Александр Афанасьев - Мятеж

Александр Афанасьев

 Мятеж

03 июля 2002 года

Варшава, царство Польское

Старо Място

Хвала Иезусу, еще не все общественные кабины были разграблены озверевшим быдлом.

Десять гудков — каждый отдается в груди ударом сердца.

— Стрелец.

Мелодия русского гимна — волнующая, величественная. Только Россия может прекратить все это безумие.

— Слушаю вас, Стрелец.

— Здание штаба Виленского военного округа взорвано, похоже на взрыв на набережной, очень сильный, часть фасада обвалилась, но коробка цела. Здание штаба Варшавского военного округа цело, над ним красно-белый флаг.

В трубке — слышимость отличная — раздается скрип пера по бумаге.

— Принято, дальше.

— На мосту Александра Четвертого — пост ВНОС[1]. Не менее десяти человек, у них приборы наблюдения и как минимум два переносных ЗРК. На основных улицах — бронетранспортеры, боевые машины пехоты, опознавательный знак тот же самый — бело-красный флаг или флажок. Русло над Вислой простреливается, если вертолеты с десантом пойдут там — они попадут под перекрестный огонь. На крышах — посты наблюдения, возможно тоже с ПЗРК, точнее установить не удалось. Больше ничего установить не удалось.

— Принято. В городе есть полиция?

— Если где-то и сопротивляется — то я этого не видел. На улицах есть расстрелянные полицейские машины, повешенные полицейские.

— На улицах много гражданских?

— Достаточно, никто не работает. У многих оружие, раздают спиртное.

— Хорошо. Сообщаю вам пароль — эхо, повторите.

— Эхо[2].

— Верно. Приказываю воспользоваться паролем, если вы столкнетесь с казаками или частями воздушно-десантных войск. Но будьте осторожны, мы не смогли сообщить этот пароль всем.

— Вас понял, эхо.

— Следующий сеанс связи — завтра в одиннадцать ноль-ноль по вашему часовому поясу. До этого момента — приказываю выжить.

— Вас понял.

Полковник кашлянул

— Удачи…

— Удача нужна неудачникам. Нам нужна победа — ответил граф.

Так отвечал обычно на пожелание удачи командир их полка.

Положив трубку на рычаг, он быстрым шагом пошел прочь, свернул во двор, там побежал, побежал в обратную сторону, ища где бы найти хороший наблюдательный пункт. Его он нашел — одна из подъездных дверей старого дома была распахнута настежь, очевидно — после грабежа. Граф крадучись, держа руку на пистолете, вошел в парадное, поднялся на первый этаж — мутное, из цветного стекла остекление выходило на улицу, глянул — и отшатнулся.

Совсем недалеко от телефонной кабины откуда он звонил — стоял большой белый фургон. Когда он подходил звонить — его там не было.

Значит — кто-то все же сохранил порядок в этом хаосе и бардаке. Еще немного — и его бы взяли. Надо быть осторожнее.

В районе Саска Кепа, куда он добрался пешком — граф угнал машину. Это был старый и дряхлый универсал ФИАТ-1500 с глухими боковинами кузова, когда то производившийся здесь по лицензии, настолько старый и дряхлый, что на него никто не обращал внимания. И противоугонки на нем не должно было быть, а если и была — то несложная. Кому нужна такая рухлядь? Какое-то время он шатался рядом, посматривая — не нужна ли кому машина, потом понял — не нужна. У старых машин этого типа была поворотная форточка, на ней был замок, простенький, который приклеивался к стеклу на клею. Чтобы открыть поворотную форточку достаточно было некоторое время греть это место, где с обратной стороны стекла приклеен замок, хотя бы зажигалкой — а потом сильно надавить. Граф так и сделал, просунул руку, дотянулся до замка и открыл дверь. Здесь, на окраине народа было немного, все спешили в центр и на него особо внимания никто не обратил.

Ключи он нашел, как он и ожидал за солнцезащитным козырьком — машина была служебная, принадлежала какой-то фирме, торгующей продуктами. Такие обычно не сильно берегут, страхуют от угона и все.

Двигатель завелся сразу.

