможно, и поэтому он просто решил ползти назад, лежа на спине. Он не мог видеть, куда он ползет — но он хотя бы мог выползти и встать в промежутке между машинами, он хоть небольшой, но был, и встать там можно было.
Так он и пополз, еле протискиваясь под массивными мостами машины. В ногах, там где был этот польский придурок, решивший поиграть в героя, кто-то шевелился, довольно шумно — может быть этот поручик решился выползти из-под машины, может еще что. Но он полз, полз… и увидел, случайно увидел — массивная рама АМО все же позволила увидеть стрелка-снайпера, спрятавшегося там, где должны быть два запасных колеса, между кабиной и грузовой платформой машины… Сотник уже перезарядил пистолет-пулемет, в нем был свежий магазин… а стрелок настолько сосредоточился на возможности подстрелить того, кто захватил в заложники их генерала — собрался стрелять либо поверх кабины либо даже через ее стекла — что не услышал шума у себя под ногами, не увидел высунувшуюся руку со стволом…
— Стой!
Граф Ежи, держа генерала на поводке, осторожно выбирался из-под машины, в каждую минуту ожидая выстрела
— Не поворачиваться! Смотреть в поле!
— Это не я штаб взорвал! Не я, поверь!
— Ты, ты. Ты и Ковальчека убил. Эти — знают?
— Тебе глупость сказали. Они там в штабе зажирели, ничего не делают. Им козел отпущения нужен, вот они тебе и наговорили…
Граф Ежи наконец-то сумел встать. Винтовка — длинная, пусть и со сложенным прикладом — очень мешалась.
— Сейчас вертолет приземлится. Садись и улетай.
Вертолет действительно приближался, было слышно.
— Ты так ничего и не понял, Збаражский. Ты хоть и шляхтич — а все равно мразь. Мне без тебя жизни теперь нет. Знаешь поговорку японскую — бесчестье подобно шраму на дереве, с каждым годом все толще.
— Кретин!
— Нет… Это ты дурак. Но я тебе в одном клянусь… пошел! вот так… стой…пусть тебя судят, я тебя сдам в штаб и пусть тебя судят. Пусть все узнают, какая ты…
Что-то с шумом упало, граф дернул генерала, прикрываясь им — стрелок с автоматом вывалился откуда-то из-за соседней машины, как мешок упал на дорогу и замер.
— Видишь? Убьют дурака…
Под ногами шумно завозились…
— Сотник?
— Не стреляй!
— Здесь вертолет!
— Слышу… Не стреляй…
Сотнику, наконец, удалось вылезти из-под этих проклятых машин. Не все было плохо — у него был пулемет, в котором он сразу сменил магазин, и у них был заложник. Его, правда, пристрелят сразу — заложник был один на двоих.
Поляки сделали то, что пришло им в голову — выстроившись полукругом вокруг машин, они взяли их на прицел. Публика было разношерстная, кто-то в гражданском и с ружьями и карабинами кто-то с автоматами. Но все искупалось численностью — сорок человек, только с этой стороны, значит и с той столько же…
Велехов шагнул в сторону, чтобы прикрыть ноги мощными колесами. Теперь если кто сверху подберется… но он услышит.
— Геликоптер!
В голосе поляка слышалась паника, пусть и скрываемая
— Ты вызвал?
— Нет, это чужой.
Сотник перебежал к третьей в колонне машине, открыл дверь со стороны пассажира. Водитель, с глазами, круглыми от страха целился в него из пистолета.
— Пошел, пан! Беги, стрелять не буду.
Они с паном посмотрели друг другу в глаза, потом пан, не сводя с него ствола, вслепую нащупал ручку двери, открыл ее и вывалился из машины
Вот в этом — и разница между нами и поляками…
Ключ — на месте, ключ поляк оставил, не догадался выдернуть. Захлопнув дверь, сотник повернул ключ, выжал сцепление — и мотор отозвался ровным, глухим гулом…
Сотник подал машину вперед, уперся бампером во впереди стоящую машину, аккуратно нажал на газ — и впереди стоящая машина поползла вперед…
Вот похоже и все… Ловите конский топот…
Ревел мотор, машина ползла вперед, толкая перед собой еще две. Вертолет уже сел метрах в трехстах от колонны…
— Садись! Садись, говорю!
— Вертолет!
Сотник пригибался к рулю, делал все, что возможно, чтобы не стать легкой добычей для снайпера
— Давай в машину!
— Там казаки…
Велехов глянул — и захолонуло сердце. Там и в самом деле были казаки — их выводили из вертолета…
— Садись, пся крев!
Польское ругательство, произнесенное русским казаком, подействовало на молодого графа — он дернулся, схватился рукой за кронштейн зеркала и задом. не поворачиваясь, начал подниматься в машину. И в этот момент громыхнул выстрел! Кто-то все же решился — заскочил в кузов, пока машина двигалась, подкрался и выстрелил по кабине, прорезав брезент тента и целясь наугад по водителю. Но видимо Бог был на стороне казаков в этот день…