Хоть он и мало имел опыта в таких делах — он все равно сделал то, что и нужно было сделать. Пистолет он передвинул на живот, заткнув за ремень, чтобы можно было выхватить и сразу стрелять. Автомат со снятым предохранителем — здесь он маленький и менее удобен, чем у Калашникова, хотя богемский автомат скопирован с него — он положил себе на колени так, что ствол опирался на опущенное почти до предела боковое стекло. Левую руку он положил на руль поверх ствола — немного неудобно, но зато она не дает стволу соскользнуть — и если придется стрелять — рука зафиксирует ствол автомата, сделав стрельбу относительно точной. В таком виде — а так ныне в Варшаве многие ездили — он выехал к своему поместью.

ФИАТ он остановил, когда до поместья было километра три, свернул с дороги и немного отъехал, чтобы незаметно было. Тут была лесополоса, потом поле — а потом начинался парк, он был большим и отец запретил его вырубать, чтобы что-то посадить. Парк при их усадьбе был площадью несколько гектаров и там росли грибы.

Перед тем как уйти — он сунулся ради интереса в багажное отделение машины, и с удивлением обнаружил там кондитерские изделия. Машина видимо принадлежала фирме, которая торговала сделанными вручную пирожными и тортами на заказ и с доставкой их заказчикам. Нормально поесть в последнее время ему никак не удавалось, кусок булки не еда да и это тоже… ладно. Он с подозрением принюхался, мазнул пальцем — вроде как не испортились еще. Следующие двадцать минут граф занимался тем, что набивал желудок — военные никогда не отказываются от съестного, потому что черт его знает, когда возможность поесть представится еще. Он съел несколько пирожных с яичным кремом и больше половины торта, предназначенного для какого-то именинника — только тогда почувствовал себя насытившимся. Жаль — но торт это такая вещь, что с собой его взять… затруднительно, но может, придется еще сюда вернуться. С этой мыслью граф тщательно закрыл и запер машину — и бодро пошел лесополосой, не выглядывая ни в поле, ни на дорогу.

Лесополоса была польской, даже европейской — чистенькой, не такой как в России. Все дело в том, что в Европе топят собираемым валежником — а в России просто рубят деревья на дрова, валежник же никто не убирает. Почти сразу на пути ему попалась лиса — лис здесь было много, они были сытыми и наглыми, потому что выходили питаться к дороге выброшенными объедками и еще умудрялись открывать крышки и растаскивать мусорные контейнеры, тоже ища съестное. Увидев человека и учуяв металлический аромат оружия и оружейной смазки — лиса фыркнула с досады и неспешно потрусила прочь. Переждет, отлежится в поле — и опять к дороге выйдет.

Лиса-лисичка, лиса — сестричка.

Этому тоже учил его старый Бронислав, он хоть и был охотником и егерем — но он учил молодого графа любить природу и не разорять ничего без необходимости, будь то муравейник в лесу, птичье гнездо или целая страна, где ты живешь. Жаль, что на каждого в детстве не нашлось своего Бронислава.

Лесополоса перешла в парк — и это было заметно, деревья одного роста, посаженные по линейке, уступили место столетним великанам и молодой подрости. За парком никто не ухаживал, у Бронислава и двоих других слуг хватало сил только на парк перед домом — и парк превратился в лес, росший, как ему вздумается.

С графом Ежи Комаровским в этом лесу не стоило связываться. Даже очень подготовленный человек скорее всего проиграл бы схватку — потому что граф считай, вырос в этом лесу, на летних каникулах он жил в нем, знал все его тайные тропы и всех его жителей. А другие люди, кроме Бронислава — были в этом лесу чужими.

Первого он обнаружил на самом краю леса, тот отошел облегчиться. Граф его никогда не видел — здоровый дурномясый детина, но повязка на рукаве сказала ему все, что он хотел знать.

Прислонив винтовку к дереву, детина снял штаны и присел. Облегчился, подтерся лопухом, протянул руку за винтовкой — а винтовки уже не было. Обернулся, еще толком не застегнув штаны — и получил страшный удар по голове, отчего свалился прямо в наделанную им кучу.

Старая не дышать, граф наскоро обыскал его, пистолета не было, но было целых два ножа, оба складных и по виду новых, небольшой светодиодный фонарь, тоже новый, запасная обойма для винтовки и несколько пачек хороших целевых патронов. Конечно же богемские Селье и Бело, другого ждать глупо. Покончив с обыском, граф отпорол с его штанов достаточной длины и ширины полосу ткани и связал не пришедшему в себя детине руки. Потом оторвал еще одну полосу — и связал ноги. Третьей полосой он завязал ему рот — скверно — но и так сойдет. Потом он, поднапрягшись, перекатил здоровенную тушу в сторону — все таки человек и лежать ему в дерьме не стоит.